Белое танго - Вересов Дмитрий - Страница 70

Павел не звонил и не появлялся. Изредка наведывалась Адочка, прибиралась, перемывала посуду — и уходила, не сказав ни слова упрека, лишь глядя на Таню печальными глазами. К ее визитам быстро привыкли.

Во время одной из вылазок за пополнением спиртного Анджелка пхнула локтем Таню, указывая на привалившуюся к прилавку обрюзгшую фигуру. С трудом Таня узнала друга и соратника Павла, братниного «гусара» Ванечку Ларина. Она вспомнила его взгляд на свадьбе, сжалась внутренне, подтянулась, вскинув голову.

Иван обернулся, чувствуя спиной ее пристальный взгляд. Обомлел, беспомощно озираясь кругом.

— Здравствуй, Ваня. Не узнал?

— Не… Ну как?.. Это я… Неожиданно, в общем, — наконец выпалил он, краснея до кончиков ушей.

— А я было подумала, что так одрушляла за последнее время.

— Как можно! — искренне возмутился он и восхищенно, с придыханием сказал:

— Таких как ты не бывает, то есть такие никогда не дурнеют, то есть красота — картины писать, пылинки сдувать.

— Так что ж тебе мешает, писатель? — ухмыльнулась Таня.

Ванечка пьяненько расплакался.

Сконфуженного и размягченного, как хлебный мякиш, его притащили домой. Якуб поначалу встретил радушно, но скоро Иван стал его раздражать. Несостоявшийся литературный гений зачастил в Танин дом, слишком много и не по делу болтал, ходил за Таней хвостом, выполняя все ее капризы, как преданная собака.

— Тьфу, — отплевывался Якуб. — Не мужик он, что ли?

Покуда Иван еще лыко вязал, Таня направляла его говорливость в нужное ей русло, попутно задавая вопросы о прошлом, о его друзьях и близких. Его творческие поиски ничуть ее не интересовали, а о жене он и не вспоминал. Пару раз хмель пробудил в нем редкую злость, и он вдрут обрушился с обличениями и критикой в адрес партии и правительства. Досталось и Черновым. Одобрительно отозвался только о Елке, которая вроде бы поправилась, вышла замуж и уехала с мужем работать за границу. Про Леньку Рафаловича знал только, что тот служит где-то на Севере, на военном корабле. Про Никиту говорил хоть и неохотно, но обстоятельно. Не вдаряясь, зачем ей это надо, Таня хотела узнать обо всех побольше. Спинным мозгом чувствовала, что Никита появился где-то на горизонте, встряв в Ванечкину жизнь, о чем бедолага и не подозревал. Из его историй она вынесла кое-какие важные детали, демонстрирующие тайную интимную жизнь брата.

Подружки, не сговариваясь, одновременно определили его нетривиальную сексуальную ориентацию — уж очень много Ванечка рассказывал о постоянном партнере Никитушки, известном блестящем артисте. Ну а то, что на братике природа круто отдохнула, как на мужике, она знала не понаслышке. И еще, из разговоров выудила она догадку, что неровно ее братец дышит к Ванюшиной жене. Не очень-то это укладывалось в мозгу. Но если так, — Иван здесь как нельзя кстати. Тогда следует ждать гостей, а именно Никиту… В особую стопочку складывалась сага о Черновых.

Хитросплетения этой семьи Ванечка знал больше по рассказам своей матушки, которая не один год верой и правдой служила Дормидонтычу. «Это у них, Лариных, в крови», — решила про себя Таня, прекрасно понимая, что собственными руками лепит из Ванюшки банального гонца за бутылочкой винца.

Как-то незаметно, не взяв из собственного дома даже зубной щетки, Ванечка и вовсе задержался у Тани и проторчал целую неделю, особенно не привечаемый, но и не гонимый, вылезая только с утреца за пивком. А потом все всколыхнулось после телефонного звонка. Таня принялась за генеральную Уборку. Кого ждали, похмельный и потный Иван не понял, но хлопотал со всем тщанием, насколько умел.

— К нам едет ревизор! — заговорщически подмигнула ему Анджелка, выгребая из-под ванной окурки. — Фу, вонючка!

— Кто?

— Да брат Танин, Никита.

И Ванька решил на всякий случай смыться. Придумал полную ерунду насчет рукописи в Литфонде, что надо бы туда позарез и именно сегодня зайти — в субботу там, оказывается, тоже работают. Таня вяло попыталась его отговорить, но удерживать не стала.

Никита пришел с охапкой чайных роз, при полном джентльменском наборе визитера: торт «Птичье молоко» и две бутылки «Советского полусладкого», — как любит Таня.

— Не так страшен черт, как его малюют, — оглядывая обстановку, произнес Никита. — Слышал, ты отошла от мирских дел, и отошла лихо.

— Не так страшен черт, как его малютка. Не верь сказанному. Может, разговеемся — легче сказать будет, с чем пришел.

— С добром, сестра, с добром.

Откинув полы пиджака, Никита вольготно устраивался в кресле, не замечая хлопот Анджелки вокруг стола. Якуб ушел с книгой на кухню. В воздухе стояло напряжение.

— В тебе добра, как в скорпионе меду, — хмыкнула Таня, подкладывая ему в тарелку закуску.

— Иду на мировую, а ты язвишь. Охолонись шампанским.

Анджелка хотела было испариться вслед за Якубом, но Таня гаркнула на нее, потребовав, чтобы и Якуб пришел гостя потчевать.

Разговор был светским. Никита красочно рассказывал о творческих планах, вспоминал веселые байки на съемках, с легкостью оперируя киношными именами, известными лишь по экрану.

Анджелка была очарована рассказчиком, охала или хохотала до упаду. Улыбался Якуб, недоверчиво покачивая головой. Никита подливал шампанского, а Таня выжидала.

— Что-то не вижу твоего сердечного… — ненароком бросил он.

— Ты про которого?

— Последнего-последнего, того, что как приблудного пса приютила. Про Ивана.

Тоже собачку завести хочешь, кинолог хренов? — рассмеялась Таня.

Никита аж поперхнулся и уставился на Таню, пытаясь понять, догадывается ли она об истинной цели визита.

— Да ты пей, ешь, потом косячок пропустим, там и поговорим.

Никите сделалось дурновато. Не складывались у него игры с сестрой. Сколько раз он в детстве удерживал себя, чтоб не треснуть ей шахматной доской по голове или карты бросить в лицо. Она всегда выигрывала, маленькая стерва, еще и хихикала, издевалась.

— Да расслабься ты, — будто снова подкалывая, сказала Таня. — Ты же с миром пришел.

— А кто к нам с миром пришел, — проявила глупую солидарность Анджелка, — от него и погибнет.