Фея - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 23

Робин вывернула шею, обращая лицо к потоку ветра. Нокс уже казался заметно ближе. Но теперь на глаза попалось что-то еще, в самом верху.

Наконец, Робин поняла. Это же тросы Реи. Они крепились на островах в Полночном море и возносились вертикально вверх, пока не сплетались в грандиозную косичку у основания спицы.

Она должна, должна их увидеть. Тросы были прямо перед ней, приближаясь с каждой секундой.

— О Великая Матерь, услышь меня! — Робин кое-как пробормотала первое предсмертное заклинание, не в силах отвести глаз от того, что казалось несущейся ей навстречу мрачной стеной. Еще казалось — трос вращается будто барбарисовый шест, но так было из-за ее стремительного продвижения мимо витых жил.

Целая минута потребовалась Робин, чтобы пронестись мимо тросов. При самом ближайшем приближении она даже прижала руку к правому боку, боясь задеть трос — хотя на самом деле он наверняка был значительно дальше. Пролетев мимо, она снова выгнулась в воздухе и наблюдала, как проклятая штуковина от нее удаляется.

Один час казался не слишком большим сроком. Хотя, конечно, никакой человек оставаться столько времени в абсолютном ужасе наверняка не сможет. Робин подумала, может быть, с ней что-то не так — ибо страха она больше не испытывала. Еще до приближения к тросам, она почувствовала какой-то странный покой, который ее окутывает, и страшно обрадовалась. Есть сладостное умиротворение, когда знаешь, что смерть уже точно придет, что она будет быстрой и безболезненной. Когда понимаешь, что ничего уже не остаться, кроме как, хватаясь за воздух и обливаясь холодным потом, на все лады проклинать судьбу.

Вечно полет длиться не мог. Но почему бы ему не продлиться хотя бы еще минут двадцать?

Робин скользила взад и вперед по колее меж страхом и обреченностью. Знания, что ничего не можешь поделать, всегда недостаточно. Робин хотела жить, но жизнь ей не светила — и не было у нее слов, чтобы выразить всю свою скорбь от этого тягостного понимания.

Религия ее была не из тех, где веруют в отклик Бога на молитву. В таком смысле в Ковене вообще не молились. Там ничего не просили. Там что-то могли потребовать — к примеру, особое положение в жизни последующей — но в жизни нынешней ты оказывался предоставлен самому по себе. Великая Матерь не собиралась вмешиваться в чью-либо судьбу, и Робин даже в голову не приходило ее об этом попросить. Но сейчас ей хотелось, страшно хотелось, чтобы все-таки было что-то, к чему можно обратиться за помощью, — какая-то добрая действенная сила в этой дикой беспредельности.

А потом она подумала — не этого ли самого добивается проклятая Гея? После первого страшного потрясения от этой мысли Робин не слишком удивилась своему подозрению, что Гея провернула это грязное дельце. Все вполне соответствовало тому бреду, который она у себя в ступице несла. Но теперь Робин задумалась, зачем Гее это понадобилось, — и мигом нашла единственно верную причину. Конечно же — устрашить Робин и во что бы то ни стало заставить ее признать Гею своим Господом.

Если это верно, следовательно, Гея может что-то сделать. Робин дико завопила. Путем какой-то духовной трансмутации страх ее обратился в гнев столь всепоглощающий, что затряс ее куда сильнее лютых ветров.

— Никогда! — орала она. — Никогда, никогда, никогда! Ах ты, зараза чертова! Жопа на ножках! Извращенка вонючая! Погоди, мы еще встретимся! Я тебя выпотрошу и забью глотку твоими же смердящими кишками, набью твое брюхо угольями! Насажу тебя на вертел и буду вечно поджаривать твои сволочные бока! Я тебя проклинаю! Услышь меня, о Великая Матерь! Услышь меня и отметь мое рвение! Клянусь посвятить мою тень вечной пытке грязной твари по имени Гея!

— Очень мило с твоей стороны.

— Сука, это еще только цветочки! Я…

И тут она посмотрела себе под ноги. Буквально в метре под ними виднелась ухмыляющаяся физиономия. С этого угла больше почти ничего видно не было. Только плечи, поразительная выпуклость груди — и сложенные за спиной крылья.

— Ты очень спокойно все переносила.

— А почему бы и нет? — спросила Робин. — Я считала, что все прикинула верно. И до сих пор, между прочим, так считаю. Так ты клянешься — тем, что считаешь для себя святым, — что тебя послала не Гея.

— Клянусь Стальной Эскадрильей! Вообще-то Гее известно, что она не бросила тебя на верную смерть, но в данном случае она ни при чем. Я делаю это сам, по собственной воле.

— По-моему, минут через пять я славно долбанусь об стену.

— А вот и нет. Основание спицы расширяется, наподобие колокола, разве ты забыла? Ты прекрасно пролетишь дальше — и под углом в шестьдесят градусов будешь падать над Восточным Гиперионом.

— Если ты пытаешься меня подбодрить… — Но слова ангела произвели эффект. Как выяснилось, первоначальный расчет Робин в пятьдесят восемь минут оказался точен. А вот ее цифра для конечной скорости полета оказалась слишком низкой, ибо падать ей придется дольше. Она стала гадать, чем может помочь ей ангел.

— Верно, вытащить я тебя не смогу, — сказал он. — Но будь я неладен, ты меня просто изумляешь. Я видел всевозможные людские реакции. Чаще всего мне говорят, что я должен делать, — если вообще к тому времени сохраняют здравый рассудок.

— Я в здравом рассудке. Может, стоит начать? А то вдруг времени не хватит.

— Время тут ни при чем, сама знаешь. В смысле, еще рано. Я смогу тебе помочь только, когда мы приблизимся к земле, — да и то лишь слегка тебя замедлю. А до тех пор можешь расслабиться. Хотя, пожалуй, мои советы излишни.

Робин не знала, что ему сказать. Она уже была на грани истерики.

Единственный способ справиться с этим, решила она, это прикидываться, что ты спокоен. Если сможешь притворяться так хорошо, что обманешь кого-то другого, то, быть может, обманешь и самого себя.

Ангел падал теперь прямо перед Робин. И, пока она его разглядывала, в голову ей пришли две мысли. Во-первых, он входил в число встреченных ею в жизни, быть может, пяти человек, которые были еще ниже ростом, чем она сама; а во-вторых, она искала и не находила никакой причины, чтобы считать его мужчиной. Интересно, почему же она с самого начала так решила? Никаких наружных половых органов у ангела не было; между ног у него был лишь клочок переливающихся зеленоватых перьев. Должно быть, дело было в его жилистости. За краткое время пребывания на Гее Робин привыкла связывать с мужчинами некоторую угловатость. Ангел же казался целиком составлен из костей и жил, покрытых равным количеством безволосой коричневой кожи и разноцветных перьев.