Третий пол: Судьбы пасынков природы - Белкин Арон Исаакович - Страница 58

Мужчины вступают в брак – и у Потифара есть жена, поразительная красавица, настоящий перл среди придворных дам, и он не упускает случая показать себя на редкость благополучным и счастливым супругом. Мужчины славятся умением управлять лошадьми – Потифар проделывает чудеса на своей колеснице, заставляет ее совершать такие маневры, на какие не решается больше никто. Мужчины охотятся – Потифар идет сражаться с крокодилами, то есть с хищниками самыми кровожадными, жестокими и сильными. Мужчины заставляют беспокоиться за себя любящих женщин («он такой смелый, такой отчаянный, презирающий опасность, не сносить ему головы!») – Потифар и в этом хватает через край, он даже не заботится о создании успокоительных иллюзий, как поступают обычно истинные представители сильного пола, наоборот, он всячески подчеркивает грозящие ему напасти, чем доводит родных до полуобморочного состояния…

Отвлекаясь от реалий Древнего Египта, которые и для Манна служили не более чем декорацией, мы получаем точную характеристику этого типа. Наши пациенты не правят колесницей и не вступают в единоборство с крокодилами, они и на зайцев-то не всегда имеют возможность поохотиться, в их распоряжении зачастую нет более достойных мужских атрибутов, чем курение, выпивка и грубоватость манер. Но в их гиперкомпенсаторном использовании они точно так же пережимают, придавая своему мнимому образу черты не столько величия, сколько гротеска. Они любят рассказывать о своих подвигах, либо выдуманных, либо сильно преувеличенных, хвастаться силой, неустрашимостью, намекать на свои успехи у женщин.

Петепра был любимцем у фараона, человеком могущественным. Он мог не бояться разоблачений – все знающие правду так же старательно прятались за маску наивных и ни о чем не догадывающихся. И в этом смысле тоже моим пациентам далеко до него. Их неумеренная болтливость, бахвальство никого не вводят в заблуждение, и тайны окружающие чаще всего из этого не делают. Если человек вам симпатичен, тяжело смотреть, какими насмешливыми взглядами обмениваются слушатели за его спиной, а иногда и не только за спиной. Неужели он ничего не замечает? Неужели всерьез считает свою маску непроницаемой для посторонних глаз? Думаю, что это совсем не так, презрение пробивает любую броню. Чем более завлекательной выглядит маска, тем сильнее подтачивает душу горечь глубочайшего, безысходного разочарования. В себе, в своей несостоявшейся жизни…

Конечно, я радуюсь, видя своих пациентов спокойными, бодрыми, успешно преодолевшими острый физический и психически дискомфорт. Но ни мне, ни им недоступно торжество полной победы. Наши успехи относительны, по принципу «могло быть хуже». Слишком хорошо и им, и мне известно, что третий пол слаб по определению. Нет для него в нашем мире достойного места.

Ни один из моих пациентов свою судьбу не выбирал. Как и любая другая, их болезнь явилась без приглашения. Перейти в третий пол по собственному выбору, добровольно, сознательно – такое просто не укладывается в голове.

Но ведь такое было…

Огненное крещение

Так сами скопцы называли произведенную над собой операцию, точно выражая в этих словах и содержание, и мистический смысл этого страшного обряда. Все они были православными христианами, таинство крещения однажды уже было совершено над каждым из них. Следовательно, приобщение к скопчеству, символизируемое повторным крещением, означало одновременно и отход от канонического христианства, и сохранение единства с ним. Не переход в иную веру, не принятие нового божества, а как бы возвышение над каноном, совершенствование в верности и преданности Богу, доводимых до абсолюта, до исключения самой возможности компромисса. В терминах коммунистического вероучения этому соответствовал оборот «лучшие из лучших».

Почему «огненное»? Буквально – такова была техника операции. Есть свидетельства, что первоначально гениталии выжигались. Позже стали прибегать к ножу, а раскаленное добела на огне железо служило для остановки кровотечения (и для обеззараживания раны, добавили бы мы теперь). Отрезанное тоже бросалось в огонь, из чего следует, что вся процедура должна была включать в себя разжигание пламени. Его отсветы, вместе с адской болью, должны были навсегда впечататься в чувственную память тех, кто подвергал себя вивисекции.

