Харка — сын вождя (без ил.) - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 49

В типи проснулась девушка. Она очень осторожно потянулась к мокасинам и одежде, лежащим около ее постели, и потащила их под одеяло. Одевшись, она снова спокойно вытянулась, натянув одеяло до плеч. Потом она посмотрела по сторонам, прислушалась. Дыхание остальных четырех обитателей жилища было равномерным и спокойным. Харбстена, ее младший брат, свернулся клубочком, и это было верным признаком, что он крепко спит. Шешока закашлялась во сне, но не проснулась. Шонка ворочался под одеялом и что-то непонятное бормотал во сне. Он спал, потому что устал: он только что вернулся из дозора от табуна.

А спит ли Унчида — бабушка? Если она и спит, то малейший шум способен потревожить ее… Впрочем, девушка не опасалась Унчиды, она жила с ней в согласии и пользовалась ее полным доверием.

Тихо-тихо поднялась Уинона. Она сложила одеяло и подошла к очагу, который в эти теплые дни только тлел по ночам. Она наклонилась, набрала в пригоршню сажи и потерла свое лицо. Это означало, что весь следующий день она не будет ничего есть.

Уинона покинула типи, уверенная, что это осталось никем не замечено. Но Унчида давно проснулась и следила за девушкой до тех пор, пока за нею не опустился полог.

Оказавшись снаружи, девушка остановилась и оглядела площадку. Тень от столба все еще, как черный палец, указывала на типи жреца. На шесте перед типи висело старое ружье и в маленькой сеточке — золотое зерно. Уинона задумчиво смотрела на оба эти предмета. Ружье было тем таинственным железом, которым пауни убил ее мать. Ее отец Матотаупа убил этого пауни, а ее старший брат захватил этот мацавакен в бою. Жрец велел принести его в жертву духу. Да, это ружье имеет историю, и, может быть, история его еще не закончена. Золотое зерно Харка нашел в речке у Блэк Хилса. Рассерженный Матотаупа бросил его в реку, а Чернокожий Курчавый снова отыскал его, и тогда жрец забрал зерно себе. Иногда зерно, как и сейчас, висело перед типи у всех на виду. Но никто не знал, когда жрец спрячет его, когда снова выставит напоказ. Никто не знал, и для чего он это проделывает.

Долго рассматривала обе эти вещи Уинона. Потом она повернулась к другой типи, которая стояла несколько в стороне от площадки, поближе к рощице. Здесь жила Белая Роза, с которой Уиноне предстояло встретиться. Белая Роза была одной из сестер двойняшек, дочерей брата Матотаупы, того самого брата, которого растерзал гризли. Девушки дружили, и дружба их не оборвалась после изгнания Матотаупы и побега Харки. Белая Роза не стыдилась того, что ее постоянно видели с дочерью изгнанника.

Полог типи, за которой следила Уинона, приподнялся, и выскользнула Белая Роза. Ее лицо тоже было вымазано сажей: подруги заранее сговорились, что во всем будут поступать одинаково. Они подскочили друг к дружке, взялись за руки и побежали сквозь кустарник к ручью, который огибал и стойбище, и рощицу. Прижавшись поплотнее плечом к плечу, они уселись на песчаном берегу. На западе на фоне темно-синего ночного неба выделялись черные очертания Скалистых гор. Уинона смотрела на горы. Туда отправились ее отец и брат…

— Что сказала Унчида? — шепотом спросила Белая Роза. — Она думает, что придут пауни?

— Унчида молчит.

— Четан думает, что они придут.

Четан, семнадцатилетний предводитель союза Красных Перьев, потерял и отца, и приемного отца и теперь жил у овдовевшей матери Белой Розы.

— Четан сказал, что предстоит осенняя охота на бизонов и что пауни попробуют нас разбить раньше, чем пойдут на охоту. Так он сказал. А ты что думаешь?

— На что же надеяться? У нас теперь нет вождя.

— У нас есть Старая Антилопа и Старый Ворон.

Уинона опустила голову.

— Ты права.

— Это хорошо, Уинона, что мы заботимся о нашей судьбе. Духи к нам немилостивы. Вот теперь мы их умилостивим своей жертвой, и пусть Вакантанка, Великий и Таинственный, знает, что и мы на что-нибудь способны.

— Ты права.

Девочки замолчали, но им не хотелось возвращаться обратно в палатки.

— Слушай! — вдруг шепнула Уинона.

