Темное солнце - Вербинина Валерия - Страница 48

— Мерзавец! — заверещала Мадленка, замахиваясь второй раз.

— Это уже чересчур, князь! — возмутился пан Соболевский. — Что вы себе позволяете?

На госпожу Анну происшедшее оказало самое тягостное впечатление: она поникла головой и зарыдала.

— Мама, не плачь! — пролепетала Мадленка, начисто забыв про ненавистного Августа и устремляясь к ней. — Не плачь!

Впервые в жизни она обняла мать и почувствовала, как ее слезы текут ей на плечо. Князь Август стоял, утирая кровь с расцарапанного лица, злой и сердитый.

— А это кто? — спросил он, кивая на «Ольгерда».

— Купец из Литвы, — сказал пан Соболевский раздраженно. — Что происходит, князь, в конце концов?

Август, не отвечая, вглядывался в лицо крестоносца.

— Где-то я тебя уже видел, — молвил он задумчиво.

— Возможно, — согласился Боэмунд, и на этот раз его акцент чувствовался меньше. — Мир гораздо теснее, чем думают некоторые.

Мадленка застыла от ужаса, хотя ей больше следовало беспокоиться за себя: некоторые из шляхтичей, которых она знала, подходили к ней и бесцеремонно пялились на нее в упор, пытаясь определить, не обознались ли они. К счастью, синеглазый красавец недолго занимал Августа, и он вновь обратился к хозяину дома, тыча пальцем в Мадленку:

— Так вы утверждаете, пан, что это ваша дочь?

— Да, и могу поклясться в этом, — сказал пан Соболевский.

— И я, — злобно всхлипнула госпожа Анна, высвобождаясь из объятий Мадленки и утирая слезы.

— Мы ее знаем, — встрял ксендз Белецкий, до той поры сидевший ни жив ни мертв от страха.

— И зовут ее Магдалена Соболевская, так? — настаивал князь Август. — Так, и никак иначе?

— Именно так, истинный бог.

— Но Магдалену Соболевскую убили! — закричал Август, теряя терпение. — Что вы мне тут толкуете, в самом деле!

— Это была самозванка! — взвизгнула Мадленка, с ненавистью глядя на него.

— Откуда ты знаешь? — обрушился на нее князь.

— Потому что я была там! — окончательно теряя голову и губя себя, отозвалась Мадленка.

Когда она опомнилась, было уже слишком поздно что-либо изменить. До этого момента оставалась крошечная надежда, что все обойдется, но и она исчезла, как только Мадленка дала понять, что осведомлена о происшедшем. По лицу Боэмунда фон Мейссена она поняла, какую допустила ошибку, но ей уже было все равно.

— Ага, — сказал князь Август, подходя к ней. — Значит, Михал Краковский — это все-таки ты.

— Если бы ты с рождения не был дураком, — отозвалась бесстрашная Мадленка, которой было уже нечего терять, — ты бы давно догадался об этом.

Наступило молчание. Мадленка и Август смотрели друг другу в глаза, не отрываясь; и никто не хотел сдаться первым.

— Значит, это ты убила мою мать, — заключил он.

— Нет, — вызывающе выпятила нижнюю губу Мадленка, — я не делала этого.

— Суд разберется, — с пугающим спокойствием изрек Август. — А пока я забираю тебя в замок Диковских.

— Нет! — пронзительно, истошно закричала госпожа Анна, бросаясь вперед. — Она только вернулась ко мне! Зачем же вы, звери, отнимаете ее?

Ее крик перешел в сдавленное рыдание, она упала на пол и стала биться о него головой. Муж и зять-литвин кинулись подымать ее. Мадленка обернулась и увидела в углу прижавшихся друг к другу двойняшек. Их глаза, обращенные на нее, были наполнены восхищением и ужасом.

Боэмунд, закусив губу, приподнялся, но Мадленка отрицательно покачала головой, и крестоносец, немного побледнев, опустился на прежнее место. Врагов было больше, гораздо больше, и сила оказалась на их стороне. Потом, Мадленка сомневалась, что схватка что-то решит; в этом случае вне закона оказалась бы, пожалуй, не только она, но и вся ее семья, а Мадленка не хотела этого.

Князь Август объявил, что Мадленка обвиняется в убийстве его матери, что дело ее будет рассматривать самый высокий суд и что в случае, если она докажет свою невиновность, никто не причинит ей вреда. Он подробно объяснил, почему на нее пало такое подозрение. Пан Соболевский сел за стол и слушал, рассеянно пощипывая усы. Мадленке не хотелось, чтобы отец стал укорять ее за то, что она скрыла от них правду, и она вскинула голову.

