Красная Шапочка, черные чулочки - Васина Нина Степановна - Страница 49

Мы наклонились и через Марго нашли с Агеленой друг друга глазами.

– Только наедине! – зашипела Авоська и, схватив меня за руку, потащила к туалету.

В темноте (свет мы не включали), обнявшись, мы прошептали друг другу в ухо то, что никогда бы в жизни не сказали при свете.

Я: Мне было двенадцать, когда Макар поцеловал меня. Мне было стыдно, не более. Я всегда считала его твоим. Но на кладбище я поняла, что попалась. Этой ночью мы все сказали Руте. А еще я теряю сознание от тела Гамлета и никому это тело не отдам.

Агелена: Я хочу, чтобы моим первым мужчиной был Гамлет и клянусь: так и будет. А Макара я все равно люблю так, как тебе не дано.

Мы расцепились. Постояли, тяжело дыша. И решительно направились к Марго.

– Мы согласны расстаться, – заявила я первая.

– Немедленно! – подтвердила Авоська.

Марго вскочила и, не веря, некоторое время металась между нами и приставала с какими-то обещаниями. Но мы пресекли ее радостные старания тем, что взялись с Авоськой за руки и постояли, улыбаясь друг другу.

– У нас все сбудется, – сказала я.

– Не сомневаюсь! – просипела Авоська.

Как ни странно, но мы действительно расстались в тот день на много лет, не потеряв ни восхищения друг другом, ни доверия. Какая-то странная надежда на судьбу – вечную искательницу приключений и неожиданных выходов из самых ординарных ситуаций – грела наши измученные сердечки надеждой – все как-нибудь образуется и утрясется само собой.

Иногда мы перезванивались, но чаще кто-то обязательно рассказывал мне о приключениях Агелены, и звучало это приблизительно так:

Мама: Ты должна всерьез заняться своим образованием – вот Агелена, к примеру, уже полгода ходит на курсы, еще Гамлет оплатил ей репетитора по русскому языку и учителя по теннису. Я уверена, она с ходу поступит через два месяца в любой институт, она не побежит в загс на третий день после выпускного вечера!

Папочка: Агелена перекрасила волосы. Что? Нет, не в черный. Что-то голубовато-зеленоватое с пепельным напылением – ранний Пикассо. Конечно, я высказал все, что думаю о Пикассо на голове моей дочери, но она добилась своего – снялась с такими волосами в журнале для мужчин и получила гонорар. Какой журнал? Дай подумать… А, вспомнил – «Подводная охота». Только Марго не говори о журнале, она придет в ужас. Что ты удивляешься? Марго и так перегружена психопатами, а Агелена снялась голой, с хвостом вместо ступней и с жабрами за ушами!

Гамлет: Почему бы тебе просто не спросить, были ли у нас половые отношения? Ладно, давай считать, что ты спросила. Не было. Я с ней душой отдыхаю. Где у меня душа? Что смешного? Нет, я посмотрел на ширинку, потому что пролил сок. Кстати, Агелена просила тебе передать, что хочет меня иметь только законным образом. Понятия не имею, что девочка вкладывает в эти слова, но она просила так и сказать, когда ты спросишь про это.

Ёрик: При чем здесь закон? Фила, это элементарно – твоя сестра собралась его преступить! И ты спрашиваешь, как можно иметь чужого мужа законно? Гамлет говорил о разводе? Не кричи на меня, есть две возможности законного обладания твоим принцем. Не говорил о разводе… Печально. Тогда остается второй способ. Не надо закатывать глаза. Законным образом она может поиметь твоего мужа, только когда он опять сделается вдовцом! Тебе пора подумать о будущем. Не хочешь думать? Зря, между прочим. Позавчера твой муж и Агелена провели вечер в клубе хорошистов, где били друг друга плетками и мастурбировали.

Марго: Нетка, поздравь нас, мы сдали первую сессию. Я не верила. Да, она совсем сдвинулась на Гамлете, зато ей не приходится противостоять еще и твоему исступлению! Пойми, пока вы врозь – ты ей не враг! Не называй это экспериментом; что значит – не удался? Пока что Ленка пытается выжить любыми способами, она борется изо всех сил, и я не знаю, какой победе буду больше рада – над тобой или над собой. Прошу тебя, выполни обещание – не говори ничего о Ленке с Гамлетом Доломею. У его последней пассии позавчера случился инфаркт, представь – в зоопарке! Он и так ходит сам не свой.

