Два года каникул - Верн Жюль Габриэль - Страница 38

В этом направлении ничего не было видно! Ничего, кроме необъятного моря, ограниченного непрерывной линией неба.

В продолжение целого часа Бриан, Жак и Моко не переставали внимательно наблюдать и хотели уже спускаться к берегу, когда Моко остановил Бриана.

— Что там такое? — спросил он, указывая на северо-восток.

Бриан навел подзорную трубу на указанную точку.

Там действительно над горизонтом виднелось беловатое пятно, которое можно было принять за облако, если бы небо в эту минуту не было совершенно чисто, и только спустя долгое время Бриан смог подтвердить, что это пятно стояло на одном месте без малейшего изменения.

— Я не знаю, что это такое, — сказал он, — не гора ли? Но гора не могла бы иметь такого вида.

Спустя несколько минут солнце зашло, а за ним исчезло и беловатое пятно. Была ли то земля или просто световое отражение в воде? Жак и Моко допускали последнее предположение, а Бриан сомневался по поводу этого.

Окончив исследование, все трое вернулись к устью Восточной реки, где стоял их ялик. Жак набрал хворосту под деревьями, разложил костер, в то время как Моко приготовлял жаркое из дрофы.

Около семи часов, пообедав с аппетитом, Жак и Бриан пошли гулять по берегу в ожидании часа прилива, когда можно будет двинуться в обратный путь.

Моко поднялся по левому берегу, чтобы нарвать шишек пиний.

Он вернулся к вечеру. Последние лучи заходящего солнца еще освещали море, но прибрежные места уже были окутаны полумраком.

Бриан и Жак еще не вернулись. Так как они были недалеко, то беспокоиться было нечего. Но вдруг Моко услышал стоны и в то же самое время чей-то голос.

Он не ошибся, это был голос Бриана.

Не подвергались ли оба брата какой-нибудь опасности?

Юнга не колеблясь бросился к берегу и обошел скалы, замыкавшие маленькую бухту.

Вдруг он увидел то, что заставило его остановиться.

Жак стоял на коленях перед Брианом. Казалось, он его умолял, просил прощения! Эти-то стоны и слышал Моко.

Юнга хотел из скромности вернуться. Но было уже поздно…

Он все слышал и все понял. Он знал теперь, в чем провинился Жак и в чем он признавался брату.

Бриан кричал.

— Несчастный!.. Так это ты!.. Ты это сделал!.. Ты всему причина!

— Прости, брат, прости!..

— Вот почему ты сторонился товарищей!.. Они не должны этого знать!.. Нет!.. Ни слова… Никому!

Много бы дал Моко, чтобы ничего не знать об этой тайне, но притвориться перед Брианом, что ничего не знает, он не мог, и, оставшись с ним наедине у ялика, сказал:

— Господин Бриан, я слышал…

— Как, ты знаешь, что Жак?..

— Да, господин Бриан… его надо простить…

— А разве другие простят его?

— Может быть! — ответил Моко. — Во всяком случае, лучше им ничего не говорить, и будьте уверены, что я буду молчать.

— Ах, мой милый Моко! — пробормотал Бриан, сжимая руку юнге.

В продолжение двух часов до самого отъезда Бриан ни разу не обратился к Жаку, который сидел у подножия скалы более грустный, чем до признания в своем проступке.

Около десяти часов начался прилив. Бриан, Жак и Моко разместились в ялике, и как только они отчалили, течение их быстро понесло. Вскоре после захода солнца взошла луна и осветила реку, так что до половины первого можно было плыть, но как только начался отлив, им пришлось взяться за весла, и в течение часа они не прошли и мили.

Бриан предложил остановиться до следующего утра и дождаться нового прилива, что и было сделано. В шесть часов утра тронулись в путь, и в девять ялик снова вошел в воды Семейного озера.

Тогда Моко поднял парус и при попутном ветерке направил ялик к гроту.

