Золотое кольцо всадника - Валтари Мика Тойми - Страница 46

Я по своему собственному опыту знаю, что богач всегда стремиться стать еще и еще богаче. Может, это звучит странно, но радость обладания состоянием становится неполной, если ты не знаешь, как его приумножить. Ты думаешь только об этом, и любые препятствия на пути к золоту вызывают твою ненависть.

Дела на финансовом рынке шли из рук вон плохо, цены все росли и росли, и товары подорожали куда больше, чем на те двадцать процентов, на которые Нерон уменьшил стоимость денег. Император издавал указ за указом, пытаясь обуздать цены и наказать ростовщиков, но в результате хорошие вещи попросту пропали из лавок. Скоро людям оказались не по карману зелень, мясо, чечевица и рыба, и они вынуждены были ехать в деревни или обращаться к торговцам, которые, несмотря на запрещение властей, в сумерках ходили от дома к дому с корзинами, наполненными снедью, и продавали их хотя и дорого, но все же дешевле, чем на рынках.

При этом настоящей нехватки продуктов и товаров не было. Просто из-за очень низких цен никто не хотел ничем торговать, и лавочники предпочитали либо бездельничать, сидя за прилавком, либо вешать на дверь замок. Если же кому-то позарез нужны были новые сандалии или новая туника, или хотя бы пряжка для нее, то он долго умолял продавца достать ту или иную вещь с полки, обещая заплатить за нее настоящую, а не установленную законом Цену.

Все выглядело так удручающе, что, едва распространилась весть о нескольких решительных всадниках, готовых силой захватить власть и свергнуть Нерона, как многие поддержали их намерение и огорчались лишь тому, что заговорщики медлят, ибо никак не могут отыскать человека, способного стать императором. В сторонниках Пизона видели спасителей Рима и потому спешили присоединиться к нему. Даже ближайшие друзья цезаря считали, что будет разумнее поддержать заговор, так как казалось совершенно очевидным, что дни Нерона сочтены — настолько широко распространилось недовольство им как в Риме, так и в провинциях; к тому же многие уверяли, будто у Пизона хватит денег для подкупа преторианцев.

Фений Руф, по-прежнему отвечавший за государственные зернохранилища и к тому же исполнявший обязанности второго префекта претории, так как на это место никак не находился другой достойный гражданин, не колеблясь присоединился к заговору. Из-за резкого удешевления зерна он потерпел значительные убытки и много задолжал.

Нерон отказался возмещать разницу между настоящей и неприлично заниженной ценой на зерно, и от этого с нами перестали торговать богатые египтяне, а многие римские землевладельцы предпочитали вообще не засевать свои поля или же зарывать урожай в землю — лишь бы не продавать его по дешевке.

Почти все командиры преторианцев последовали примеру Руфа и тоже поддержали заговорщиков. И их можно было понять. Солдатам платили жалованье новыми деньгами, и прибавки к нему они не получили. Заговорщики были настолько уверены в успехе, что решили не обращаться за помощью к провинциям и не искать там себе союзников. Они полагали, что для осуществления их замысла достанет сил в самом Риме, и это обидело многих влиятельных людей в других городах.

Я считаю, главной их ошибкой стал отказ от помощи легионов, которую они наверняка бы получили и в Германии, и в Британии. Правда, на Востоке у них ничего бы не вышло, потому что Корбулон с головой окунулся в перипетии парфянской войны; кроме того, он был напрочь лишен политических амбиций и скорее всего вообще не подозревал о готовящемся свержении цезаря.

Мои дела находились в полном порядке, и, возможно, именно поэтому меня, откровенно говоря, мало заботили нужды народа. Кроме того, я был охвачен весенним томлением. Мне исполнилось тогда тридцать пять лет, и я больше не интересовался молоденькими девушками, хотя и не без удовольствия вспоминал свои прошлые победы. Я достиг того возраста, когда мужчина, созревший для истинной страсти, хочет обрести подругу, которая подходила бы ему и по возрасту, и по опытности, и по общественному положению.

Даже сейчас я не могу писать об этих вещах подробно и откровенно. Скажу только, что с некоторых пор я, избегая привлекать ненужное внимание, зачастил к Антонии. У нас с ней всегда находилось что обсудить, и иногда мне удавалось покинуть ее уютный дом на Палатине лишь с наступлением рассвета. Она была дочерью Клавдия, и, следовательно, в ее жилах текло немало дурной крови Марка Антония. А кроме того, со стороны матери она была из рода Элиев. (Ее мать приходилась Сеяну сводной сестрой.) Вот все пояснения, какие я считаю нужным дать, и, как мне кажется, умному достаточно.