Папочка приехал ко мне после похорон. Стояла поздняя осень, он промок на кладбище и посинел носом, а, судя по запаху, еще и принял изрядную дозу успокоительного. Оставляя мокрые следы на белом ковре гостиной, он сразу прошел к бару и ухватил самую большую бутылку. Пока я ее отнимала, пока промокала салфеткой каплю под его носом и снимала мокрые туфли, он сетовал на жизнь и довел-таки меня до истерики подробными объяснениями, почему Марго плохой сексопатолог. Оказывается, если бы Марго, вместо определения диагноза у его последней сердечной привязанности, постаралась бы убедить женщину, что зоофилия – это не отклонение, а всего лишь другой взгляд на мир и природу, то несчастная не умерла бы у клетки с гориллами. Я смотрела в окно на отчаянно голый куст сирени, думала о странностях любви и непредсказуемости родства. Потом папочка вспомнил, что его ждет неоплаченное такси, без возражений взял у меня деньги и пошел заплатить, вспомнив уже в дверях:

– Да! Кстати… У меня к тебе тайное послание. Агелена собирается на зимних каникулах поехать в Загниваловку. Просила передать.

И вот, сидя на диване, я совершенно без всяких эмоций вспомнила вдруг, как утром Гамлет заявил, что поедет после Нового года в горы, чтобы покататься на лыжах, и, зная мое отвращение к подъемникам, крутым спускам, ночным фейерверкам и пивным вечерам у камина со всей веселой компанией лыжников, он даже билеты на меня не заказывал и согласен расстаться на несколько дней, чтобы «расслабить мозги». Пока я, застряв на чем-то глазами, думала о такой его решимости, такси уехало, стало совсем тихо, и я обнаружила, что смотрю на мокрые туфли папочки, валяющиеся у батареи. Я искала его полдня, уверенная, что в таком состоянии папочка мог завалиться в самое неподходящее место и заснуть, пока не позвонила Марго – она спросила: «Почему Долли приехал в одних носках?»

Она срочно хотела выяснить, чего больше в его поступке – физиологии или нутризма. Мы немного поболтали, я и поняла – физиология – это когда пьяный мужчина снимает мокрую обувь в силу противостояния организма неприятным ощущениям, а нутризм – это когда мужчина, действуя на подсознании, снимает ботинки в знак протеста либо для освобождения своего внутреннего «я» от им же скомплектованных образов порабощения. Чтобы не выслушивать, как именно комплектуются образы порабощения и какое отношение к этим образам имеет обувь, верхняя одежда и даже волосы, от которых кое-кто из пациентов Марго предпочитает избавляться при помощи выдергивания, я сказала, что сама лично сняла с папочки туфли, потому что они были мокрыми. Марго вздохнула с облегчением и в благодарность сильно меня удивила, сообщив, что Агелена на зимних каникулах поедет в горы кататься на специальных лыжах, которые вместе с соответствующим костюмом стоят целое состояние.

И вот что странно. Я не заказала тайком билет в Давос и даже не поехала в сопливом начале января в Загниваловку. Не стояла у дома Тили, не заглядывала в освещенные окна, подстерегая чужой праздник. Кое-что я, конечно, сделала – послала братьям Кольцовым с дедушкой поздравительную посылку с конфетами и мобильным телефоном с подробными разъяснениями по его использованию. Но это не в счет, потому что мальчики, вероятно, долго привыкали к незнакомой вещице или посылка задержалась в праздничной почтовой суете. Так или иначе, но звонок от Артема раздался в начале февраля, когда и муж, и Агелена уже давно вернулись в Москву. Артем отчитался за сохранность дома и здоровье Курочки, сказал, что живут они совсем уединенно, но скучать некогда. И после звонка я поняла, что не испытываю ни малейшего желания выяснить, где же была Авоська на каникулах.

Апрельским вечером того же года, когда я сидела на коленях у Гамлета, обняв его одной рукой за шею, а другой перелистывала страницы со стихами, которые он читал вслух на немецком, позвонила Авоська. Она возмущенно спрашивала в трубку, почему я не приехала в Загниваловку зимой. Оказывается, она сказала Гамлету, что поедет с ним кататься на лыжах, а сама дождалась, когда он ушел на посадку в самолет, и уехала в Загниваловку и ждала меня там для важного разговора.