Платформа - Уэльбек Мишель - Страница 17

10

Перешеек Кра – узкая гористая полоска земли, отделяющая Сиамский залив от Андаманского моря, – в северной части рассечен границей между Таиландом и Бирмой. На широте Ранонга – на самом юге Бир­мы – он сужается до двадцати двух километров; затем постепенно рас­ширяется, образуя полуостров Малакка.

Из сотен островов Андаманского моря только несколько обитаемы, причем ни один из тех, что входят в состав Бирмы, не используется в ту­ристических целях. Напротив, принадлежащие Таиланду острова бухты Пхангнга приносят стране 43 процента ежегодного дохода от туризма. Самый большой из них – Пхукет; курорты начали развиваться здесь с се­редины 80-х годов с использованием преимущественно китайского и французского капитала (компания «Аврора» с самого начала считала Юго-Восточную Азию ключевым направлением своей экспансии). В гла­ве, посвященной Пхукету, «бродяги» достигают вершин ненависти, пош­лого снобизма и агрессивного мазохизма.

«Иные считают, что остров Пхукет на взлете, – заявляют авторы для начала, – мы же полагаем, что он тонет».

«И все же нам не обойти стороной эту жемчужину Индийского океа­на, – продолжают они. – Еще несколько лет назад мы и сами превозно­сили остров: солнце, сказочные пляжи, не жизнь, а мечта. Рискуя внести сумбур в эту ладную симфонию, признаемся: мы Пхукет разлюбили! Патонг-Бич, его самый знаменитый пляж, одет бетоном. Среди клиентов все больше мужчин, растет число баров с проститутками, улыбки поку­паются. Что касается бунгало для туристов, то их обновили с помощью бульдозера и поставили на их месте отели для одиноких пузатых евро­пейцев».

Нам предстояло провести на Патонг-Бич две ночи; в автобус я садил­ся исполненный надежд, вполне готовый сыграть роль одинокого пуза­того европейца. А завершалось наше путешествие тремя свободными днями на Кох Пхи Пхи – острове, традиционно называемом райским.

«Что говорить о Кох Пхи Пхи? – сокрушались авторы путеводителя. – Это все равно что вспоминать о поруганной любви… Хочется сказать что-нибудь хорошее, но ком подступает к горлу».

Иным мазохистам не­достаточно того, что они сами несчастны, им надо отравить жизнь дру­гим. Проехав километров тридцать, автобус остановился для заправки, и я вышвырнул «Рутар» в помойку на бензоколонке. Типичный западный мазохизм, сказал я себе. Еще километра через два я понял, что теперь мне действительно нечего читать; оставшуюся часть пути придется пре­одолевать, не имея перед собой защитного экрана в виде печатной про­дукции. Я огляделся, сердце мое учащенно забилось, внешний мир слов­но бы приблизился ко мне. Валери, сидевшая через проход, опустила спинку кресла и полулежа не то мечтала, не то спала, отвернув лицо к ок­ну. Я попробовал последовать ее примеру. За окном проплывали пейзажи с разнообразной растительностью. Делать нечего, я попросил у Рене его путеводитель «Мишлен»; таким образом я узнал, что плантации ге­веи и латекса играют ведущую роль в экономике региона: Таиланд зани­мает третье место в мире по производству каучука. Стало быть, расти­тельность эта идет на изготовление презервативов и шин; человеческая находчивость заслуживает уважения. Можно людей за многое не лю­бить, но одного у них не отнять: мы имеем дело с весьма изобретательным млекопитающим.

После того ужина на реке Квай разделение группы по столам заверши­лось. Валери присоединилась, как она сама выражалась, к лагерю «обы­вателей», Жозиана сошлась с натуропатами, у них обнаружились общие интересы, в частности приверженность медитации. За завтраком я смог, таким образом, наблюдать издали настоящее состязание в безмятеж­ности духа между Альбером и Жозианой. Экологи не сводили с них лю­бознательных глаз – в той дыре, где они жили во Франш-Конте, им, ра­зумеется, многие из медитативных тонкостей были недоступны. А Бабетт и Леа, хоть и столичные штучки, ничего, кроме «супер», сказать не могли: безмятежность – не то, о чем они мечтали в жизни. В целом там подобрался уравновешенный коллектив с двумя естественными лиде­рами противоположного пола, способными к активному сотрудничеству. У нас все складывалось не так удачно. Жозетт и Рене постоянно коммен­тировали меню, здешняя пища им пришлась по вкусу, Жозетт намерева­лась даже взять на вооружение несколько рецептов. Еще они критикова­ли соседний стол, подозревая сидящих за ним в претенциозности и позерстве; этим разговоры и ограничивались, и я, как правило, с нетер­пением ждал десерта.