В шестом часу вечера после удачного переезда, во время которого Бриан и Жак не сказали друг другу ни слова, ялик был замечен Гарнеттом, ловившим рыбу на берегу озера. Несколько минут спустя он достиг плотины, и Гордон радостно приветствовал возвратившихся товарищей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Солончак. — Посещение южных болот. — В виду зимы. — Различные игры. — Ссора Донифана с Брианом. — Посредничество Гордона. — Беспокойство за будущее. — Выборы 10 июня

О своем разговоре с братом, невольным свидетелем которого явился Моко, Бриан решил никому не говорить, даже Гордону. О своем плавании он подробно рассказал товарищам, собравшимся в зале. Описав восточный берег острова Черман, Восточную реку, протекавшую через богатые леса, прилегавшие к озеру, он утверждал, что для житья более удобным был бы восточный берег, но все же прибавил, что незачем теперь покидать грота. В этой части Тихого океана он не видел земли. Однако Бриан упомянул между прочим о беловатом пятне, которое заметил на горизонте, появления которого не мог объяснить. Весьма вероятно, что это было облако, и это можно было со временем проверить, посетив бухту Обмана. Очевидно, что близ острова Черман не было никакой земли и он находился в нескольких сотнях миль от континента или самого ближайшего архипелага.

Приходилось с новой энергией бороться за существование, ожидая помощи со стороны, так как все надеялись, что когда-нибудь она явится. Все принялись за работу, надо было предохранить себя от холодов наступающей зимы.

Бриан принялся за дело еще с большим усердием, чем прежде, но было замечено, что он стал менее общителен и по примеру брата держался в стороне. Гордон кроме этой перемены в его характере заметил, что Бриан выставлял вперед Жака во всех случаях, когда требовалось выказать мужество, подвергнуться какойнибудь опасности, на что Жак, впрочем, охотно соглашался.

У Гордона не было повода расспрашивать Бриана о происшедшей в нем перемене, хотя он был твердо уверен, что между братьями произошло объяснение.

Февраль прошел в различных работах. Когда Уилкокс заметил, что лосось идет в озеро, мальчики протянули сети с одного берега реки на другой и наловили большое количество рыбы. Для того чтобы сохранить ее, надо было много соли, поэтому Бакстер с Брианом часто ходили в бухту и устроили там маленький солончак — четырехугольную яму в песке, в нее и осаждалась соль после испарения морской воды.

В начале марта трое или четверо мальчиков отправились исследовать южные болота, расположенные по левому берегу Зеландской реки. Мысль об этом исследовании пришла Донифану, а Бакстер, по его совету, сделал несколько пар ходуль из легких шестов. Так как болото было покрыто в некоторых местах тонким слоем воды, то на ходулях им можно было добраться до твердого грунта.

Семнадцатого апреля утром Донифан, Феб и Уилкокс, переправившись в ялике через реку, высадились на левом берегу. У каждого на перевязи было по ружью, даже Донифан запасся длинным ружьем из френ-денского арсенала, думая, что удастся воспользоваться им.

Высадившись на берег, они отправились на ходулях по болоту. Фанн бежал за ними, не боясь замочить лапы, прыгая по трясине.

Пройдя таким образом около мили на юго-запад, Донифан, Уилкокс и Феб дошли наконец до твердой земли. Они сняли ходули, чтобы удобнее было охотиться за дичью.

Южные болота бесконечно тянулись, и только на востоке голубоватая полоса оттеняла горизонт.

Там было много различной дичи: бекасов, уток, дергачей, ржанок, чирков и черных уток, последних больше ловили ради пуха, хотя и мясо было вкусно. Донифан с товарищами могли бы настрелять их сотнями, но они были благоразумны и удовольствовались несколькими дюжинами этих пернатых, которых Фанн доставал из болота. Донифана соблазняло подстрелить птиц, которые еще не появлялись за их обеденным столом, — это были цапли с блестящими белыми хохолками и другие голенастые птицы, и только боязнь истратить порох удержала его от стрельбы. Но при виде стаи огненно-красных фламинго, которые очень любят солоноватую воду и мясо которых заменяет мясо куропаток, он не вытерпел. При виде этих великолепных образцов орнитологии острова страсть охотника охватила Донифана. Уилкокс с Фебом оказались такими же неразумными. Они совершенно напрасно кинулись в сторону, не зная того, что если бы они приблизились незамеченными, то могли бы, к своей великой радости, застрелить этих фламинго, потому что от выстрелов они бы застыли на месте.