Малыш - Верн Жюль Габриэль - Страница 20

В этой области находятся Кланарадерские и Стекские горы, самые высокие на острове. Милях в тридцати к западу развертывается глубоко вырезанное побережье с дугообразной Керрийской бухтой, размываемой морскими волнами.

Вспомним приведенные нами выше слова О'Коннеля: «Ирландия для ирландцев!» И вот в каком смысле Ирландию можно считать принадлежащей ирландцам.

Существующие в ней триста тысяч ферм принадлежат иностранным владельцам. Из этого числа пятьдесят тысяч занимают более чем по двадцати четырех акров, то есть двенадцать гектаров, восемь тысяч — от восьми до двенадцати. Все остальные — еще меньше. Из этого не следует, что владения все раздроблены. Напротив! Есть, например, три имения, составляющие каждое более ста тысяч акров; так, имение Ричарда Барриджа простирается на сто шестьдесят тысяч акров.

Но что представляют они в сравнении с владениями лендлордов Шотландии! Например, граф Бредальбан владеет четырьмястами тридцатью пятью тысячами акров, Матисон — четырьмястами шестью тысячами акров, герцог Сутерланд — миллионом двумястами тысячами акров. Ведь это почти равняется целому графству!

Правда, после победы англонормандцев в 1100 году остров Сестры был признан феодальным, и земля его осталась феодальной.

Герцог Рокингам был в то время одним из важнейших лендлордов Керрийского графства. Владение его занимало полтораста тысяч акров и состояло из пахотной земли, лугов, лесов, озер и тысячи пятисот ферм. Он был иностранец, один из тех, которых ирландцы называют «отсутствующими». Последствием их «отсутствия» является всегда вывоз из Ирландии денег, добытых трудом ирландского народа.

Не надо забывать, что Зеленый Ирин не является частью Великобритании, состоящей исключительно из Шотландии и Англии. Герцог Рокингам был шотландский лорд. Подобно многим другим, владеющим девятью десятыми острова, он ни разу не потрудился посетить свои земли, и его вассалы не имели о нем ни малейшего понятия. За определенную ежегодную сумму землю его эксплуатировали откупщики, которые и отдавали ее частями в аренду. Таким образом, и Керуанская ферма находилась в зависимости от некоего Джона Эльдона, агента герцога Рокингама.

Ферма была не из значительных, занимала лишь сотню акров. К тому же почва, орошаемая верхним течением Кашена, была мало благоприятна для обработки и требовала усиленного труда крестьянина, обязанного уплачивать аренду, да еще по фунту в год за каждый акр.

Таковы были условия Керуанской фермы, управляемой фермером Мак-Карти.

В Ирландии есть, конечно, добрые владельцы, но арендаторам приходится большей частью иметь дело не с ними, а с их доверенными, людьми грубыми и беспощадными. Следует заметить, что аристократия, довольно либеральная в Англии и Шотландии, в Ирландии скорее реакционна. Вместо того чтобы отпустить вожжи, она их натягивает.

Мартен Мак-Карти, полный сил — ему исполнилось пятьдесят два года, — был одним из лучших фермеров в этой местности. Трудолюбивый, опытный в земледелии, научивший тому же своих детей, ставших теперь его помощниками, он сумел скопить небольшую сумму, несмотря на все обязательства и платежи, обременяющие ирландского крестьянина.

Жену Мартена, как мы уже знаем, звали Мартиной. Она была примерной хозяйкой. В пятьдесят лет она работала, как двадцатилетняя женщина. Зимой, в свободное от хозяйства время, усердно пряла, сидя у пылающего очага.

Семейство Мак-Карти, проводящее большую часть времени на чистом воздухе, занимаясь физическим трудом, имело превосходное здоровье и не прибегало ни к врачам, ни к лекарствам. Оно происходило от породы ирландских земледельцев, легко уживающихся как среди лугов Америки, так и в Новой Зеландии и Австралии. Будем надеяться, что этим достойным людям не придется эмигрировать за океан. Дай Бог, чтобы их остров не отбросил их от себя, как многих других своих сынов!

Во главе семьи стояла мать Мартена, всеми любимая и уважаемая семидесятилетняя женщина, муж которой управлял прежде этой фермой. Бабушка — так ее все величали — помогала, насколько могла, своей невестке по хозяйству, пряла пряжу.

Старший сын, Мюрдок, двадцати семи лет, более образованный, чем отец, интересовался вопросами, волновавшими Ирландию, и родные всегда опасались, чтобы он не попал в какую-нибудь скверную историю. Мюрдок принадлежал к числу людей, только и думающих о возвращении home rule, то есть о торжестве автономии, не подозревая, что home rule имеет в виду более политические реформы, чем социальные. Между тем эти-то последние более всего и нужны Ирландии, угнетаемой до сих пор суровым феодальным режимом.

Мюрдок, здоровенный малый, мрачный, необщительный, недавно женился на Китти, дочери соседнего фермера. Прелестная молодая женщина, любимая всей семьей Мак-Карти, обладала той спокойной, гордой красотой и благородной осанкой, которые часто встречаются среди низших классов Ирландии.

Лицо ее оживлялось большими голубыми глазами, белокурые волосы красиво вились под украшенным лентами чепчиком. Китти очень любила мужа, и Мюрдок, который никогда не смеялся, все же иногда улыбался, глядя на нее, так как чувствовал к ней глубокую привязанность. Она, пользуясь своим влиянием, всегда сдерживала его, когда появлялся какой-нибудь пропагандист, утверждавший, что никакое соглашение немыслимо между лендлордами и их данниками.

Нечего и говорить, что Мак-Карти, как хорошие католики, видели в протестантах своих врагов note 1 .

Мюрдок любил посещать митинги, и у Китти всегда сжималось сердце, когда он уезжал в Трали или в какую-нибудь другую соседнюю деревню. На этих собраниях он говорил с врожденным у ирландцев красноречием; и, когда возвращался домой, Китти сразу угадывала по лицу мужа волновавшие его чувства. И, слушая вырывавшийся у него призыв к аграрной революции, прилагала немало стараний, чтобы успокоить Мюрдока.

— Милый, — говорила она, — надо иметь терпение… покорность…

— Терпение, — отвечал он, — когда годы уходят и ничего не достигается? Покорность, когда видишь таких честных тружениц, как наша бабушка, остающихся такими же бедными после целой жизни усиленного труда? Оставаясь вечно терпеливым и покорным, моя бедная Китти, доходишь до того, что ко всему начинаешь приспособляться, теряешь сознание своих прав, сгибаешься под игом, чего я не сделаю никогда… Никогда! — повторял он гордо, подняв голову.

Note1

Общепринятый взгляд всех ирландцев, сделавших, однако, исключение для Парвелля, когда этот «некоронованный король Ирландии», как его называли, управлял несколько лет спустя (1879) знаменитой «национальной лигой», образованной для осуществления аграрной реформы.