Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна - Страница 27

– Говорю тебе – немцы! А выгода в том, что места другого у них для кладбища нет. Горы кругом. Вот они и выкапывают своих мертвецов, чтобы положить других, а черепа на память помечают и складывают в пещере. Свояк говорил, что они даже показывают эту пещеру за деньги туристам. А ты говоришь – Африка… А свояк, когда понял, что кончается, просил, чтобы я череп Любы положил с ним в гроб.

– А ты? – спросила я шепотом. – Положил?

Я вспомнила тогда день, когда Кубрик меня не встретил, как Рута отпаивала его ночью – голого…

– Ни за что, – твердо ответил Кубрик. – Попил он Любиной кровушки, она не хотела бы лежать с ним в одном гробу. Я тебе сейчас покажу…

– Что?.. Череп? Нет, спасибо, не надо.

– Только что обещала похоронить меня правильно, а теперь – не надо?

– При чем здесь твои похороны? – сопротивляюсь я, стуча зубами от ужаса, что придется идти и смотреть на череп с надписью на лбу. И вдруг меня осенило: – Ты хочешь, чтобы я положила это к тебе в гроб?

– Правильно. Я хочу сгореть с ее косточками. Ничего сложного. Раз уж пообещала – возьмешь и положишь. И нечего трястись. Никуда идти не надо. Здесь он у меня, под лежанкой.

Я вскакиваю и вжимаюсь спиной в стену, топчась ногами на старом ватном одеяле, пока Кубрик вытаскивает заветный сундучок.

Он присел, открывая сундучок, и вдруг я замечаю, что волосы у присевшего мужчины другие – темные, и плечи не те, и не Кубрик это совсем – это мой суженый достал из-под кровати свое сокровище и улыбается мне, испуганной девочке, и хитро прищуривается – сюрприз брачной ночи!.. Я кричу, дергаюсь и просыпаюсь, обнаружив себя на большой кровати с мокрыми щеками и крепко зажатым в правой руке диктофоном.

Сундучок открыт. Кубрик бережно разворачивает что-то, еще невидимое мне, но уже пугающее до оцепенения. В темном ложе на пачке документов лежит желтый череп и светится странным посторонним светом. И над провалами его глазниц идет надпись – два слова на немецком, а пониже – цифры. И я, очнувшись на огромной кровати с шелковым покрывалом, больше всего в тот момент боюсь, что тряпка, в которую был завернут череп Либхен, окажется гербом клана Тейманов…

Как ни странно, но тогда при виде отполированной лобной кости мой страх сразу прошел. Я села и разглядела его внимательно – Кубрик взял череп в руки, поворочал перед лицом, что-то шепча. Я спросила, любуясь вдохновением в глазах старика:

– Ты уже три года хранишь череп у себя? Как тебе спится с ним под кроватью?

Кубрик осмотрелся, как будто не понял, откуда идет голос. Обнаружил меня на кровати и нахмурил лоб, вспоминая.

– Три года? – неуверенно повторил он. – Наверное, три, я не помню. Я только помню, что Тили тогда уезжала нянчить девочку. Она еще сказала – сын родил мне прелестную девочку, я счастлива, а ты похорони свояка и займись Микарием. Забери его с собой в ветлечебницу, а дом запри.

– Плачете, Нефила Доломеевна?

Я дернулась и резко села на кровати.

– Плачете! – удовлетворенно повторил Ёрик, развалив коленки в стороны в огромном кресле у окна. Я не слышала, как он вошел. – У вас сегодня день визитов, как я посмотрю.

– Что вы делаете в моей спальне?

– О-о-о! Сразу – моя спальня. Быстро привыкаете к хорошему, Нефила Доломеевна. Кстати, что это за имя – Доломей?

– Ну уж нет – имен на сегодня хватит! – Я решительно качаю головой.

– Да я так просто спросил, я заметил, что вас уже посетили в этой спаленке папа, мама и даже первая теща Гамлета. Что, тяжелый денек выдался?

Внимательно всмотревшись в его лицо, я замечаю что-то вроде удовлетворения в печальных глазах с тяжелыми веками.

– Не смотрите на меня так. – Ёрик шутливо закрылся растопыренной ладонью. – Я не мучить вас пришел, я свой плеер ищу. Оставил вчера вечером вот тут, на тумбочке под журнальчиком, а теперь нигде нету.

