Правило крысолова - Васина Нина Степановна - Страница 55

Перевожу дух. Ладушкин смотрит застывшим, напряженным взглядом, словно пытается расшифровать, почему я все это ему кричу, такая веселая.

– Наши с тобой предположения оказались точными, – подвожу я итог. – Хогефельд с Лопесом пустили в страну, хотя они разыскиваются уже шесть лет Интерполом, потому что наши внешние разведчики решили, что так быстрее выйдут на след денег. Павел, обнаружив, что количество желающих обогатиться в его отделе достигло критической массы, решил помочь и другой стороне, чтобы дело пошло побыстрей.

Один из молодых людей в строгом костюмчике кивнул федералу, который меня привел, и они тихо вышли в коридор. Оба бледные.

– Инга Викторовна, – прогундосил Ладушкин, – выходите за меня замуж.

Я даже не стала это анализировать. Бесполезно! Все сроки действия пирожков прошли, а регулярно получаемые инспектором травмы и сотрясения кого хочешь с ума сведут. Я сразу же вежливо отказалась:

– Я не могу, у меня теперь дети на содержании. Видел бы ты мою приемную дочурку… Ах да, ты ее видел, это же она тебя в сарае…

– Инспектор Ладушкин ближайшие несколько лет может провести за решеткой, – оборвал нашу интимную беседу один из федералов.

– Я когда вас не вижу несколько дней, у меня наступает подсасывание в желудке, как от сильного голода или от недоброкачественной пищи, – не обращая внимания на слова федерала, подался ко мне Ладушкин. – Или вот, например, сяду посидеть с друзьями, посмотрю на их подружек, и такой меня испуг вдруг охватит!

– Разрешите начать официальный допрос, – опять перебил федерал. – Допрос проводится в палате лечебного комплекса хирургического отделения больницы имени… Время московское…

– А чего ты боишься, Коля? – не поняла я.

– Нет, Инга Викторовна, обижаться на жизнь или бояться ее не в моих привычках. Но сами посудите: если вы будете всегда рядом, это сколько же жизней и рассудков я спасу!

– Основной вопрос, который нам нужно разъяснить. – Федерал продолжал заниматься своим делом, не обращая на наш разговор никакого внимания. Вероятно, за последние дни они наслушались всякого бреда Ладушкина в беспамятстве. – Это вопрос с убийством. Поскольку обнаруженный в сгоревшем сарае труп оказался телом гражданки Германии Хогефельд, возникает вопрос, кем она была убита.

– Ты слышишь, Коля, труп оказался телом. – Я начинаю потихоньку смеяться. – Значит, инспектор, ты жертвуешь собой и своим уже достаточно поврежденным телом и рассудком ради спасения всех счастливых пар?

– Жертвую, – кивает Ладушкин. – Я все равно пропитался вами, как ядом.

– То есть, – заинтересовалась я, – у тебя ко мне никакого сексуального влечения, никакого желания сделать счастливой или защитить? Одна жертвенность?

– Ну какое сексуальное влечение, Инга Викторовна, я похож на маньяка? Что случилось с вашим возлюбленным, который вызывал эти, как их…

– Эротические фантазии! – подсказываю я.

– Гражданка Грэмс, что вы можете сказать как свидетель по поводу обнаруженного мертвого тела?

– Не знаю никакого тела, – отмахиваюсь я.

– Вот именно, – кивает Ладушкин. – Фантазии! Где он теперь, возбудитель фантазий? А-а-а! В очень любимом вашей бабушкой месте!

– А вы, инспектор Ладушкин, что можете сказать по поводу обнаруженного мертвого тела? Вы видели в ту ночь гражданку Хогефельд живой или мертвой?

– Он не видел, – не даю я сказать Ладушкину. – Он, как только вошел в сарай, тут же достал свой пистолет, а моя племянница Лора ударила его лбом в нос. Инспектор сразу упал и не приходил в себя, пока мы его не погрузили на тележку.

– Инспектор Ладушкин, отвечайте.

– Видел. Это я убил гражданку Хогефельд, труп которой обнаружен в сарае.

– Да врет он все! – возмутилась я.

– Гражданка Грэмс, помолчите. Инспектор Ладушкин, продолжайте.

– Я ее увидел, – задумался Ладушкин, – и… сразу выстрелил! Она упала…

– Вранье! – не выдерживаю я.

– Почему вы считаете это неправдой, Инга Викторовна? – вкрадчиво интересуется федерал, направив на меня магнитофон.

