Кораблекрушение «Джонатана» - Верн Жюль Габриэль - Страница 54

— Убирайся!

Тогда бывший матрос, втянув голову в плечи, поплелся к выходу. Кау-джер закрыл за ним двери и, не сказав ни слова растерявшемуся Хартлпулу, пошел навестить своих больных.

Сэнд находился в прежнем состоянии, но Дику стало гораздо хуже. В сильном жару он метался по кровати, выкрикивая в бреду бессвязные слова. Лекарств, необходимых для его лечения, на острове не было. Вначале не нашлось даже льда для охлаждающих компрессов, ибо уровень техники на острове Осте еще не обеспечивал получение искусственного льда, а натуральный имелся только зимой.

Но природа словно сжалилась над ребенком. Зима 1884 года выдалась исключительно ранняя и на редкость жестокая. Уже апрель принес с собой лютые морозы и непрерывные бури. Через месяц начался такой снегопад, какого Кау-джер не помнил с тех пор, как поселился на архипелаге Магальянес. Люди выбивались из сил, сражаясь со снегом. В июне вдруг забушевали снежные бураны. Несмотря на все принятые меры, Либерия оказалась погребенной под белым саваном. Сугробы забаррикадировали двери домов. Для прохода пришлось использовать окна вторых этажей, а в одноэтажных домах — пробивать отверстия в крышах.

Жизнь в колонии замерла. Люди общались друг с другом лишь в случае крайней необходимости. Длительное пребывание в закрытых, лишенных свежего воздуха помещениях пагубно отразилось на здоровье либерийцев. Снова вспыхнули эпидемические заболевания, и Кау-джеру пришлось помогать единственному в Либерии врачу, который не мог обслужить всех больных.

Но Дик и Сэнд понемногу стали поправляться. На десятый день после катастрофы Сэнд уже находился вне опасности. Необходимость в ампутации отпала, и раны зарубцевались с быстротой, свойственной молодым организмам. Не прошло и двух месяцев, как ему разрешили встать.

Встать! Это слово, конечно, не соответствовало действительности. Сэнд больше никогда не сможет стоять и передвигаться без посторонней помощи. Несчастный калека был обречен на неподвижность…

Но мальчик не впадал в отчаяние. Едва он пришел в себя, как, забыв о боли, сразу же спросил о своем друге, которому так самоотверженно спас жизнь. Его уверили, что тот цел и невредим, и радостная улыбка впервые за многие дни озарила его измученное личико. Но Дик так долго не приходил, что Сэнд начал нервничать и настойчиво добиваться свидания. Долгое время его просьбу не могли выполнить, потому что Дик лежал без сознания. Несмотря на ледяные компрессы, его голова пылала, температура не снижалась, бред не прекращался. А когда наконец наступил долгожданный кризис, мальчик настолько ослабел, что, казалось, жизнь его держится на волоске.

Однако на смену болезни быстро пришло выздоровление, причем самым целебным лекарством оказалось сообщение о том, что Сэнд тоже вне опасности. Услышав это, Дик облегченно вздохнул и вскоре заснул спокойным сном.

Уже через несколько дней он смог навестить Сэнда, который, убедившись, что его не обманули, больше ни о чем не беспокоился. Сэнд как будто совсем забыл о своем несчастье. Наконец, после долгого перерыва, ему разрешили взять в руки скрипку, и тогда мальчик почувствовал себя совершенно счастливым. А еще через неделю, уступив настойчивым просьбам маленьких друзей, Кау-джер поместил их в одной комнате.

День, когда Сэнду разрешили встать, произвел тягостное впечатление на всех его друзей. В жалком, с трудом передвигавшемся калеке едва можно было узнать прежнего здорового ребенка. Вид искалеченного Сэнда потряс Дика. Он сразу преобразился, словно его кто-то коснулся волшебной палочкой. Мальчик внезапно повзрослел. Исчезли присущие ему вспыльчивость и резкость.

…Стоял июнь. После сильных снегопадов и бурь вся Либерия оказалась покрытой плотным белоснежным одеялом. Приближались самые холодные недели этой суровой зимы.

