Фанфан-Тюльпан - Вебер Пьер Жиль - Страница 12

— Ну, говори же, мошенник! — приказал лейтенант.

Жасмин вздохнул с печальной миной и опустил голову.

— Меня привели к вам очень печальные обстоятельства, — сказал он, — дело в том, что управляющий Тарднуа, которому ваше высочество так доверяли…

Страшное предчувствие сжало грудь офицера. Он, задыхаясь, простонал:

— Ну, говори же!

— Так вот, Тарднуа заложил все земли вашего высочества, а также ваш дворец в Париже, и скрылся вместе со всеми вашими деньгами…

— Тысяча чертей! — прорычал Д'Орильи. — Ты врешь, наглец! Я тебя отучу лгать, негодяй!

И, схватив со скамейки хлыст с набалдашником из оникса, он поднял руку… Лакей наклонился, стараясь ускользнуть от удара. Люрбек, положив руку на плечо Робера, чтобы остановить его, сказал успокаивающе:

— Ну, ну, друг мой, не горячитесь! Этот человек не выглядит лжецом.

Лейтенант, как громом пораженный, рухнул на скамью и несколько минут сидел в прострации, закрыв лицо руками и совершенно подавленный. Кавалер Люрбек смотрел на него с загадочным видом.

Вдруг Д'Орильи, овладев собой, вскочил и подошел к Люрбеку.

— Кавалер Люрбек, — сказал он, — я не могу принять ваше предложение.

И, возвращая Люрбеку свою расписку, он хотел силком вложить ее в руку Люрбека. Но тот, мягко отстранив его руку, запротестовал:

— Раз уж у вас есть долги, не лучше ли будет, если вас от них избавит ваш верный друг, который хочет вам помочь?

— Но теперь я не знаю, когда смогу вернуть вам долг.

— Ну, пустяки! — сказал кавалер. — Вы выгодно женитесь и рассчитаетесь со мной.

— О, дорогой Люрбек!

— Вы обидели бы меня, если бы отказались!

Д'Орильи, успокоившись и убедившись, что все написано правильно, сунул вексель в карман. А Люрбек, заметив, что Жасмин собирается удалиться, с той же загадочной, но еще более угрожающей улыбкой пробормотал сквозь зубы:

— Ну, милый маркиз, теперь ты у меня в руках!

Несколько дней спустя приказом командования полк Рояль-Крават был отправлен обратно в Лилль, чтобы там предстать перед маршалом Морисом Саксонским. Полководец пожелал перед возвращением в Париж отблагодарить офицеров и солдат, которые особо отличились в боях во Фландрии.

Войска выстроились у выхода из города на просторной равнине, обрамленной тополями. Кавалерия стояла в два ряда, затем стояла пехота, а впереди нее — музыканты; впереди оркестра стояли солдаты, которые держали флажки.

Это было грандиозное зрелище: огромное каре всадников, над которым реяли штандарты, не шевелясь, с оружием наготове ожидало появления полководца.

Звуки труб взорвали воздух. Команда, многократно повторенная офицерами, прокатилась по рядам. Офицеры представляли свои подразделения.

Маршал Саксонский появился на площади верхом на могучем померанском коне, который, казалось, без малейшего усилия нес грузного седока. Он двигался в благоговейном молчании, сопровождаемый блестящим адъютантом.

Морису Саксонскому тогда было сорок восемь лет. Иностранец, незаконный сын польского короля и княгини Кенигсмарк, он был в тот момент в зените славы. В тринадцать лет, будучи солдатом князя Евгения, он принимал участие в битве при Мальплаке, потом дрался против Карла XII и против турок. Влюбившись в герцогиню Анну, будущую русскую царицу, он был изгнан из этой страны и пошел на службу к французскому королю. В чине маршала армии он провел осаду Филиппсбурга; в чине генерал-лейтенанта штурмом взял Прагу, и в благодарность за это Людовик XV даровал ему звание маршала Франции. Никто не заслуживал этого высокого назначения более, чем Морис Саксонский. Он и в самом деле обладал всеми качествами великого полководца. Этот саксонец, ставший французом, с первого взгляда умел обнаружить уязвимое место у противника.

Он был гигантского роста и чрезвычайно тучен, но сила у него была необыкновенная: пальцами он легко ломал подкову. Он был самоуверен и иногда груб, но умел проявить и справедливость, и гуманность по отношению к солдатам, которые его обожали, зная, что и он любит их не меньше. Он ехал легкой рысью перед полками, стоявшими строгими рядами на плацу. Время от времени он останавливался, чтобы поздравить того или другого полковника, поговорить немного с каким-нибудь рядовым.

Полк Рояль-Крават привлек его особое внимание. Эта часть была поистине великолепна, и довольная улыбка при взгляде на нее осветила суровое лицо великого воина.

Поздравив полковника с прекрасным видом его кавалеристов, он остановился перед лейтенантом Д'Орильи, который, побледнев, отсалютовал шпагой.

Маршал Саксонский обладал феноменальной памятью. У него было правило: ему должны были представлять каждого офицера, и он хорошо помнил всех, чья храбрость становилась ему известна.

— Лейтенант Д'Орильи, — сказал он своим рокочущим басом, — мне доложили о ваших заслугах и храбрости. С сегодняшнего дня я назначаю вас своим адъютантом.

Д'Орильи, у которого голова пошла кругом от гордости и счастья, даже не успел пролепетать слова благодарности. Но маршал уже продолжал разговор с полковником.

— Мне также доложили о подвигах, совершенных одним из ваших кавалеристов по имени Фанфан-Тюльпан. Представьте мне его!

Как известно, Фанфан состоял во взводе Д'Орильи. Лейтенант тут же вызвал его вперед, и молодой солдат, совершенно потрясенный, оказался лицом к лицу с тем, перед кем благоговела вся французская армия.

— Ого! Вот он какой! — красивый и храбрый! — воскликнул, смеясь, Морис Саксонский. — Таких солдат я люблю!

Фанфан, красный от волнения, стоял, застыв, как статуя.

— Говорят, — продолжал полководец, — что ты один, совсем один, взял вражескую пушку. Это хорошо, дружок! За это мы тебя наградим!

Офицер, который вез за маршалом почетное оружие, тут же протянул Фанфану саблю, украшенную лилиями.

— Я присваиваю тебе звание первого кавалера Франции, — громко объявил маршал Морис Саксонский.

Фанфан закачался в седле. Он был взволнован больше, чем когда впервые услышал гром пушек, но маршал был уже далеко, а он — застыл, как соляная статуя. И только после того, как голос лейтенанта напомнил ему, что надлежит вернуться в строй, на свое место, он повернул лошадь.

— Ах, если бы Перетта меня видела! — бормотал Фанфан со слезами на глазах. — Она наверняка полюбила бы меня еще больше, и никакие Магю на свете не могли бы ей помешать выйти замуж за первого кавалера Франции! А мой славный учитель, Бравый Вояка, как бы он радовался, видя своего ученика в такой чести!

Несколько дней спустя шевалье де Люрбек, который поспешно вернулся в Париж, получил с нарочным следующее письмо:

«Мой дорогой друг!

Ваше появление принесло мне счастье. Я с радостью сообщаю Вам, что маршал Саксонский назначил меня своим адъютантом. Мне хотелось первым сообщить Вам эту приятную новость.

Преданный Вам

Робер Д'Орильи. «

— Ого! — сказал подозрительный персонаж, потирая руки. — Я начинаю верить, что хорошо поместил мои десять тысяч ливров.