Но есть, несомненно, и прямая перекличка ритуального оскопления с самым древним из всех существовавших на земле культов – культом огня. В самом христианстве тоже угадывается это дальнее родство. Представления о грешниках, горящих в аду, о том, что смерть на костре искупает совершенные против веры преступления, особое волнение, охватывающее душу при зажигании свечей и лампад, при виде огней, горящих в храме, поэтический строй множества библейских образов, связанных с преображением силой огня или, наоборот, с неподвластностью огню – все это опирается на нашу генную память, заложенную духовным опытом пещерных предков. Скопцы, как можно представить себе, искали и нашли более прямой и короткий путь к этому универсальному источнику. Где-то здесь, на мой взгляд, лежит объяснение того, что на первый взгляд кажется необъяснимым. Как могло возникнуть это уникальное общественное явление? Почему появилось оно именно в России и никуда за пределы ее границ не ушло?

Не считаю себя большим знатоком религиозных систем ни в историческом плане, ни тем более в теологическом. Но среди моих пациентов было много людей, глубоко верующих, в том числе и православных. Разумеется, они оскорбились бы, если бы я вслух назвал их язычниками. Но при анализе процессов, организующих духовную сферу личности, я неизменно обнаруживал ясные следы идолопоклонства, причудливо уживающиеся с истовой верой в Святую Троицу. И это не должно нас удивлять. Христианство пришло на Русь сравнительно поздно, при этом крещение вовсе не было разовым, одномоментным актом. Психологическая эволюция, подразумеваемая им, растянулась на столетия. Как зримо показала Октябрьская революция, исчерпывающего завершения она так и не получила. Совсем сравнительно недавно, в XVII, чуть ли не в XVIII веке православным священникам приходилось сражаться с почитателями местных языческих божков. Но что можно сделать с человеком, который верит? Заставить его посещать православный храм? Запретить ему творить кощунственные, по меркам господствующей церкви, обряды? Это запросто, как выражаются мои внуки. Но вера не поддается насилию. Оно приводит лишь к появлению двоеверия. Не в смысле приобщенности к двум параллельным культам, хотя, как показывают архивные материалы, и такое порой случалось, а скорее к их духовной ассимиляции. К сращиванию символики, к специфическому восприятию христианского Бога как языческого божества.

Идея оскопления органически вытекает из смысла христианской проповеди, как сок из спелого плода. В стержневом для всего мироощущения противопоставлении божественного и дьявольского начала человеческая сексуальность целиком, безоговорочно относится к юрисдикции Царя Преисподней. Свет – Тьма, Жизнь – Смерть, Добро – Зло… И такая же пара вечных антагонистов, не допускающих примирения: Дух – Плоть. Любовь небесная, то есть святая, – Любовь земная, нечистая, греховная. Победа над искушением, умерщвление плоти – и высший идеал, и каждодневное наставление благочестивого христианина, его основное требование к самому себе. Умерщвление плоти и оскопление – понятия-синонимы. Их смысл совпадает целиком, не оставляя ни малейшего зазора.

Если утвердиться в мысли, что чем мертвее плоть, тем выше степень чистоты и безгрешности, рука непроизвольно потянется к ритуальному ножу. Чувствуется, что это искушение – точный антипод сексуального влечения – всегда присутствовало в сложном комплексе религиозных переживаний, по крайней мере в первые христианские века. История знает случаи, когда такое понимание толкало верующих на решительные поступки. Первым, кажется, был Ориген, воспитанник Александрийской Академии, оскопивший себя собственноручно во славу Божию в III веке н. э. Отцы церкви, жившие примерно столетие спустя, утверждали, что он был не одинок, причем, некоторые его современники не довольствовались собственным радикальным очищением, а активно совершали его над другими – кого-то уговаривая, «обольщая», но не стесняясь при необходимости и применить насилие.