Белая Роза прислушалась, но пожала плечами в знак того, что ничего не слышит.

— Пойдем скорей в типи, это, наверное, разведчик пауни, — сказала Уннона, и тут обе девочки в страхе даже отпрянули назад: прямо к ним по траве, словно ящерица, скользил человек.

Белая Роза чуть не вскрикнула, но Уинона быстрым движением закрыла ей рот.

Человек был уже рядом.

— Харка! — произнесла Уинона срывающимся от волнения голосом.

Мальчик тихо заговорил.

— Знаете ли вы, что пауни скоро будут здесь?

— Нет. Что…

— Молчи. Я еще приду. Вы меня не видели. Быстрее бегите и скажите Унчиде то, что слышали. Я сказал, хау! — и мальчик исчез.

Девочки спрашивали себя: что это — на самом деле или только привиделось им? Но потом вскочили, понеслись к типи со знаками четырех стран света и закричали:

— Пауни идут! Пауни идут!

Стойбище проснулось. Все жили в напряженном ожидании беды, и никто не спросил девочек, откуда они узнали о пауни.

— Пауни идут!

В одно мгновение стойбище было на ногах. Старый Ворон, отец трех братьев Воронов, вышел к столбу на площадке. Ему предстояло возглавлять схватку, и он отдавал приказания: воинам засесть в кустарнике и, как только враги приблизятся, поражать их стрелами, женщинам и детям оставаться в типи.

Уинона и Белая Роза стояли прижавшись друг к другу у входа в типи вождя и наблюдали за происходящими событиями. Они увидели, что из прерии с юга возвратились три разведчика и подошли к Старому Ворону.

— Откуда приближаются пауни? — спросил тот разведчиков.

— Мы их не видели, — удивились воины.

— Вы их не видели?! Ваши глаза ослепли, уши оглохли! Но кто же тогда сообщил о них?

— Мы не знаем.

Старый Ворон вскипел: как это понять!.. Но времени распекать незадачливых разведчиков не было, как не было и времени выяснять, кто сообщил о враге. Из прерии донесся военный клич пауни, и на лагерь полетели первые зажигательные стрелы. Они попали и в сухой кустарник. По кустарнику побежали огоньки, и невозможно было потушить их, так как пауни уже заняли северный берег ручья и к воде было не подойти. Многоголосый крик врагов потряс дакотов — стало ясно, что воинов у пауни намного больше, чем у рода Медведицы.

Старый Ворон пронзительно засвистел в военный свисток и закричал:

— К лошадям! К лошадям!

Испуганные кони метались среди горящего кустарника. Еще секунда — и они разбежались бы как свора собак, только что рассыпавшаяся по прерии. Воины бросились к лошадям.

Это не осталось не замеченным противником.

— Не пускайте их к лошадям! Не пускайте! — закричал вождь пауни.

И воины пауни тоже бросились в горящий кустарник. И среди мечущихся животных завязалась схватка между дакотами и пауни. Лошади словно взбесились, пауни стаскивали на землю дакотов, люди катались по земле между брыкающимися и подымающимися на дыбы конями. Пошли в ход ножи и палицы. Пламя ширилось, и обезумевшие животные, увлекая за собой всадников, понеслись к палатке, где был привязан пегий жеребец. Тот рванулся, вырвал кол и вместе со всем табуном понесся на восток.

Вождь пауни увидел, что большинство его воинов увлеклись погоней за конями. Это встревожило его. Видимо, не менее был обеспокоен и Старый Ворон, потому что с обеих сторон раздались низкие звуки военного свистка, призывающие воинов вернуться к вождям. Но ни повернуть, ни остановить коней уже было нельзя, и воины спешивались, оставляли преследование и бежали к своим вождям. Они даже не нападали друг на друга.

Так род Медведицы потерял всех своих коней. Это было большим успехом пауни, и враги ликовали.

Между тем огонь в кустарнике свирепствовал. Ночь была безветренная, и поэтому он пока не распространялся вширь, с треском пожирая деревца и сухую траву.

Женщины и дети собрались на площадке поселка, типи прикрывали их от наступающих пауни. Голая утоптанная земля не могла гореть. Только дым окутывал людей. Воины сгрудились вокруг Старого Ворона, и Ворон дал приказ переправиться через ручей и атаковать пауни, даже несмотря на то, что все подходы к ручью простреливались. Он сам взялся возглавлять эту сомнительную попытку.