КГБ во Франции - Вольтон Тьерри - Страница 15

На деле "рабкоры" никогда не прекращали своей деятельности. Партия просто их "заморозила". 13 ноября 1951 года с трибуны "Мютюалите" член Политбюро и французский представитель в Коминформе Этьен Фажон торжественно протрубил их сбор. "Необходимо, чтобы "Юманите", все наши газеты ежедневно получали десятки и десятки писем, – заявил он в своем выступлении на открытии организованного партией "месячника прессы". – Конечно, не все письма смогут быть опубликованы. Но благодаря им редакторы получат единственную в своем роде возможность иметь в своем распоряжении исключительно важную, точную и быструю информацию". Через несколько дней в "Юманите" его мысль продолжил Андре Марти: "Найти как можно больше корреспондентов – это решающий вопрос для защиты трудящихся, для защиты народа. Надо, чтобы на всех заводах и по возможности во всех цехах трудящиеся становились корреспондентами "Юманите" и местных коммунистических газет".

История повторяется: Октав Рабате, заведующий общественным отделом "Юманите", в ведение которого входил разбор писем "рабкоров", работал в конце 20-х годов в сети Креме. В 1928 году его имя даже фигурировало в шпионской истории, когда секретные документы военно-воздушного училища и министерства обороны были переданы советскому агенту.

Как и до войны, "рабочие корреспонденты" информировали партию не только о социальных битвах. В этом, в частности, в начале 1952 года убедилась полиция при обыске в доме слесаря в Тулоне, бывшего помимо всего прочего председателем федерации ФТП департамента Вар. Он прятал в курятнике весьма любопытные документы, полученные при пособничестве профсоюзных деятелей ВКТ, работавших в порту и на военных предприятиях региона. Еще один обыск, на бирже труда в Тулоне, выявил наличие настоящей сети, за несколько лет завладевшей полной схемой военно-морских арсеналов, планом обороны порта, списком электростанций региона, чертежами пусковых установок ракет "V-2" на острове Леван, справкой о деятельности научно-исследовательского центра военно-морского флота (в Брюске), сведениями о подводном локаторе и т.н. Ничего общего с профсоюзной борьбой. Всего было арестовано 16 человек, в том числе бывший подполковник ФТП, секретарь ВКТ тулонского порта, секретарь профсоюза железнодорожников департамента Вар, департаментский секретарь ВКТ, федеральный секретарь ФКП.

"Тулонское дело любопытно и поучительно, – комментировал бывший председатель Совета Министров Поль Рамадье в органе СФИО газете "Попюлэр". – Благодаря ему мы видим, что коммунисты ищут, собирают документы о национальной обороне. Здесь речь не идет, как в других случаях, об индивидуалах или профессиональных военных, а о профсоюзных деятелях, членах коммунистической партии, действующих по приказу ее ячеек".

Тем не менее 17 ноября 1953 года следователь суда первой инстанции Тулона объявил об отсутствии состава преступления во всех 16 случаях. Тулонское дело провалилось. Компартия в который раз вышла сухой из воды благодаря, с одной стороны, умело построенной кампании, а с другой – стремлению властей погасить скандал.

Коммунистическая пресса была в то время очень мощной (16 ежедневных газет, 82 еженедельные, 28 журналов и других периодических изданий). Она поднялась единым фронтом в изобличении "еще одной провокации" и в яростных нападках на военного судебного следователя Рота, которого в конце концов отстранили от ведения дела. Добившись первого успеха, партия мобилизовала прессу в соответствии с тактикой, доказавшей свою действенность в предыдущих делах о шпионаже, которую она будет удачно использовать еще многие годы и которая состояла в преуменьшении значения секретных сведений. Прежде всего компартия попросила адвокатов обвиняемых затянуть процедуру. В это время она малопомалу в различных газетах публиковала выдержки из секретных досье, в краже которых обвинялись ее члены. Каждая статья, взятая отдельно, была составлена так, чтобы не попасть под действие закона, но в целом информация, опубликованная в газетах, внешне не имевших между собой никакой связи, в конечном счете явилась полным разглашением досье. Основываясь на этих публикациях, защите оставалось только показать, что обвинение не имеет никакого смысла: "секреты" стали достоянием общественности. Судебное преследование было прекращено.

