Мировая холодная война - Уткин Анатолий Иванович - Страница 32

В конце мая 1944 г. английский посол Галифакс выдвинул перед госсекретарем Хэллом предложение: англичане постараются договориться с русскими по поводу раздела сфер влияния на Балканах. Галифакс сообщал, что Лондону желательно обеспечить преобладание в Греции за счет предоставления СССР «свободы рук» там, где Запад все равно не имел рычагов влияния — в Румынии. Хэлл был против договоренностей, которые ставили под вопрос «универсальный» характер приложения американской мощи к послевоенному миру. Черчилль постарался смягчить «суровый реализм» предлагаемой англичанами сделки. Речь, мол, идет лишь о сугубо временном соглашении. Но Рузвельту, во-первых, не нравились сделки, в которых ему отводилась роль свидетеля, а, во-вторых (и это в данном случае главное), он не желал преждевременного дробления мира на зоны влияния. Экономическое и военное могущество Америки обещало гораздо большее. Рузвельт ответил Черчиллю, что понимает его мотивы, но боится, что «временный» раздел может превратиться на Балканах в «постоянный». Защищая свою позицию, Черчилль начал убеждать Рузвельта в том, что данная сделка безусловно выгодна Западу. Ведь западные союзники все равно никак не могут воздействовать на внутреннюю ситуацию в Румынии. Получить же Грецию как гарантированную зону своего влияния означало бы обеспечить себе надежный плацдарм на Балканах. С определенной «неохотой» Рузвельт написал Черчиллю, что такое соглашение можно было бы заключить, но лишь на трехмесячный срок, «давая при этом ясно понять, что речь не идет об установлении каких-либо послевоенных зон влияния».

Весной 1944 г. еще более отчетливо обозначились различия в английском и американском подходе к Югославии. Черчилль решил опереться на силы, находящиеся под командованием Тито. И он был буквально взбешен, узнав, что американцы именно в этот момент — в начале апреля 1944 г. начали помогать сопернику Тито — Михайловичу. 6 апреля Черчилль послал телеграмму Рузвельту, в которой говорилось, что действия американцев «повсюду на Балканах прямо противоположны действиям Британии». Это было тяжелое время для Черчилля, он не мог найти необходимый баланс в отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. С американцами зрели противоречия на Балканах. СССР Черчилль косвенно ожесточил тем, что в месяцы, предшествовавшие высадке в Нормандии, заостренно поставил проблему лояльности коммунистов и сочувствующих им, занимающих правительственные должности. Накануне высадки в Бретани отношения Черчилля и Сталина приобрели особую напряженность. 4 мая 1944 г. Черчилль записал: «Очевидно, что мы приближаемся к окончательному выяснению отношений с русскими, к выяснению сущности их коммунистических интриг в Италии, Югославии и Греции». Дело зашло так далеко, что премьер-министр предложил кабинету рассмотреть возможность отзыва британского посла из Москвы «для консультаций». Американцы в это время уже отозвали своего посла Гарримана. «Я не думаю, — писал Черчилль, — что русским понравится ситуация, когда в Москве не будет ни британского, ни американского посла». У него было немало оснований для пессимистических оценок будущего. В начале мая 1944 г. он делится своими страхами с Иденом: «Я боюсь, что в мире зарождается новая опасность. Русские опьянены победой и нет тех препятствий, нет тех пределов, до которых они не могли бы дойти. Правда, на этот раз мы и американцы будем хорошо вооружены». Со времени высадки в Нормандии (6 июня 1944 г.) начинается прискорбный для Черчилля процесс ослабления союзнической значимости Британии в коалиции. И стратегически и политически американское влияние на Западе становится преобладающим. Именно в это время Черчилль, подчиняясь чувству реализма, назвал себя «лейтенантом» Рузвельта. Заметим, что Черчилль охарактеризовал себя так будучи в пике формы, демонстрируя чудеса продуктивности, жизненной силы, неутомимости, быстроты решений, полностью владея военной и дипломатической машиной страны. В 1940 г. он был независимым лидером своей странны. К 1943 г. он был одним из трех равных, а после 1944 г. — младшим партнером в коалиции.13 сентября 1944 г. на первом пленарном заседании «Октагона» (так он назвал вторую конференцию в Квебеке) Черчилль поставил вопрос о «сдерживании» СССР в Европе в практическую плоскость. Он указал Рузвельту на «опасное распространение русского влияния» на Балканах. Обстоятельства капитуляция Румынии и Болгарии делали постановку этого вопроса безотлагательной. Следовало усилить давление на немцев в Италии, выйти к Триесту и Фиуме с дальним прицелом в Вену. Рузвельт с пониманием слушал Черчилля. Принимая австрийского эрцгерцога Отто, он сказал: «Нашей главной задачей становится не допустить коммунистов в Венгрию и Австрию». Рузвельт одобрил план Черчилля дислоцировать английские войска в Греции. Официальная стенограмма конференции зафиксировала его аргументы в пользу того, чтобы «достичь Вены как можно быстрее и самым легким путем. Если это окажется невозможным, нам все же следует укрепиться в Истрии и мы должны оккупировать Триест и Фиуме. Движение правого фланга союзнических войск в Европе могло бы хотя бы в некоторой мере блокировать расширение зоны влияния русских на Балканах». Рузвельт подписал инструкцию, предписывающую генералу Г. Вильсону, в случае неожиданного краха Германии, оккупировать четырьмя дивизиями Австрию. Рузвельт и Черчилль не скрывали, что их действия несут политическую нагрузку. В Лондон Черчилль направляет телеграмму, что с радостью воспринял реакцию американцев, которые, как оказалось, также готовы начать движение в направлении Вены, если война будет продолжаться достаточно долго. «Я испытал облегчение, встретив со стороны американцев понимание наших идей». Думая о будущем взаимоотношений с Советским Союзом на этапе, когда стало ясно, что Советская Армия выигрывает войну,

