Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 80

— А кто же? — заинтересовался Яцек.

— Де Сент-Илер!

— Добрый человек, — удивленно покачал головой Тимофей.

— Да, — согласился Жозеф. — Он заявил, что раз его брат погиб, а деньги уже у мавров, то пусть христианская душа получит свободу. Мы отплыли домой и благополучно прибыли в Марсель. Благородный де Сент-Илер уехал в свой замок, а я подался в наемники к испанцам и вскоре отплыл в Вест-Индию, надеясь сказочно разбогатеть. И надо такому случиться, что на наш корабль напали пираты, вышедшие из гавани Сале! Я вновь оказался в плену и, не долго думая, опять назвался де Сент-Илером.

— Смело, — заметил грек. — Ты надеялся, что он еще раз тебя выкупит?

— Нет, просто хотел выиграть время, — засмеялся француз. — Мне удалось бежать, переодевшись мусульманином. В гавани я украл лодку и вышел в море. Меня подобрал испанский корабль, но сколько я ни доказывал, что я не араб, мне не верили. Кинули в трюм и привезли на другую сторону земли.

— Ты был в Индиях? — изумился Головин.

Ему доводилось слышать о далеких и загадочных владениях Испании в Новом свете, но он впервые видел человека, который побывал там. Да, любопытная подобралась компания на скамьях гребцов турецкого галиота: донской казак, греческий капитан, болгарский повстанец и албанский разбойник. А к ним в придачу отчаянный искатель приключений, которому неизвестно даже место собственного рождения.

— Я там был рабом на плантациях, — объяснил Жозеф. — Поверь, это не многим лучше, чем сидеть на веслах у турок. День и ночь я мечтал о свободе, и вот она пришла в образе пиратов, напавших на остров. Мне удалось улизнуть во время суматохи и перебраться на другой остров. Наконец, я честно заработал деньги и решил вернуться на родину. Сел на корабль и…

— И что? — поторопил его заинтригованный Богумир.

— Опять попал в руки мавров! Пришлось согласиться принять магометанство и стать таким же разбойником, как они. Год я плавал на их кораблях в качестве судового плотника. Но тут янычары что-то не поделили с алжирским беем, и я попал в плен к туркам. Конец истории вам хорошо известен. А смеялся я потому, что испытал почти все то, что выпало на долю Яцека, Кондаса и Сарвата. Если хотите, можете называть меня Жозеф де Сент-Илер. А можете — просто Жозеф.

— Одиссея, — сочувственно вздохнул Кондас.

— Турок резать надо, — пробасил албанец.

Все примолкли и посмотрели на Тимофея: он один еще ничего не сказал о себе. А что ему говорить? Рассказать все как есть? Нет, распускать язык нельзя.

— Вы слышали о казаках, которых басурманы называют урус-шайтанами? Я один из них. В бою с татарами был ранен, — Головин дотронулся до шрама над ухом, — и попал в плен. В Кафе меня продали на галеру.

— До тебя с нами на скамье тоже сидел русский, — сказал Богумир.

— Его убил Джаззар, — тихо добавил Жозеф. — Как тебя зовут?

— Тимофей.

— Трудное имя, — покачал головой грек. — Но я постараюсь его запомнить. Теперь давайте спать, и так заболтались.

— Надо бы выставить караульных, — предложил Головин.

Сарват вызвался сторожить первым. Потом его должен был сменить Яцек, а под утро заступал на караул Жозеф. Ночь прошла спокойно: в дремучем лесу некому было побеспокоить усталых беглецов, разве только зверю или птице.

Как только на вершины гор упал первый луч солнца, француз поднял всех на ноги. Сборы были недолгими: сжевали по сухарю и отправились в путь. Каждому вырезали длинный и крепкий посох, чтобы легче одолевать крутые подъемы и перепрыгивать через расщелины. Шагали гуськом, следя за Богумиром, который отыскивал дорогу.

У первого же ручья остановились напиться и освежить прохладной водой разгоряченные лица. Яцек пожалел, что нельзя набрать воды, чтобы промочить в дороге пересохшее горло, эх, хоть бы сухую тыкву найти! Кондас посоветовал ему напиться впрок, а неунывающий Жозеф рассказал о горбатых верблюдах, способных пересечь любую пустыню, поскольку они могут обходиться без пищи и воды долгие месяцы. На это поляк кисло заметил, что ему, в довершение всех несчастий, не хватало еще обзавестись горбом.