– Плеер? – Я сидела, опираясь ладонями в кровать. Под правой рукой в кровать вдавился маленький диктофон – новейшая модель с отличным радиусом приема.

– Маленький такой, компактный. Подарок Гамлета. Я без него никуда. Не попадался? Ну и ладно. Вот что я хотел спросить…

Я уныло повалилась на бок, подтянула к себе колени и скорчилась, зажав руки с плеером между ног.

Ёрик: Мы дружили с детского сада. Два мальчика из приличных семей и еврей. «Недокормыш» – так меня называл Генерал. «Этот недокормыш своего не упустит!» – трепал он меня по голове и иногда всей пятерней захватывал волосы и начинал больно тянуть вверх. «Давай, недокормыш, подрастай, а то ты рядом с моими мальчиками смешно смотришься!» Он так называл Гамлета и Кобру – «мои мальчики». Знаешь, почему? Потому что уже с пяти лет определил их в женихи к своей дочери. Так сказать, заранее предусмотренный выбор. Ты не спишь? Уверен, что найду его под подушкой!.. Ничего? Фила-Нефила… Где же мой плеер?

Я: Отвали… Не трогай мою ступню.

Ёрик: Давай для меня ты будешь Филой, а для всех остальных Не-филой, а-а-а?

Я: Бэ-э-э…

Ёрик: Какая чудная крошечная ножка. О-о-ё-ё!.. С ума сошла? Смотри, куда лягаешься!!

Я (не вставая и не открывая глаз): У тебя короткие толстые пальцы с обкусанными ногтями. Не смей трогать мою пятку такими пальцами.

Ёрик: Знаешь, что меня в тебе особенно умиляет? Подбор цветов в одежде. Ты это делаешь специально? Красный и черный – это знак? Не хочешь разговаривать… У мадагаскарской паучихи нефилы золотая грудка, ярко-красные ноги и черные носочки на лапках. Я вчера посмотрел в Интернете. Забавный паук. Птицеед. Но Гамлет тебе не по хелицерам. Хорошо сказал, да? Ладно, Фила, давай дружить.

Я: С какой стати?

Ёрик: Потому что этой свадьбой ты обязана мне.

Я: Спасибо большое, Еремей Срулевич, а теперь не пошли бы вы куда подальше, я устала уже брать интервью, у меня голова болит, и ноги иногда делают непроизвольные дергающие движения.

Ёрик: Нет, серьезно. Кто напоминал Гамлету, что у него свадьба через три-два-один год? Потом пошел отсчет месяцев. Кто нашел твою школу и сделал сотню фотографий, чтобы убедить Гамлета, что из перепуганной девочки в красной шапочке выросла настоящая роковая красавица?!

Я: Почему это – роковая?

Ёрик: Даже странно слышать такой вопрос, ей-богу! Посмотрела бы ты на себя со стороны на выпускном! Вся в черном, а на шляпе – дохлая птичка с красными перышками!

Я (с трудом подавляя зевок): Ну и зачем ты нас поженил?

Ёрик: А потому – что недокормыш. Поняла?

Я: Поняла.

Ёрик: Нет, постой, ты не все поняла…

Я: Прекрасно все поняла. Ты хочешь стать докормышем, поэтому и поженил нас. Ты думаешь, что я храню какую-то тайну, и хочешь ее выведать до того, как это сделает Генерал или Гамлет.

Ёрик (с умилением схлопнув перед собой мягкие ладошки): А ты хранишь тайну?

Я: Конечно.

Ёрик (вкрадчиво): И тебе не страшно ее хранить, радость моя?

Я: Нисколько. Хорошо хранить тайну и не иметь понятия, в чем она состоит. Это, Еремей Срулевич, ужа-а-асно завлекательно.

Ёрик: Не иметь понятия? Ну, в этом я тебе помогу. Ты расскажешь свою тайну, а я – почему эта тайна сделает меня счастливым.

Я: Э-э-э… которую? Которую из тайн я должна рассказать?

Ёрик: Не притворяйся. У тебя что, полно тайн, за которые можно схлопотать пулю в затылок?

Я: В затылок? Почему именно в затылок?

Ёрик (нервно): Напрягись и выбери из своих тайн ту, за которую могут убить!

Я (испуганно): Насмерть?!

После этого вопроса Ёрик встал с кресла и забегал по комнате, сердито сверкая глазами, а я села на кровать, положив диктофон под коленку.

Ёрик: Не хочешь, значит, дружить, да?