Приданое для Царевны-лягушки - Васина Нина Степановна - Страница 26

– Значит, мальчики теперь у тебя? – задумался Кока. – Они знают, как именно умер их отец?

– В общих чертах, – пожал плечами Платон. – Они не считают, что причиной этому был сердечный приступ, и уже предприняли некоторые попытки установления справедливости.

Кока побледнел и резко взял с места.

– Извини, Платоша, – сказал он на очередном лихом развороте. – Я тебя домой подбросить не смогу – дела. У какого метро ты просил остановиться?

– Да высади меня немедленно, пока ты нас обоих не угробил! – потребовал Платон.

Выбравшись из автомобиля, он хотел поскорей уйти, но Кока вдруг схватил его за рукав пиджака.

– Забери свои деньги! – он протягивал в горсти бумажки и отводил глаза.

– Какая муха тебя укусила? – выдернул рукав Платон. – Оставь меня. Не возьму я деньги обратно, у нас уговор!

– Я достаточно богат, чтобы сделать тебе приятное бесплатно!

– Ты разговариваешь, как строптивая проститутка!

– Тогда я раздам твои деньги как милостыню у церкви!

– Да хоть съешь их с помидорами!

Удивленно провожая глазами резко отъехавший «Мерседес» Коки, Платон развел руками.

– Какая муха его укусила?

Потом он подумал, что с людьми вокруг него творится что-то странное. Он осмотрелся. Можно было прогуляться по набережной канала до метро «Невский проспект», но есть ли у него время? Ощупав карманы, Платон вздохнул: мобильного нет. Не везет ему с мобильными. Позвонить с уличного телефона? Нет карточки. Потоптавшись, Платон развернулся и пошел к маленькому кафе на Театральной площади. Кафе держал его старый знакомый, там можно будет и позвонить, и посетить туалет.

Он начал с туалета. Потом понюхал кофе, приготовленный для него и поджидавший у телефона на стойке. Некоторое время колебался – звонить или сначала попробовать кофе? Помучившись, решил начать с кофе – кто знает, что ему сейчас скажут? Вдруг церемония уже началась, нужно срочно срываться с места и бежать ловить такси. И, проглотив первый глоток, Платон ехидно отругал сам себя: лицемер, трус! Сидит тут, цедит кофе, а сам выискивает разные причины, чтобы только не оказаться в загсе! Он взялся за телефон.

– Папик! – звонким голосом сообщила Илиса, – мы выезжаем, и ты уже не успеешь приехать домой переодеться! Встретимся на церемонии. Ты – главный, без тебя нельзя начинать, так что подъезжай сразу к загсу, я привезу твой парадный костюм, там и переоденешься.

– Что значит – главный? – струсив, зашипел Платон в трубку. – Какой такой – главный?

– Ты должен подвести меня к алтарю. То есть к этому столу, за которым регистрируют браки. Понимаешь? Подведешь под ручку и передашь жениху. Без тебя не начнем. Да! Чуть не забыла. У тебя есть деньги?

– В каком смысле? – совсем потерял голос Платон.

– В смысле – наличка – зелень или рубли. Феденька поиздержался – боюсь, на свадебную прогулку не хватит.

– А куда вы собрались прогуляться?

– Да так, прошвырнемся по Питеру.

– По Питеру – хватит, – отдышался Платон и залпом допил кофе.

– Ну и ладненько. Считай, что это будет твоим свадебным подарком. Что? Тут Федя спрашивает, отвечаешь ли ты за...

– За базар! – ехидно закончил Платон.

– Ну да, за базар. Потому что ты не знаешь, какая это будет прогулка. Двадцать три байкера – залпом – прошвырнутся по набережной, серпантином по мостам. Туда-сюда, понимаешь? Можем нечаянно побить витрины или еще что попадется под колеса. Короче, на статью по хулиганству это вполне может потянуть.

Платон крепко зажмурился и нащупал в нагрудном кармане рубашки карточку.

– Как-нибудь, – прошептал он, – разберемся. Свадебный подарок, да?.. Может, прошвырнетесь по набережной в парочке лимузинов? С трубками фейерверков на крышах. В сопровождении всадников в средневековых одеждах? По восемь всадников на каждый лимузин. С шиком, медленно, торжественно!

– Не будь таким нудным! – засмеялась девочка на том конце трубки и назвала адрес.

Мальчик, прислуживающий в кафе, вызвал ему такси и проводил до машины – Платон почти валился с ног.

У загса ему помог выйти таксист. Платон попросил, и шофер под руку отвел его в туалетную комнату огромного помпезного здания. Целый рой невест прошелестел юбками мимо, обдав Платона вихрем запахов, он покачнулся и несколько секунд балансировал, стараясь не упасть и не утонуть в чужих ожиданиях счастья.