К полудню перевалили через гору и спустились в долину. Ко всеобщему сожалению, не удалось подстрелить даже маленькой птички. Вся живность в лесу словно попряталась, стараясь не попадаться людям на глаза. И еще ни разу беглецы не увидели следов местных жителей, как будто вся округа вымерла: ни звука пастушьей свирели, ни дымка костра на горизонте.

— Сколько нам еще идти? — догнав Богумира, поинтересовался Кондас. — Если сегодня охота будет неудачной, голод заставит нас остановиться.

— Надеюсь, доберемся до места завтра вечером, — успокоил его болгарин. — Ну, самое позднее послезавтра.

— Хорошо, если так, — пробормотал слышавший их разговор поляк.

Примерно через час бывшие рабы снова начали подниматься в гору: Богумир отыскал старую пастушью тропу, которая вела к перевалу и дороге. Дальше предстояло опять спуститься в долину, пересечь ее и по лесистому склону добраться до его родной деревушки. Услышав, что конец пути близок, все зашагали бодрее, а Жозеф даже принялся насвистывать какую-то песенку. Сарват неодобрительно покосился на него, но промолчал.

Вскоре тропа действительно вывела их к старой дороге, петлявшей среди скал. Неожиданно послышался стук копыт.

— Вниз! — крикнул Богумир.

По другую сторону дороги начинался пологий откос, густо заросший кустарником. Бывшие рабы во весь дух кинулись к спасительным кустам. Головин оглянулся: на дорогу вылетело несколько конных турок на разномастных лошадях. Заметив убегавших людей, один из них гортанно закричал и вскинул лежащее поперек седла ружье. Выстрел словно подстегнул беглецов: с треском ломая ветви, они врезались в заросли и не разбирая дороги помчались дальше, к лесу.

Их не преследовали. Турки еще несколько раз пальнули из ружей и прекратили стрельбу, видимо решив не тратить зря порох. О чем-то посовещавшись, они поскакали дальше и вскоре скрылись за поворотом дороги.

Добежав до полянки, Тимофей остановился и несколько раз издал в разные стороны трескучий звук, подражая крику встревоженной сороки, надеясь, что товарищи услышат и поймут, где он. Не хватало только потерять друг друга!

Первым из кустов вылез мрачный Сарват. Обернулся и погрозил увесистым кулаком ускакавшим туркам. Следом появились Кондас и Богумир. Последним на поляну вышел Жозеф: тащил окровавленного, жалобно стонавшего Яцека — турецкая пуля ранила его в бедро.

— Мне всегда не везет. — Поляк морщился от боли и часто облизывал пересохшие губы. — Вот и сейчас…

Головин и Кондас осмотрели его рану. Опасности для жизни она не представляла, но передвигаться самостоятельно Яцек уже не мог. И надо было вытащить пулю, чтобы избежать возможных осложнений. Арнаут молча взвалил раненого на свою широкую спину и двинулся в глубь леса. Остальные поспешили за ним.

— В долине есть речка, — сообщил болгарин. — Там мы промоем его рану и перевяжем.

— Чем? — нахмурился Кондас. — У нас нет даже чистых рубах!

— Приложим траву, а сверху примотаем тряпками, — предложил казак.

Когда вышли к реке, у Яцека уже начался жар. Лоб покрылся мелкими бисеринками пота, глаза покраснели; сдерживая стоны, он мотал головой и скрипел зубами.

Быстро развели костер. Кондас вымыл клинок ятагана и начал прокаливать его над огнем. Поляка уложили на землю. Албанец навалился ему на ноги, Жозеф сел на плечи. Болгарин принес в пригоршнях воду и выплеснул ее на рану. Тимофей взял у грека ятаган, умело сделал разрез и запустил в него пальцы, нащупывая пулю. Яцек взвыл и закатил глаза, выгибаясь от боли.

— Вот она! — На окровавленной ладони казака лежал сплющенный кусочек свинца. — Богумир, еще воды!

Кондас сдвинул края раны и залепил ее кашицей из разжеванной травы. Сверху положил лист подорожника и замотал тряпками.

— Хорошо, что пуля сидела неглубоко. — Он выпрямился и вытер руки пучком травы. — Но откуда здесь взялись турки? Неужели ищут нас?