Книга Дины - Вассму Хербьёрг - Страница 90

Прозвенел третий звонок, лопасти заработали. Одна за другой они скрывались в соленой воде. Люди на берегу превратились в муравьев и мелкий мусор. Горы скользили мимо.

Когда пассажирам казалось, что на них никто не смотрит, они украдкой разглядывали друг друга. У одних лица были замкнутые, у других — светились любопытством и живым интересом. И у каждого были свои причины пуститься в это путешествие.

Капитан поинтересовался, что заставило фохта отправиться на север.

Стало известно, что в нескольких местах русские перешли границу между Норвегией и русской Лапландией. От местных жителей поступили жалобы, что пришельцы захватили норвежскую территорию. Пришельцы утверждали, что это русские земли, и распространились уже до Таны. Местные власти потребовали, чтобы они убрались, но безуспешно. Вот фохт и двинулся на север.

— А как они настроены, мирно или враждебно? — просила Дина.

— Как бы они ни были настроены, уходить они не собираются, — ответил фохт.

В разговор вмешался почтмейстер, он задумчиво посасывал усы и сдвинул на лоб форменную фуражку. Он, например, слышал, что русские ведут себя так, будто эти земли принадлежат их царю. И многие финнмаркцы предпочли бы, чтобы так и было. Местные жители недолюбливают власти в Христиании. Все вопросы улаживают опытные русские дипломаты. А правительство не удосужилось даже палец о палец ударить. Оно и знать не знает, что на севере происходит. Никогда там не бывало.

Произнеся эти тираду, почтмейстер трижды поклонился фохту. Он вдруг сообразил, что не знает, чью сторону держит фохт — правительства, русских или жителей Финнмарка. Вежливость никогда не повредит, особенно когда говоришь то, что думаешь.

Капитан смутился. А фохт нисколько. Он добродушно посмотрел на почтмейстера и сказал:

— Наша страна слишком вытянута. Трудно уследить, что происходит в ее самых отдаленных частях. Весь Хологаланд, и особенно Финнмарк, зависит от хороших отношений с Россией. Оттуда поступают такие необходимые товары, как зерно и веревки. Но конечно, всему есть предел. И с захватом земли мириться нельзя.

Фохт повернулся к Дине и спросил, как обстоят дела в ее краях. И как здоровье ленсмана Холма, ее отца.

Дина ответила коротко: ленсман никогда ничем не болеет, разве иногда у него пошаливает сердце. Весна у них тяжелая. Но сейчас все наладилось.

Фохт был в отличном настроении. Веселые морщины даже украшали его. Он попросил Дину передать поклон ленсману, если она увидит его раньше, чем он.

— Чем закончилось дело с пиратами, которые промышляли в Рафтсунде? — спросила Дина.

— Дело будет слушаться осенью в тинге. А сейчас они сидят в тюрьме в Трондхейме.

— Это правда, что среди них были две женщины?

— Да. Цыганки.

— А как таких опасных преступников перевезли в Трондхейм?

— Для такого фрахта нужны кандалы и надежная охрана, — с удивлением ответил фохт.

Больше Дина ничего не сказала, и мужчины завели привычный разговор о погоде.

Если не считать Дины, горничных и двух сестер, которые ехали третьим классом, женщин на пароходе не было.

Дина удалилась в свою каюту первого класса, которую пока, к счастью, занимала одна. Она открыла саквояж и придирчиво выбрала платье и украшения. Даже забрала волосы в пучок и надела корсет. Но шляпу надевать не стала. С довольным видом она вертелась перед зеркалом.

Надо же так случиться, что ее попутчиком оказался сам фохт. К предстоящему вечеру она относилась как к партии в шахматы.

На пароходе было два лоцмана. Но трезвым был только один. Капитан добродушно заметил, что этого вполне достаточно. Второй лоцман просыхал в кубрике. Но один лоцман на мостике и один — в кубрике, несомненно, обеспечат им спокойное плавание.

Беседа была оживленная. Говорили по-немецки, по-английски и по-датски, не считая, конечно, норвежского.

