Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна - Страница 31

Агелена, выкарабкавшись из сена, смотрит на бабушку со страхом. Ее верхняя губа брезгливо вздернута, а глаза полны слез.

– Агелена, – строго говорит Тили. – Я тебе сказала все, что нужно. После креста я кладу на могилу камень. На камне написаны скромная эпитафия на моего законного мужа и информация о любовнике. Если ты захочешь что-то узнать, ты все узнаешь.

– Не хочу ничего знать! – кричит Авоська, сбрасывая с себя сено. – Плевать мне на все! Ты ненормальная! Ты!.. Ты больная!

Она кое-как очистила волосы и сердитым шагом пошла к дороге.

Мы с Тили плетемся за нею.

– А разве можно хоронить человека в чужой могиле? – спрашиваю я тихо.

– Это лучше, чем выкапывать предыдущего и скоблить его череп, – непонятно отвечает она. Эти слова я пойму позже, когда пообещаю похоронить Кубрика.

– А разве можно хоронить человека и не написать даже его имени на могиле?

Тили обнимает меня за плечи и прижимает к себе.

– Ты-то должна мне поверить, – говорит она. – Там все написано, честное слово!

– А разве не проще было похоронить человека рядом? Все-таки разрывать могилы руками в полночь…

– Какая же ты еще маленькая! – с грустью говорит Тили. – Разные бывают обстоятельства в жизни. Просто… первый раз – с вашим дедушкой – мне было так удобно. Если бы его смерть раскрылась, я бы оказалась в тюрьме. А второй раз… Этот человек сам попросил меня сделать так. Он все знал и сам попросил – если умрет, похоронить его в могиле моего второго мужа. Тогда мужних могил было всего две.

– А разве?.. – заело меня.

– Не разве, а потому что! Потому что хотел быть в смерти рядом со мной. Совершенно одинокий человек хотел, чтобы его похоронили на кладбище рядом с тем местом, где будет и моя могила. Он верил в потустороннюю жизнь. Я сказала – места осталось совсем мало. От силы – на пару могил. Мне же нужно было думать о будущем. Я не могла тогда точно знать, сколько еще у меня будет законных мужей!

– Что это значит – место на кладбище?

– Это наше огороженное место, у старой часовни. Там могила моей бабушки Аргиопы под самым большим каменным крестом, моей матери Лазиодоры, и, соответственно, рядом с ними должно быть место и для меня с Тегенарией. Приходилось как-то выкручиваться. Чтобы мы все лежали в одном месте.

– Тили, – говорю я, сглатывая, – меня тошнит!

– Так бывает, когда вспоминаешь сразу много мертвецов. Это пройдет.

– И тебя не поймали за этим занятием? Никто ничего не заподозрил?

– Конечно, деревенские что-то заподозрили. Сопоставили – сплели – раздули. Но они меня боятся и дом всегда обходят стороной – предрассудки о ведьмах. Это еще бабушкин дом, она была помещицей в этих краях. Старый развалившийся клуб с колоннами – тоже ее поместье. А вот насчет поймать… Меня поймал отец Тегенарии. Он был такой молоденький, глупый. Приехал сюда работать участковым.

– Он теперь… Он над тем, который любил пельмени?

– Представь, он тоже очень любил пельмени. И еще охоту и самогон. Его застрелили и оставили в лесу. На моей земле. Бедненький Влад… Он так хотел устроить мне богатую красивую жизнь, все звал в далекие края, к морю! Так хотел, так хотел, что уже на второй год службы стал грешить взятками и… Кстати, я вдруг подумала, что все мои мужчины с удовольствием тратили на меня большие деньги. Я не просила. Им это нравилось. Я уже говорила об опасности нечаянного желания?

– Говорила.

– Я была беременна, когда Влада убили. Пришлось вытерпеть много разговоров, допросов и выяснения, куда подевались некоторые мужчины, проживающие в моем доме по два-три месяца. Городской начальник так увлекся расследованием, что даже по вечерам не хотел уезжать – я ему выделила комнату для гостей, но принять ухаживания отказалась категорично. Как сейчас помню – очень категорично – с помощью лопаты. Больше двух месяцев он не давал разрешения на похороны Влада. Пришлось его похоронить тайком.

