В руках врага - Вебер Дэвид Марк - Страница 111

Но присутствие Рэнсом нарушило все планы Турвиля, а от отданных ею приказов Тейсмана пробрало холодом. Пугало даже не то, что она приказала доставить старших офицеров и некоторых старшин на Барнетт, а дополнительное указание, строжайше предписывавшее не сообщать никому, в том числе и инспекторам Лиги, о самом факте пленения леди Харрингтон. Для каждого гражданина Народной Республики подобный приказ звучал зловеще.

Министерство внутренней безопасности и полиция чистоты помыслов прежнего режима тоже имели пугающую репутацию: карательные органы не склонны отягощать себя судебными процедурами, и люди шепотом пересказывали друг другу истории о таинственных бесследных исчезновениях. Но БГБ оказалась несравненно страшнее. Теперь уже не было нужды шептаться, ибо служба Сен-Жюста открыто оповещала граждан о самых суровых репрессиях. Судебные процессы более не воспринимались как досадная помеха: они превратились в средство пропаганды и узаконивания жестоких расправ. Первый этап оставался неизменным: человек исчезал и мог появиться вновь, если БГБ находила желательным организацию показательного судилища. В противном случае о нем уже никто, никогда и ничего не слышал.

Правда, Тейсману трудно было поверить, что Рэнсом решится проделать такое с Харрингтон: не могла же она не понимать, какие неприятности сулит подобный поступок.

Он твердил себе это снова и снова, но, увы, уверенности отнюдь не испытывал. Ему ли было не знать, сколько глупостей совершено во имя революции и «народной войны». Реки крови были пролиты безо всякого смысла лишь потому, что палачи дорвались до своих жертв. И Тейсман очень не хотел, чтобы нечто подобное случилось с Хонор Харрингтон.

Отпив еще один, на сей раз маленький глоток, он закрыл глаза и прижал прохладное стекло бокала к разгоряченному лбу. Алкоголь вызвал в его мозгу круговерть опасных мыслей, таких, какие он, будучи трезвым, непременно выбросил бы из головы.

Тейсман уважал Хонор. Более того, он и многие его люди были обязаны ей жизнями, ибо она приняла их капитуляцию, имея полную возможность покончить с врагами, распылив их на молекулы. И после того случая она не раз выказывала подлинно благородное отношение к противнику. Уорнер Кэслет был освобожден и отпущен на родину, ибо Хонор сочла, что Звездное Королевство в долгу перед ним и его командой. Гражданин капитан Стефан Хольц и сорок шесть его подчиненных остались в живых лишь потому, что она послала катера и эвакуировала их с безнадежно разрушенного крейсера «Ахмед», не будучи при этом уверенной, что получившие тяжкие повреждения системы жизнеобеспечения ее собственного корабля позволят выжить ей самой и ее команде. А потом именно она организовала репатриацию спасенных вместе с экипажем Кэслета.

Народный Флот имел перед ней долг чести, а Томас Тейсман вдобавок еще и личный долг. Хонор Харрингтон имела право ожидать от властей Республики достойного, уважительного отношения и к себе, и к своим людям. А мысль о…

Прозвенел звонок. Пробурчав: «Что угодно?», Тейсман поставил бокал на подлокотник кресла.

– Я хотела бы поговорить с вами, гражданин адмирал, – послышался голос Корделии Рэнсом.

Томас напряженно выпрямился. Время остановилось, следующее мгновение длилось вечность, и, пребывая в этом кристалле неопределенности, Тейсман поносил себя за непозволительную глупость. Как он мог расслабиться и напиться, зная, что эта особа находится с ним в одной звездной системе?

Однако в тот же миг чувство самосохранения заставило его встряхнуться и вернуться к действительности. Чтобы выкрутиться, следовало не предаваться самобичеванию, а действовать, причем без промедления.

– Одну минуточку, гражданка секретарь, – сказал он, встав.

В то время как ноги его нашаривали ботинки, а одна рука застегивала ворот, вторая потянулась к находившемуся поблизости от бутылки виски ингалятору. Тейсман не слишком жаловал алкоголь, а эту гадость любил еще меньше, но по опыту знал, что если уж доведется перебрать, ингалятор желательно иметь в пределах досягаемости. Вспомнив недобрым словом давнюю, случившуюся еще на третьем курсе Академии пьянку, после которой ему впервые довелось прибегнуть к этому средству, он поднес приборчик ко рту и нажал кнопку.

Адмирал знал, чем это обернется, однако приступ сильного кашля все равно застал его врасплох, заставив согнуться пополам. В первое мгновение он почувствовал себя умирающим, а во второе пожалел, что не умер на самом деле. Но, так или иначе, эта проклятущая штуковина произвела желаемое действие: желудок Тейсмана возмутился, а голова прояснилась, и каюта перестала выплясывать вокруг него польку.

Снова встряхнувшись, он сунул ингалятор в брючный карман и потянулся было к брошенному на спинку соседнего кресла мундиру, однако передумал. В конце концов, это Рэнсом явилась в его личные покои, причем без предупреждения. В данных обстоятельствах Тейсман не собирался приветствовать ее при полном параде, словно кролик, стремящийся предстать перед удавом в лучшем виде.

Перевесив мундир с кресла на вешалку, он перевел дух и нажал кнопку.

Дверь плавно отворилась, и вошла Корделия Рэнсом, сопровождаемая, как всегда, двумя громилами-телохранителями. Приглядевшись, адмирал сообразил, что в прошлый раз с ней приходила другая пара, однако это не имело значения. Создавалось впечатление, будто охранников для нее разводят с помощью клонирования.

– Добрый вечер, гражданка секретарь, – сказал он. – Я не ждал гостей.

– Я вижу, – откликнулась она, склонив голову набок, и бросила понимающий взгляд на бокал и бутылку. – Прошу прощения за то, что заявилась без предупреждения и прервала ваш отдых. Однако у меня возникло несколько вопросов, которые мне хотелось бы обсудить с вами. С глазу на глаз.

– Вот как? – вежливо уточнил Тейсман.

В результате действия ингалятора у него раскалывалась голова, но боль странным образом проясняла мысли. Он покосился на подпиравших стенки горилл. Корделия проигнорировала его намек: видимо, их она воспринимала лишь как предмет обстановки. И тут, возможно как раз благодаря помянутому прояснению, он сообразил, что они, в сущности, не являлись и телохранителями. На военной базе Республики члену Комитета никого опасаться не приходилась, и Рэнсом таскала их за собой как символ значимости своей персоны, своего рода тотем, приличествующий особе вождя.