— Я должна собраться, — сказала она со смешком. — Не бойтесь, я не убегу.

Проходя мимо Боэмунда, она быстро взглянула на него и спустя некоторое время, к своему великому облегчению, услышала за спиной его мягкие шаги. Они зашли в ее комнату, которую так никто и не обжил после ее отъезда и в которой ничего не было, кроме кровати и старого ларя. Боэмунд вошел вслед за ней и тщательно прикрыл дверь. Мадленка села на ларь, глядя на распятие на стене.

— Ты считаешь меня трусом? — спросил крестоносец.

— Нет, — сказала Мадленка честно, — я считаю, ты не обязан делать что-либо для меня помимо того, что уже сделал.

Она так и не поняла, что ее слова задели его сильнее, чем любой упрек.

— Меня убьют? — просто спросила она.

— Не обязательно, — ответил рыцарь. — Теперь, когда им известно, кто ты, они попытаются от тебя избавиться, но не в открытую. Потребуй, чтобы тебе дали человека, который будет проверять твои напитки и пищу. И, — он достал из-за пазухи короткий кинжал, — на всякий случай возьми это. На нем нет никаких меток, что он принадлежит мне, но он может тебе пригодиться.

Мадленка спрятала кинжал, закрыла лицо руками и всхлипнула.

— Боэмунд, — сказала она, — мне страшно.

Рыцарь ничего не ответил. Мадленка утерла слезы и робко поглядела на него. Он стоял, привалившись плечом к стене, и сосредоточенно размышлял о чем-то.

— Они будут задавать тебе самые разные вопросы, — негромко начал он. — Придерживайся правды, насколько это возможно, но не забывай: слово — это оружие. Оно может спасти, а может и погубить тебя. Лучше всего, если ты не станешь упоминать о Мальборке.

— Но как… — начала Мадленка сдавленно. — Они же знали, что я там, и Флориан…

— Ты бежала из подземелья, рыцарь пошел в одну сторону, а ты в другую. Потом тебе встретился юноша твоих лет, и ты, опасаясь погони, обменялась с ним одеждой. Я его нашел, принял за тебя и повесил, но ты об этом ничего не знаешь. Потом тебя подобрали какие-то купцы и привезли сюда, но ты мало что можешь о них сказать. Ты говоришь по-литовски?

— Нет.

Тем более. Главного зовут Ольгерд, а до остальных тебе дела нет. Теперь вот еще что: знай, что люди, которые будут тебя допрашивать, не новички в своем деле. Они будут тебя выводить из себя, чтобы ты в запальчивости проговорилась, начнут тебе угрожать, может, даже заговорят о пытке. Пытать тебя они не имеют права, ты не ведьма, так что не бойся их. Они наверняка попытаются подослать к тебе наушников, отправят тебя на исповедь — остерегайся всех, и исповедника в том числе.

Ответы давай по возможности короткие и, если понадобится, повторяй по сто раз одно и то же, не сочиняй новые детали. Это тоже хитрость: взять допрашиваемого измором. Помни, что в любом вопросе может заключаться ловушка, и обычно самые невинные вопросы как раз и являются ею. Один вопрос всегда ведет за собой другой. Уясни, чего от тебя хотят добиться, и не давай им запутать себя. Если надо, дерзи, но в меру. Никогда не поддавайся чувствам — они затемняют разум, а в этом поединке, как и в любом другом, выигрывает тот, кто дольше противника сохраняет хладнокровие, несмотря ни на что. Если лжешь, ложь должна быть продуманной, простой и убедительной, и такой, чтобы никто по возможности не мог ее опровергнуть. А о том, какие у тебя подозрения, не упоминай вовсе: будет только хуже.

Мадленка слушала и машинально кивала, прикидывая, позволительно ли будет обнять его на прощание или это все-таки неприлично.

Ты достаточно сообразительна, но ни в коем случае не пытайся щеголять свои умом. Лучше казаться глупым, чем умным, потому что с дурака спрос невелик. Помни: ты никому не можешь верить. Остерегайся Августа, потому что он дурак, остерегайся Доминика, потому что он могуществен и ему ничего не стоит погубить тебя, остерегайся этой литовской панны, потому что она имеет влияние на Доминика, и не верь даже епископу, ибо он его послушное орудие. Если ты забудешь об этом хоть на миг, ты пропала.