Кау-джер делал все возможное и невозможное, чтобы хоть как-то избавить людей от длительного пребывания в душных помещениях. Под его руководством организовали игры на воздухе. Через длинный шланг провели воду из реки на болотистую равнину, превратившуюся в замечательный каток. Любители этого спорта, очень распространенного в Северной Америке, могли наслаждаться им вволю. Для тех, кто не умел кататься на коньках, организовывали лыжные походы или головокружительные катания на санках с крутых склонов Южных гор. Постепенно колонисты окрепли, настроение у них улучшилось.

С 5 октября наступило долгожданное потепление. Растаяли снега, покрывавшие прибрежную равнину. Сугробы на улицах Либерии превратились в грязные ручьи. Река разбила свои ледяные оковы, и с южных склонов в нее устремились бурные потоки, заливавшие город. Вода в реке быстро прибывала и за сутки достигла уровня берегов. Либерии угрожало наводнение.

Кау-джер мобилизовал на работы все городское население. Отряд землекопов возводил кольцевой земляной вал, защищавший город от горных потоков и разлива реки. Но несколько домов, в частности дом Паттерсона, расположенный на самом берегу, остался вне защитного сооружения. Пришлось пойти на эту жертву.

Работы, продолжавшиеся днем и ночью, были закончены за сорок восемь часов. И как раз вовремя! Бурлящий водяной шквал, сметающий все на своем пути, обрушился с гор на Либерию. Но земляной вал, подобно стальному клинку, рассек его пополам, отбросив один поток к реке и низвергнув другой в море. Через несколько часов город превратился в крошечный островок среди бушевавших волн. И только вдали, на юго-западе, едва виднелись вершины гор, а на северо-востоке, на высоком холме, — дома Нового поселка. Все дороги между городом и пригородом были затоплены.

Так прошла неделя. Вода еще не спала, когда произошло новое несчастье.

На участке Паттерсона берег, подмытый бурными волнами, обрушился и увлек в водоворот домик ирландца вместе с его обитателями — Паттерсоном и Лонгом.

С самого начала оттепели Паттерсон, вопреки разумным советам, категорически отказывался покинуть свое жилище. Он оставался там и тогда, когда увидел, что его дом очутился вне защитного вала, а часть усадьбы залило водой. И даже волны, набегавшие на порог дома, не заставили упрямого ирландца переменить свое решение.

И вот, на глазах нескольких растерявшихся очевидцев, находившихся в эту минуту на земляном валу, безжалостная стихия в один миг поглотила дом Паттерсона и его обитателей.

Будто удовлетворив свою ярость двойным убийством, наводнение вскоре пошло на убыль. 5 ноября, ровно через месяц после начала оттепели, река вернулась в русло, оставив после себя огромные разрушения.

Улицы Либерии были так изрыты, точно по ним прошел плуг. От дорог, местами совершенно размытых, а местами покрытых густым слоем грязи, осталось только жалкое воспоминание.

Прежде всего пришлось восстанавливать разрушенные пути сообщения. Самой изуродованной дорогой оказалась та, что проходила по болоту к Новому поселку; вот поэтому-то восстановили ее значительно позднее других.

Ко всеобщему удивлению, первым человеком, пришедшим по ней, был не кто иной, как Паттерсон, которого считали утонувшим.

В последний раз его видели рыбаки из Нового поселка: он судорожно цеплялся за ствол дерева, уносимого в море.

Ирландцу посчастливилось выйти живым и невредимым из этой катастрофы. Лонг же, по-видимому, погиб, и поиски его тела ни к чему не привели. Паттерсон направился прямо к своему жилищу и, увидев, что от него не осталось и следа, впал в угрюмое отчаяние. Вместе с домом безвозвратно исчезло все, чем он обладал: и деньги, привезенные на остров Осте, и все богатства, накопленные ценой изнурительного труда и жестоких лишений.

Этот человек, единственным божеством которого был золотой телец, а единственной страстью — стяжательство, потерял все и превратился в самого нищего из всех окружавших его бедняков. Голому и босому, как новорожденному младенцу, ему приходилось строить жизнь заново.

Однако Паттерсон не стонал и не жаловался. Молча сидел на берегу реки, так безжалостно ограбившей его, и обдумывал все, что произошло. Потом встал и решительным шагом отправился к Кау-джеру.