Твоя мать, конечно, тоже была дочерью Клавдия, но, родив тебя, она заметно успокоилась и умиротворилась. Не забывай также о тех испытаниях, которые выпали на ее долю. В общем, я давно уже не делил с нею ложе и даже начал сомневаться в своих мужских способностях. К счастью, Антония быстро избавила меня от этих сомнений.

Как-то на заре, когда птицы только-только начали петь, а цветы в роскошном саду Антонии, уже полностью залечившем раны от пожара, подняли головки к небу и раскрыли лепестки, я впервые услышал от своей прекрасной возлюбленной о заговоре Пизона. Уставшие от ласк и объятий, мы стояли с ней рука об руку у изящной белой колоннады, и я никак не мог заставить себя уйти домой, хотя наше прощание длилось уже третий час.

— Минуций, дорогой… — сказала Антония.

Я не уверен, что сумею в точности повторить ее слова, но смысл их я помню. Неудобно писать об этом, но, с другой стороны, ты уже знаешь достаточно о моей семейной жизни с Сабиной, так что у тебя нет оснований сомневаться в многочисленных добродетелях твоего отца.

— Дорогой, — повторила Антония. — Еще ни один мужчина не был так нежен со мной и не обнимал меня так крепко, как ты. Я очень, очень люблю тебя и буду любить всегда, вечно. Мне хотелось бы не расставаться с тобой и после смерти, чтобы вместе бродить тенями по Елисейским полям.

— Почему ты вдруг заговорила об этом? — спросил я, еще теснее прижимая ее к себе. — Мы же так счастливы сейчас. Мне кажется, я никогда еще не был так доволен жизнью. Давай не заглядывать вперед и не думать о Хароне, хотя, признаться, мне бы хотелось, умерев, держать во рту золотую монету, чтобы плата за перевоз через Стикс была достойна любимого такой красавицы, как ты.

Антония сжала мою руку своими тонкими пальцами.

— Минуций, — прошептала она. — Я не могу и не хочу ничего скрывать от тебя. Не знаю, кто из нас двоих ближе к смерти, ты или я. Время Нерона истекает, и я боюсь, как бы ты не погиб вместе с ним.

Я был ошеломлен ее словами, она же, не обращая внимания на мое состояние, неторопливо поведала мне о заговоре и его главарях и добавила, что пообещала Пизону отправиться с ним после смерти Нерона в стан преторианцев. Антония надеялась уговорить ветеранов поддержать нового императора. В подкрепление своих слов она намеревалась дать им немало золота, которое всегда убеждает лучше, чем самые пламенные призывы, даже если они исходят от дочери Клавдия, благороднейшей римской патрицианки.

— Но я страшусь не столько за себя, сколько за тебя, любимый, — добавила Антония. — Ибо все знают, что ты — один из ближайших друзей Нерона. К сожалению, ты не завел полезных связей, чтобы обезопасить свое будущее, а ведь после свержения тирана народ несомненно потребует крови его приспешников. Интересы государства заставят поступиться несколькими жизнями, и я не исключаю, что тебя осудят и казнят, или же, что еще хуже, ты будешь растоптан на Форуме толпой, послушной людям Пизона, как раз тогда, когда мы с ним направимся в лагерь преторианцев.

Видя, что я оцепенел от страха и волнения, Антония нетерпеливо топнула своей хорошенькой ножкой.

— Тебе стоит серьезно подумать и немедленно определиться! — воскликнула она. — В заговоре замешано столько людей, а недовольство Нероном так велико, что план можно привести в действие в любой день. Ради собственного благополучия все сейчас торопятся поддержать Пизона. Давным-давно решено, где, как и когда Нерон будет убит. Некоторые из его лучших друзей уже влились в наши ряды и принесли клятву. Я могу назвать тебе имена Сенеки, Петрония и Лукана. Мизенский флот[44] с нами. Эпихарида, о которой ты наверняка слышал, соблазнила Волузия Прокула, подобно Октавии, пытавшейся в свое время соблазнить Аникета.

44

1Мизенский флот — в Мизенах, в предгорьях Апеннин на кампанийском побережье, при Августе под руководством Агриппы была создана мощная морская база флота Тирренского моря; сохранились остатки огромного водохранилища.