– Потому что Ладушкин не стрелял! Проверьте его пистолет, это элементарно.

– А как он ее убил тогда?

– Я ее задушил вот этими руками, – протягивает перед собой руки Ладушкин.

– А я вам говорю, что, как только инспектор вошел в сарай, сразу же получил в нос! Упал и потерял сознание.

– Инга Викторовна, как, по-вашему, погибла гражданка Хогефельд?

– Понятия не имею, но Ладушкин здесь ни при чем! Ее могла убить одна из охранниц детей. Перед тем, как побежать на поле к вертолету. Или другая, тело которой мы нашли у калитки.

– Нашим отделом, – вступил в допрос другой федерал, – сделана полная временная и расстановочная ориентировка, исходя из показаний свидетелей и детей, Лоры и Антона Латовых. По этой ориентировке получается, что Анна Хогефельд могла быть убита только после драки с одной из охранниц, когда погналась за детьми. Автомат, найденный нами в колодце, соответствует описанию того оружия, которое несовершеннолетний Антон Латов подобрал и бросил в колодец. Таким образом, в некотором временном отрезке в сарае оказались двое детей Латовых, Хогефельд, инспектор Ладушкин и вы, Инга Викторовна.

– Неужели я перегрыз ей горло? – не унимается инспектор. – Выйдешь за меня замуж, последний раз спрашиваю?!

– Отвечайте, Инга Викторовна, – требует федерал.

– Я не буду женой Ладушкина.

– Я предлагаю вам отнестись к допросу серьезно.

– Я хочу подумать. – Только теперь я поняла, что весь этот допрос затеян из-за меня. Не Ладушкина подозревают, а меня.

– Думайте, Инга Викторовна.

– Я вспомнил! Я ударил ее лопатой по голове! – нервничает инспектор. – И долго потом еще бил по всяким местам. Она же террористка в международном розыске, мне за это надо медаль дать!

– Ладно. – Я решаюсь. – Это сделала я.

– Итак, – выдохнув, федерал сбросил напряжение, – как именно вы это сделали, Инга Викторовна?

– В присутствии адвоката. – Я смотрю в холодные глаза рядом, потом на возбужденного Ладушкина со сложной конструкцией на лице.

– Если мы удовлетворительно закончим беседу здесь и сейчас, – предлагает федерал, – я вам обещаю, что, учитывая проступки гражданки Хогефельд перед законом, я буду ходатайствовать за меру пресечения до суда в виде ограничения вашего передвижения, не более. Но если вы хотите все это затянуть, то до появления адвоката и решения вашего вопроса на предварительном следствии вы будете задержаны.

– Не верь ему и прекрати выдумывать с этим убийством! – приказывает Ладушкин.

– Адвоката! – настаиваю я.

– Инга Викторовна, вы задержаны по подозрению в убийстве гражданки Германии Хогефельд. – Федерал встал, его напарники, пошептавшись, достали наручники.

– Это дело уголовное, так ведь? – не может успокоиться Ладушкин. – Пусть его ведет отдел по убийствам! Почему федералы?!

– Коля, прекрати, – усмехаюсь я. – Ну как я могу выйти замуж за человека без малейшей склонности к ориентировочному анализу, ну как?! Лопата, да? Лопата в сарае с сеном?! Что, больше вообще никакой фантазии? Как тебя только взяли в сыщики?!

– Пройдемте. – Федералы пропускают меня в дверях вперед и с сочувствием смотрят на беснующегося Ладушкина.

Он как раз спрыгнул с кровати и бегает по палате босиком, в семейных трусах и футболке, сдергивая с шеи гипс.

– Вилами! – орет Ладушкин. – Я заколол ее вилами! Вилами! Вилами-и-и-и…

Эту ночь я ночевала в следственном изоляторе предварительного заключения ФСБ.

– Инга Грэмс, на выход!

Ко мне пришел адвокат.

В узкой длинной комнате окно под самым потолком. Закрыто решеткой. Стул привинчен к полу, на голом столе угнетает нервы унылым желтым светом настольная лампа. Я смотрю на старичка, копающегося в хозяйственной сумке. Он чертыхается, что-то бормочет в белые усы, достает платок, вытирает рот, убирает платок, копается в сумке, чертыхается…

– Вот!

Оказывается, он искал очки. Нацепив их и внимательно меня разглядев, старичок вздыхает.