В тулонском деле все именно так и произошло. Для оправдания решения об отсутствии состава преступления судебный следователь заявил, что в найденных досье нет ничего секретного. Министр обороны, правда, с самого начала делал заявления в этом смысле, к крайнему неудовольствию своего коллеги из министерства внутренних дел. Дело дошло до открытой полемики между двумя министерствами, что очень порадовало "Правду" в Москве, написавшую: "Сказка о коммунистических шпионах в Тулоне развенчана".

Министерство обороны с самого начала старалось принизить значение дела, чтобы не вызвать беспокойства у союзников Франции. Такое поведение прослеживается во многих делах о шпионаже за последние сорок лет, какое бы правительство ни находилось у власти.

В ходе произведенных в Тулоне обысков полиция обнаружила таблицу с детальным описанием караванов судов, отправлявшихся в Индокитай: численность войск, вооружений, боеприпасов… Автор справки, секретарь профсоюза железнодорожников (ВКТ) департамента Вар, признал, что собрал информацию по указанию своего профсоюзного руководителя. Этот документ вызвал особое беспокойство властей. Он показывал, что ФКП мобилизовала свой аппарат против войны в Индокитае не обязательно во имя антиколониализма. Политические скандалы, сотрясавшие IV Республику вплоть до середины 50-х годов, послужили тому доказательством.

Каждому свой лагерь

Бледный и растерянный, Жак Дюкло молча слушал суровую критику Эдварда Карделя в адрес ФКП: "Уклон к оппортунизму и парламентаризму". Сменивший его Милован Джилас пошел еще дальше, обвинив французских коммунистов в том, что они "превратились в никудышных представителей политики Советского Союза, стали жертвами избирательной машины, в которую слепо поверили". Ирония истории: Кардель и Джилас, представлявшие югославскую компартию на коммунистической конференции в Склярска-Пореба в сентябре 1947 года и выступившие там в роли прокурора, год спустя сами будут заклеймены всем международным коммунистическим движением как предатели вместе со своим духовным вождем Иосипом Броз Тито.

На них пал выбор Москвы, чтобы нанести удар упавшему с высокого пьедестала Жаку Дюкло. Второй номер ФКП, представлявший (вместе с Этьеном Фажоном) Французскую компартию на тайном совещании Коммунистического Интернационала, проходившем в затерянном поместье среди польских лесов, не почувствовал смены ветра. Накануне он произнес речь в полном соответствии с резолюциями Центрального Комитета партии, пленум которого только что состоялся в Париже. Несмотря на вывод из правительства министров-коммунистов, заявил он в частности, ФКП остается крупной правительственной партией, которую поддерживают мощные слои общественности во Франции, желающие ее возвращения к управлению делами.

Но для Сталина политика "классового сотрудничества" закончилась. Открывая конференцию, советский представитель Андрей Жданов высказался предельно ясно. Отныне мир разделен на две части, с одной стороны, лагерь империализма, объединившийся вокруг США, с другой – социалистический лагерь, который должен под знаменем Советского Союза "бороться против угрозы новых войн и империалистической экспансии, за упрочение демократии и за искоренение остатков фашизма". В рамках этой новой политики коммунистические партии должны "возглавить сопротивление во всех областях" и не идти на уступки тем, кто ведет себя "подобно агентам империалистических кругов США", то есть "большей части руководителей социалистических партий".

Вынужденный выступить с самокритикой, Жак Дюкло пообещал, что ФКП окажет твердую поддержку "мирной и демократической политике Москвы". На следующий день Жданов сообщил делегатам, что Сталин удовлетворен заявлением Дюкло. Французских коммунистов простили. Теперь им следовало оправдать доверие, вновь оказанное "великим вождем".