Черчилль почти что колебался между надеждой и отчаянием. Периодически его речи звучали весьма оптимистически. Так, выступая перед палатой общин 24 мая 1944 г., он сказал:

«Глубокие перемены произошли в Советской России. Троцкистская форма коммунизма полностью выметена из страны. Победа русских армий приведет к гигантскому укреплению мощи русского государства и несомненному расширению его кругозора. Религиозная сторона русской жизни теперь переживает удивительное возрождение».

Согласие Молотова на предоставление Франции западной сфере влияния, конечное американо-английское согласие на «итальянскую формулу» в Румынии, растущее американское влияние на Дальнем Востоке, фактическое образование западноевропейского блока создавало новую международную обстановку. Не следовало упускать «вожжи истории» — и Черчилль был самым быстрым среди тех, кто видел мировые перемены. Более всего с весны 1944 г. его мучило укрепление левых сил в Греции и Италии. Что будет с Балканами, и, главное, какие силы заполнят вакуум в Германии? Черчилль делится самыми сокровенными мыслями с врачем Мораном.В мае 1944 г. английское руководство обсуждало проблемы взаимоотношений с СССР в беседах с новым советским послом в Лондоне Ф. Т. Гусевым. Впервые вопрос был поставлен quid pro quo: согласиться ли Россия не посягать на британские интересы в Греции, если Британия признает зоной предпочтительных интересов Румынию? Русский ответ последовал 18 мая и он был положительным. Гусев спросил только Идена, достигнута ли у англичан договоренность по этому поводу с американцами? Для англичан это был непростой вопрос.Тем не менее британская дипломатия должна была смотреть реальности в глаза — Советская армия выходила на Балканы. 8 июня Лондон помянул в своих дискуссиях Болгарию и Югославию. Британцы не могли согласиться с «отсутствующей» дипломатией Вашингтона. Британский посол в Вашингтоне лорд Галифакс, рискуя многим, позволил себе напомнить государственному секретарю Хэллу, что «мы следуем за руководящей линией Соединенных Штатов в Южной Америке так далеко, насколько это только возможно». Он желает остановить большевизм. Он желает проделать эксперимент. Рузвельт ответил Черчиллю согласием только тогда, когда тот обозначил свой эксперимент строгими временными рамками — три л Черчиллю согласием только тогда, когда тот обозначил свой эксперимент строгими временными рамками — три месяца.