Обрученная с розой - Вилар Симона - Страница 84

– Хватайте убийцу ноттингемского шерифа!

В какой-то момент Анне показалось, что все погибло. Но уже в следующий миг в ее голове родился дерзкий план.

Опрометью вбежав в таверну, она крикнула:

– Эй, вы! Все, кто так похвалялся своей преданностью Уорвику! Там, на улице, убивают верных слуг графа, и я, его дочь Анна, взываю к вам и молю о помощи! Помогите, и мой отец щедро вознаградит каждого из вас, едва только вступит в Лондон!

Ее голос звенел. В таверне, где только что стоял неимоверный гам, воцарилась гробовая тишина. Завсегдатаи сидели, выпучив глаза и разинув рты. Никто не двинулся с места.

– Ну же! – Анна топнула ногой. – На мосту убивают людей Уорвика! Я, Анна Невиль, говорю вам, что, если вы не поможете им, их убьют, меня же выдадут Глостеру. И тогда Йорки, сделав меня заложницей, станут диктовать свои условия Делателю Королей.

Сидевший ближе всех к Анне каменщик с перебитым носом судорожно сглотнул и томительно медленно проговорил:

– А ведь лопни моя селезенка, если этот мальчик не Анна Невиль. Она похожа на Уорвика, и у нее такие же, как у всех Невилей, зеленые кошачьи глаза.

Внезапно вскочив, он крикнул:

– А ну за мной все, кто из вас добрый христианин и не болтает попусту языком!

Тотчас добрая половина посетителей харчевни с шумом выскочила из-за столов и заспешила на улицу. Анна, до последней секунды сомневавшаяся в успехе, выбежала вслед за ними.

Лондонский люд всегда охоч до любых стычек – на мечах ли, на палках или кулачках. Поэтому завсегдатаи таверны, кто с оружием, а кто с первым, что подвернулось под руку, решительно потеснили нападающих.

Филип Майсгрейв, оказавшись в стороне от сражающихся, бессильно прислонился к стене. Его лицо было залито кровью. Кровь пятнами проступила и на груди.

Анна кинулась к нему:

– Вы ранены, сэр Филип?

– Кажется, не смертельно.

Он отер струящуюся из рассеченного надбровья кровь и улыбнулся девушке:

– Вы истинная дочь своего отца, леди Анна. Смотрите, как скоро вы сумели сплотить целую толпу.

Подошел прихрамывая Фрэнк. Его правая нога была в кровоподтеках, при каждом шаге кровь хлюпала и в сапоге. Один лишь Гарри оставался цел и невредим. Словно обретя второе дыхание, когда явилось подкрепление, он носился в гуще сражающихся в развевающейся рясе и островерхом капюшоне, ловко орудуя мечом и крича во весь голос:

– Коли, руби их, дети мои! Клянусь, все вы сегодня получите отпущение грехов. Примите благословение! Pigiritia mater vitiorum![78] Не робейте, пускайте этим крысам кровь! Ату их! Ату!

Все утопало в лязге мечей и воплях. Дерущиеся топтали тела павших, испуганно визжали женщины. Бойцы оступались на скользкой от крови мостовой. Зеваки из окон верхних этажей азартно подзадоривали обе стороны.

Филип снова смахнул стекавшую в глаза кровь.

– Пора уходить. Не ровен час явится стража.

И едва ли не в тот же миг раздались громкие испуганные крики:

– Лучники! Королевские лучники!

Со стороны Тауэра верхом на сытых конях пробивался сквозь толпу большой отряд стражи, разгоняя люд пиками и бичами. Побоище тотчас прекратилось, сторонники Уорвика бросились врассыпную.

Возле Анны и Майсгрейва оказался каменщик Перкен.

– Если хотите спастись, следуйте за мной.

Он повлек их в таверну «Золотая Чаша», но Фрэнк мешкал.

– Там остался Гарри, – проговорил он, указывая на отбивавшегося от окруживших его лучников брата.

– Гарри! – звонко крикнула Анна, стараясь привлечь его внимание.

– Нужно торопиться! – беспокоился Перкен. – Дорог каждый миг.

Но они все еще медлили, хотя и видели, что Гарри и еще нескольким завсегдатаям таверны не вырваться. Неожиданно рядом с Анной и Майсгрейвом оказался конный лучник. Заметив вооруженных людей, он замахнулся на них короткой пикой, однако Филип отбил его выпад, а Перкен сумел оглушить всадника дубинкой. Тот зашатался и тяжело сполз с седла.