– Тайком? В полночь? Разрыв могилу третьего мужа руками и заменив потом на ней крест на камень?! Почему ты не позволила захоронить тело родным и близким этого человека?

– Родные и близкие?.. Сестра позвонила следователю и сказала: «Пусть его хоронит шлюха, ради которой он преступил закон!»

– Хорошо… То есть я хотела сказать – все понятно с родными и близкими. Но мне еще интересно, где ты брала камни и сколько их у тебя заготовлено? И кто делал надписи на них?

– Мне Кубрик помогал и Микарий, – просто ответила Тили. – Но после того, как тело Влада исчезло из морга, городской начальник получил взыскание и отыгрался на мне. Написал много объяснительных, меня даже задержали на два дня. Потом, конечно, отпустили – улик никаких, и беременность сыграла свою роль. Но строгий милиционер с погонами полковника долго и торжественно говорил речь. Суть ее сводилась к следующему: если вблизи моего хутора будет обнаружен еще хоть один труп, мне не выкрутиться, на меня в отделе теперь лежит сводка как на неблагонадежную гражданку развязного образа жизни. Вот так. Теперь ты вникла?

– Теперь – вникла.

– Ты хорошенько вникни. Представь ночное захоронение уже изрядно испортившегося бедненького Влада…

– Тили!..

– Не перебивай. Меня в тот месяц тошнило по три раза в день, а Кубрик, как назло, накануне решил съездить за медом со всеми вытекающими отсюда последствиями, начиная с сакраментального – «свояк умер». Кое-как его откачала. Смотритель в морге у нас огромный – килограммов на сто пятьдесят!

– А это здесь при чем?!

– А при том, что снотворного на него ушло – полугодовой запас! И даже после этого мы были не совсем уверены, что он спит, – Микарий приготовил мне на всякий случай полено… Неделю лили дожди не переставая, дороги стали совсем непроходимые для машин, и мы тащили Влада на телеге, а по кладбищу пришлось не идти, а ползти почти что на четвереньках. Такого мокрого марта я больше не помню! На следующий день подморозило и выпал снег – никаких следов не осталось. И только я отошла после всех разбирательств, отдохнула и успокоилась, как прибегает Агелена и говорит, что на моей земле лежит труп мужчины! Молодого!

– Не будем об этом.

– Подожди, три года назад мне показалось, что ты слегка… как бы это сказать?.. Ты не совсем правильно поняла нашу ночную возню с неизвестным умершим странником.

– Теперь я все поняла.

– Тогда давай догоним Агелену и утрем ее слезы. И запомни – никаких разводов. Браки совершаются на небесах, это понятно?

– Понятно…

– И тогда что получается? «Только смерть разлучит нас!»

– Мы будем жить счастливо и умрем в один день, – сказала я крепко спящему Гамлету.

– У тебя кто-то из родни лечит сексуальные расстройства? – поинтересовался Гамлет, когда проснулся – как раз к обеду.

– Да. Тетя Марго. Мать Агелены. Она сексопатолог.

– Нужно записываться заранее? – небрежно спросил Гамлет, завязывая перед зеркалом галстук.

Я, полностью им одетая – даже чулки он натягивал собственноручно, постанывая от удовольствия, как озабоченный мальчик, наконец-то получивший говорящую и двигающуюся куклу, – стояла посередине комнаты и только поворачивалась на одном месте в его сторону.

– Не нужно записываться. Марго изнывает от желания посетить этот дом, а я ей сказала не приезжать.

– Почему? – удивился Гамлет, ковыряясь с запонками.

– Давай помогу, – предложила я.

– Не двигайся! Что-нибудь сползет или помнется. Сегодня ты делаешь только то, что я скажу.

– Потому что она обязательно приедет с папочкой. Марго боится его оставлять одного – у папочки новый виток сексуального бешенства. Он увлечен сорокавосьмилетней пациенткой Марго, страдающей зоофилией.

– Не хочешь видеть папочку? – не удивился Гамлет.

– После папочки обязательно приедет мама выяснять, что он мне о ней сказал. Я надеялась не видеть их обоих хотя бы пару недель. Зачем тебе сексопатолог?

– У меня проблемы, – коротко ответил Гамлет.