Пассажиры третьего класса собрались вокруг черной трубы. Они сидели на ящиках и коробках. Кое-кто дремал, пользуясь хорошей погодой. Другие соорудили нечто вроде стола и подкреплялись захваченной в дорогу снедью.

Черный дым из трубы медленно опускался на них, но они не обращали на него внимания. Девушка в платочке вязала. Рыжие спутанные волосы падали ей на лоб.

Ее сестра сидела и следила за ящиком с комнатными цветами, который был поднят на борт под веселые крики публики. Гвоздика и герань. Свешивающиеся через край ящика цветы выглядели очень свежими. Ярко-зеленые листья, красные соцветия. Благодаря им третий класс превратился в подоконник невидимого окна.

Проходя по мостику, Дина залюбовалась цветами. Потом спустилась ужинать. На ужин подали рыбу. Лососину и селедку. Ветчину, сыр, масло и хлеб. Кофе, чай, пиво.

Посредине стола красовалась большая бутылка пшеничной водки. В Рейнснесе такую водку не покупали. Дина пробовала ее в Бергене. И решила, что она слишком сладкая.

За столом прислуживали два лакея и одна горничная, они незаметно наполняли бокалы, заменяли пустые бутылки полными.

Дина задержалась в дверях ровно столько, сколько требовалось. Капитан встал и пригласил ее к столу.

Она позволила проводить себя на место. Она была на полголовы выше всех мужчин. Они стояли по стойке «смирно» и ждали, когда она сядет.

Дина не спешила. Иаков стоял рядом и шепотом подсказывал ей, как себя вести. По очереди она поздоровалась со всеми за руку, глядя прямо в глаза.

Датчанин, у которого все лицо было в складках, назвался графом и долго не отпускал Динину руку. Очевидно, он уже воздал должное бутылке, стоявшей на столе.

Его меховая шуба лежала на стуле рядом с ним, графа сопровождал слуга. Дина заметила, что в это время года такая одежда слишком тяжела.

Но граф считал, что на севере погода может измениться в любую минуту. Он тут же сообщил про себя, что он доктор филологии и член Копенгагенского литературного общества. Жители Нурланда, по его мнению, очень приветливы и не так вульгарны, как он опасался. Однако из них почти никто не знает английского. Он оживленно жестикулировал, поблескивая перстнями.

Лоб Дины прорезали морщины, словно свежие борозды картофельное поле, но графа, державшего ее руку, это не смутило.

Наконец Дина освободилась от него, потому что пожилой человек с лицом такого цвета, какой бывает у мальчишек, целый день пробегавших на морозе, протянул ей руку и поклонился.

Он был невысокий, плотный и говорил по-немецки. Он представился камергером и художником, с ним рядом на стуле лежал альбом для рисунков. Весь вечер, с кем бы художник ни разговаривал, он не спускал с Дины глаз. Этим он немного напоминал развязных купчишек из Гамбурга. Оказалось, ему приходится много ездить по разным делам.

За столом сидел англичанин, который приехал сюда, чтобы порыбачить. Его интересовал лосось. А вообще он был маклером по продаже недвижимости. Но любил путешествовать. Дина сказала, что у нее создалось впечатление, будто по Англии путешествовать неинтересно. Не то что по Норвегии. Они то и дело встречают англичан в своих краях.

Капитан служил переводчиком. Маклер по недвижимости засмеялся и закивал. С косой улыбкой он наблюдал, как все мужчины церемонно ухаживают за Диной.

Ужин начался.

Я Дина. Я знаю все складки на платье. Все швы. Все поры на теле. Чувствую крепость костей и упругость кожи. Длину каждого волоса. Как давно я не уезжала из Рейнснеса! Я притягиваю к себе море. Я несу с собой Ертрюд через ветер и дым тлеющих углей!

Во время ужина мужчины обращались только к Дине. Тема разговора постоянно менялась. Но все старались следить за его ходом.

Датчанин с графским титулом в разговоре не участвовал. По той причине, что заснул. Фохт спросил, не следует ли удалить его из-за стола.

— Спящий мужчина редко приносит вред, — ответила Дина.