– Скорее, или, клянусь небом, нам всем конец!

Он повел их за собой через опустевший зал таверны, где метался перепуганный хозяин, твердивший, что теперь его заведение наверняка снесут, а его самого вздернут. Когда Перкен с беглецами возникли перед ним, он лишь отчаянно замахал руками. Каменщик молча повел их через боковой ход к небольшому окошку, выходящему на реку, из тех, через какие принято было выплескивать помои. Из окошка спускалась узкая веревочная лестница, внизу на волнах покачивалась лодка, которой правил маленький безбровый лодочник, еще недавно повествовавший о щедротах графа Уорвика.

– Скорей, скорей! – торопил он. – Пока в этом столпотворении вас хватятся, мы будем уже далеко.

Рывками налегая на весла, он провел лодку под гудевшим вверху над головой Лондонским мостом и, мощно загребая, направился на середину реки. В его небольшом крепком теле таилась недюжинная сила, и, хотя ялик его был перегружен, лодочник даже ухитрялся шутить:

– Не волнуйтесь, леди. «Ласточка Уорвика» не может не послужить как следует его дочери.

– А куда вы собираетесь нас доставить? – спросил Майсгрейв.

Перкен и лодочник переглянулись.

– Видите ли, господа, – нерешительно начал лодочник, – будет лучше всего, если мы отвезем вас в Уайтфрайерс.

– Уайтфрайерс? – спросила Анна. – Это, кажется, монастырь?

– Да, монастырь. Но так называют еще и квартал, что тянется от монастыря до самого Темпла. Уайтфрайерс, или же, как говорится в простонародье, – Эльзас.

Анна нахмурилась:

– Но ведь, насколько я знаю, это место, где квартирует всякий сброд – головорезы, разбойники и воры?

– Увы, это правда, леди. Конечно, Уайтфрайерс – не самое подходящее место для дочери Делателя Королей, однако вы забываете, что уже двести лет это место обладает привилегией предоставлять убежище тем, кто скрывается от властей. К тому же, если станет известно, что на Лондонском мосту видели Анну Невиль – а слух об этом разлетится незамедлительно, – вас начнут искать по всему городу, но в Эльзас сунутся в последнюю очередь.

Анна была вынуждена согласиться. Ей вдруг стало тревожно. Ведь она, как никто из спутников, понимала, до какой степени Глостер напуган тем, что и письмо, и Анна следуют вместе, и поэтому пойдет на все, чтобы схватить их.

Она подняла голову. Фрэнк Гонд напряженно вглядывался в удаляющийся Лондонский мост. Он молчал, но тревога за участь брата ясно читалась на его лице.

– Что сделают с теми, кого схватили сегодня? – спросила девушка у Перкена. – Там остался наш человек, и мы беспокоимся за него.

Каменщик пожал могучими плечами:

– Кого не убьют на месте, бросят в Ньюгейт или в Саутворкскую тюрьму. Думаю, всех их ждет петля.

Анна сникла. Ей казалось невероятным, что Гарри, такой веселый, ловкий и сильный, мог так неосторожно угодить в ловушку.

– Не верю, – сказала она. – Гарри хитрый, сообразительный и прекрасный воин. Он не даст так просто расправиться с собой.

– Ваши слова да услышит Господь! – пробормотал Фрэнк. – А я буду молить небо, чтобы оно даровало спасение брату. Если же дело повернется худо…

Глаза его сверкнули, и он сжал рукоять меча. Фрэнк был очень бледен. Его ногу выше колена покрывала корка подсыхающей крови, и тяжелые капли нет-нет да и падали на дно лодки.

Филип негромко заговорил с лодочником и Перкеном-каменщиком:

– Вы оказали нам неоценимую услугу, придя на помощь. Могу ли я и в дальнейшем рассчитывать на вас? Если вы согласны, я щедро заплачу.

– О, благородный господин, – рассмеялся лодочник, – помочь леди Анне и вам – для нас уже награда. Пусть только она поведает графу при встрече, как верно служат ему Джек Билл, лодочник с Темзы, и каменщик Перкен Гейл.

Между тем лодка причалила к низкой дощатой пристани. Три или четыре прачки, стоя на коленях у воды, полоскали белье. Они с любопытством поглядели на высадившихся из лодки и, не оставляя работы, принялись судачить о том, что опять какие-то бедолаги ищут приюта в здешних краях.

78

Праздность – мать порока! (лат.)