Одна невеста была в черном. Она помогла Платону сесть в кресло и едва не завалилась на него – не удержала когтистыми хищными руками вес его грузного тела. И Платон тут же в уме перешел от вариаций на тему чужого счастья к вариациям на тему смерти в черной фате, поджидавшей именно его в храме свадебной бюрократии.

– Боитесь? – прошептала невеста в черном.

– Боюсь, – подумав, кивнул Платон, наконец-таки обозначив свое состояние.

Женщина задрала подол платья и вытащила из-за черной ажурной резинки чулка крошечную коробочку. Открыв крышечку одним движением длинного загнутого внутрь ногтя, она насыпала себе что-то на тыльную сторону ладони – туда, где кончались черные кружева длинного рукава. Платон Матвеевич как завороженный смотрел, как коробочка упрятывается обратно, в чулок, а освободившаяся рука медленно достает что-то из весьма откровенного разреза платья на груди.

– Будете?

Из лифчика невеста достала небольшую трубочку – на вид металлическую – и протянула ему.

Платон испугался еще больше и осмотрелся.

– Что?.. – настаивала черная дама. – Насморка боитесь?

Поскольку Платон уставился на нее растерянно, она, криво усмехнувшись, предположила:

– Другой кайф, да? Предпочитаете уколоться?

– Что?.. Нет, я предпочитаю лягушек, – вдруг выпалил Платон, заметив, как через холл к туалетным комнатам вихрем несется небольшая компания. Впереди галопировал Федор – его голова в новеньком красном шлеме светилась среди бальных нарядов, как мухомор в хризантемах.

Илиса еле поспевала за ним, семеня короткими ножками в крошечных туфельках на небольшом каблучке. Она тащила перед собой огромный ворох прозрачной материи, иногда спотыкаясь, тогда маленькая корона на голове сползала набок, она поправляла ее, дернув головой в нужную сторону. Волосы Царевны-лягушки сегодня были завиты мелкими кудряшками и взлетали при каждом резком движении головы, как пух у потревоженного одуванчика. Аврора, вытягивая шею, осматривала холл в поисках Платона, наконец, заметила его и развернула Илису в нужном направлении. Хмурый Вениамин нес цветы. А вот кого Платон не ожидал увидеть, это Гимнаста. Стараясь не отстать от Вени, тот шел, расталкивая толпу тростью, и брезгливо при этом кривился.

Когда вся компания подошла к Платону, невеста в черном втянула свой порошок в одну ноздрю, Илиса уронила из рук на пол ворох прозрачной материи и бросилась стаскивать с Платона пиджак. Аврора молча стояла рядом, держа перед собой вешалку, на которой под полиэтиленом просвечивал темный костюм и рубашка. Радостный жених присел и стал развязывать Платону шнурки на ботинках. Вениамин и Гимнаст застыли в сторонке, наблюдая за возней молодоженов. Платон очнулся, когда Федор, подняв его правую ступню вверх, начал тянуть на себя штанину.

Он понял, что его переодевают. И настоял, чтобы это происходило в мужском туалете.

Идти туда ему пришлось в носках – Федор лихо забросил совершенно потерявшие вид парадно-выходные ботинки в урну, обещая, что его ждет сюрприз.

Платон хотел было полезть в урну, ему не дали. Невеста тоже пошла в мужской туалет, правда, сначала она запуталась в прозрачном шелке и упала. За нею вошла Аврора, одной рукой высоко задирая вверх вешалку с костюмом, а другой – подобрав с пола блестящий шелк, когда невеста, побарахтавшись, кое-как выбралась из него и стала на ноги.

Тут только Платон понял, что это была фата.

Его совершенно поразил вид целого вороха свадебной фаты на полу мужского туалета. Он так углубился в обдумывание этой метафоры, цедя по капле грусть в сердце, так зациклился на абсурдности местонахождения воздушного символа чистоты и счастья на плитках уборной: он сразу про себя так определил ситуацию – фата невесты на полу в мужской уборной, что совершенно не отследил, как его раздели до трусов. Опираясь на спину наклонившегося Федора в момент просовывания ног в штанины, Платон краем глаза заметил в большом зеркале отражение какого-то полуголого идиота с растерянной опухшей физиономией, но не узнал себя и потому так и не очнулся, пока не ощутил удушья. Он покашлял, повертел головой, нащупал бабочку и выпрямился перед зеркалом, чтобы поправить ее. И тут только Платон с суеверным ужасом обнаружил себя в зеркале – во фраке! Он изогнулся, стараясь рассмотреть сзади фалды. Сомнений нет – на него напялили фрак.