Александр Невский - Васильев Борис Львович - Страница 34

— Говорят, что без разрешения начальника отпустить не могут, — пояснил Чогдар.

Ярун промолчал. Он полностью доверял своему побратиму, понимая, что в создавшемся положении Чогдару удобнее вести переговоры, но был встревожен. В конце концов не выдержал:

— Неужто набег?

— Сказали, что посланы переписывать мужское население.

— Опять ясак?

— Хуже. Для пополнения армии.

Наконец прибыли на берег реки, где горели костры, паслись рассёдланные кони и стояла юрта. Воины, сидевшие у костров, особого внимания на них не обратили, а доставивший их командир разъезда, спешившись, прошёл в юрту А они продолжали сидеть в сёдлах, пока из юрты не появился все тот же командир и что-то крикнул.

— В юрту зовёт, — сказал Чогдар, спешиваясь.

Прошли в юрту. Сидевший в ней худощавый татарин чиновничьего вида строго нахмурился и что-то сказал. Командир разъезда, сложив на груди руки, что-то виновато забормотал, и тут вдруг Чогдар, отстранив его, шагнул к чиновнику, закричав гневно и грозно. Чиновник мгновенно вскочил, виновато залопотал, кланяясь в пояс. Чогдар указал ему место у порога, чиновник тотчас же просеменил туда, а Чогдар спокойно уселся на его войлок.

— Садись рядом, анда. Он посмел сказать мне, монголу, что я должен встать перед ним на колени.

Все сразу же прояснилось, Чогдар и Ярун вдруг сделались высокочтимыми почётными гостями. Им, кланяясь в пояс, подносил кумыс сам тощий чиновник, а его воины уже разделывали барашка.

— Он прибыл переписывать всех мужчин, годных для войны, — сказал Чогдар. — Это плохо, потому что призванных бросают в наступление, первыми.

— Надо доложить об этом князю Ярославу.

— Надо соблюдать обычаи, — важно сказал Чогдар. — Они устраивают пир в нашу честь.

Пировали три дня: степные обычаи были строгими, и Чогдар не мог их нарушить. На пиру он рассказывал о великой победе Новгородского князя Александра Невского, воины громко кричали: «Урр!…» — и потрясали саблями в честь победителя шведов.

На четвёртый день выехали в сопровождении почётного эскорта. Ехали медленно, потому что обеды превращались в обильное угощение, и Чогдар воспринимал это как должное, не желая нарушать устоявшихся обычаев Впрочем, вполне возможно, что он вёл бы себя по-иному, если бы знал, что нарочный, высланный чиновником ещё в день их появления, мчится в ставку Бату-хана, нахлёстывая коня.

Великий князь Ярослав уже знал о Невской победе и был счастлив. Он встречал посланцев сына с великой честью и ещё более великой сердечностью, жадно и по многу раз расспрашивая о деталях.

— Стало быть, Сбыслав угнал коней у шведов?

— Сбыслав не только спешил шведов, князь Ярослав, — с гордостью и удовольствием рассказывал Ярун, — он прорубил дверь топориком Чогдара в рядах шведских воинов для дружинников Миши Пру-шанина.

— А Александр сразу же вызвал Биргера на поединок?

— И сражался с ним равным оружием, не уронив чести княжеской.

Чогдар помалкивал, невозмутимо выслушивая хвалу князю Александру и его дружинникам. Но когда Ярослав в третий раз стал обсуждать поединок Александра с ярлом Биргером, позволил себе вмешаться:

— Не гневайся, великий князь, но доблесть твоего сына не в поединке со шведским ярлом.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Доблесть полководца в том, что он, наступая малыми силами, не только разгромил врага, но и потерял при этом всего два десятка своих воинов.

— Да, князь Ярослав, это — его заслуга, — сказал Ярун. — Князь Мстислав Удалой проиграл битву на Калке, имея численное превосходство, а князь Александр Невский выиграл сражение у превосходящего по силам противника, потеряв всего двадцать своих витязей. О таких победах я до сей поры что-то не слыхивал.

— Внезапность, быстрота и полное окружение, — весомо, загибая пальцы на каждом слове, пояснил Чогдар. — Твой сын — полководец, великий князь.

Князь Ярослав был достаточно опытен и закалён в битвах, но воевал по старинке, уповая на удачу да личную отвагу. Поэтому и расспрашивал в первую очередь о том, что знал, понимал и чтил:

— Ну, без доблести тоже…

— Тоже, — согласился Чогдар. — Русские — доблестные воины, потому-то Бату-хан и повелел призвать их в свою армию.

— У меня нет сил запретить ему это, — вздохнул Ярослав.

— Когда нет сил, используют хитрость, великий князь. Объяви сам запись добровольцев в армию Ба-ту-хана.

— И в чем же здесь хитрость?

— Добровольцев не бросают в бой первыми, — сказал Чогдар. — Кроме того, их хорошо готовят и хорошо вооружают.

— Чтоб я отправил православных сражаться за язычников… — Князь отрицательно покачал головой. — Церковь меня не простит.

— На Руси язычников больше, чем христиан, — сказал Ярун. — Подумай, князь Ярослав. Чогдар сказал верные слова.

— Проливать русскую кровь…

— А чью кровь ты проливал на Липице? — усмехнулся Ярун. — На такое даже татары не пойдут.

— Не пойдут, — подтвердил Чогдар. — Они не доверяют никому и не допустят, чтобы кровные народы сражались друг с другом.

Князь Ярослав не мог решиться на то, чтобы его подданные добровольно пошли сражаться на стороне вчерашних жестоких поработителей. Он ощущал это не просто как нечто глубоко безнравственное, но и как личный неотмолимый грех. И для него, много нагрешившего, преступить через новый, особо • тяжкий грех было невыносимо мучительно, особенно потому, что выбор он вынужден был делать сам.

— Как скажет Церковь, — наконец вымолвил он. — Как она скажет, так я и сделаю.

Церковь не только поддержала предложение князя о добровольцах, но и весьма обрадовалась. Её это устраивало едва ли не больше, чем Ярослава: Русь раздирало двоеверие, а отток язычников вселял надежду на окончательное торжество православия. Оставалось склонить к этому татар, но Чогдар не видел здесь особой причины для тревоги:

— Добровольцам верят больше.

А вскоре неожиданно пожаловало татарское посольство. Его возглавлял сам Бурундай, лучший полководец Бату-хана, ещё совсем недавно наголову разгромивший войска великого князя Юрия на реке Сити. В этом можно было увидеть как унижение, так и особую честь, и Ярослав предпочёл увидеть второе. Даров посольство не привезло, подчеркнув тем самым, что рассматривает Владимирское княжество землёй покорённой, но Бурундай лично преподнёс князю Ярославу богато изукрашенную ханскую саблю.