Я возвратил Рене путеводитель «Мишлен», до Пхукета оставалось ехать четыре часа. Купив в баре бутылку «Меконга», я все четыре часа боролся с чувством стыда, не позволявшим мне достать бутылку из сум­ки и спокойно надраться; победил стыд. У входа в отель нас встречал транспарант: «Привет пожарникам Шазе». «Надо же… – обрадовалась Жозетт, – твоя сестра как раз живет в Шазе». Рене этого не помнил. «Ну как же…» – настаивала она. Забирая ключ от комнаты, я еще услышал, как она сказала: «Поездка по перешейку Кра – это потерянный день», и, увы, была права. Я плюхнулся на широченную кровать и налил себе пол­ный стакан «Меконга», затем другой.

Проснулся я с чудовищной головной болью и долго блевал над уни­тазом. Было пять часов утра: к девочкам идти поздно, к завтраку рано. В ящике тумбочки я обнаружил Библию на английском и книгу про учение Будды.

«Because of their ignorance, – прочитал я, – people are always thinking wrong thoughts and always losing the right viewpoint and, clinging to their egos, they take wrong actions. As a result, they become attached to a delusive existence».

Я не был уверен, что понимаю все, но последняя фраза великолепно иллюстрировала мое состояние; от этого мне сдела­лось полегче, и я спокойно дождался завтрака. За соседним столом сиде­ла группа американских негров гигантского роста – ни дать ни взять ба­скетбольная команда. Чуть дальше расположились китайцы из Гонконга; их характерная черта – неопрятность, трудно переносимая даже европейцами, а тайских официантов и вовсе повергающая в ужас, который и многолетняя привычка не смогла изгладить. В отличие от таиланд­цев – придирчивых до педантизма чистюль, китайцы едят жадно, хохо­чут с набитым ртом, разбрызгивая слюну и частицы пищи, плюют на пол, сморкаются в пальцы, словом, ведут себя как свиньи. Заметим, что свиньи эти весьма многочисленны.

Погуляв всего несколько минут по улицам Патонг-Бич, я убедился, что здесь, на участке побережья протяженностью в два километра, пред­ставлены все разновидности туристов из цивилизованного мира. На от­резке в десять метров я встретил японцев, итальянцев, немцев, амери­канцев, не говоря уже о скандинавах и богатых латиноамериканцах. Как сказала мне девушка в турагентстве, «все мы одинаковы, всех тянет к солнцу». Я повел себя как образцовый средний клиент: взял напрокат мягкий шезлонг и зонтик от солнца, выпил несколько баночек «спрай­та», окунулся. Море встретило меня ласково. Часам к пяти я вернулся в гостиницу, умеренно удовлетворенный свободным днем и полный реши­мости достигнуть большего. I was attached to a delusive existence [10]. Остава­лись еще бары с девочками; прежде чем направиться в соответствую­щий квартал, я прошелся вдоль ресторанов. Возле «Royal Savoey Seafood» заметил американскую парочку, с преувеличенным вниманием разгля­дывавшую омара. «Двое млекопитающих созерцают ракообразное», –подумал я. К ним, расплываясь в улыбке, подскочил официант – вероят­но, желал похвалить свежесть морепродукта. «Трое», – машинально про­должил я. По улице текла и текла толпа: семьи, парочки и такие же, как я, одиночки; все они выглядели исключительно невинно.

9

В силу своего невежества люди обычно мыслят неверно, не находят правильной точки зрения и, цепляясь за свое "я", совершают неверные поступки. В результате они привязаны к иллюзорному бытию (англ.)

10

Я был привязан к иллюзорному бытию (англ.)