Весьёгонская волчица - Воробьев Борис Никитович - Страница 32

– Идёт, – согласился председатель. – Нам бы только стаю загнать, а стрелять мы и сами умеем…

Стаю обложили в глухом лесном острове. Сюда волки приходили на лёжку, и здесь их наконец-то выследил Егор. Как выследил – только он и мог рассказать про то. Волчица, почуяв слежку, пускалась на разные хитрости и уловки, но Егор раз за разом отгадывал их и медленно, но верно шёл за стаей по пятам.

Посторонний человек, поглядев в эти дни на Егора, подумал бы, что, видать, шибко любит этот молчаливый, обожженный морозом охотник деньги, если так надрывается из-за них. Другой и носа не высунул бы из дому в такой мороз, отсиделся бы, переждал, а этот как чугунный. Только одно и знает: чуть рассвело, а он уже в лес. Нужда, что ли, так заела?

Даже Семён, не говоря уж об остальной бригаде, не ожидал такой нещадности Егора к себе, а главное – отказа от всякой помощи.

– Чтобы в лес ни ногой, – предупредил Егор Семёна в первый же день. – Когда надо будет, скажу.

Скажет так скажет, рассудили охотники. Мы люди негордые, можем и подождать.

И верно рассудили. Никаких помощников себе Егор не хотел. Ко всем ревновал волчицу и слышать не желал, чтобы кто-то ещё её выслеживал. Выслеживали уже! Довыслеживались до того, что ходатая подослали – председателя. Скажи, мол, Егору, Степаныч, чтоб помог, замотались с этой проклятой стаей. Вот и пусть сидят дома, пока не свистну.

Но этого «пока» пришлось дожидаться неделю. Чего только не делала волчица, по-разному изгалялась, чтобы сбить Егора с толку, – и кругами кружила, и на старые следы наводила, и на части разбивала стаю, да не помогло ничего. Егор поджимал и поджимал стаю, а когда следы привели к острову, понял: здесь. Только сюда и могли приходить волки на лёжку, в этот отдалённый и тихий угол. Тогда-то Егор и дал знать охотникам, и они, как частоколом, обнесли флажками участок, который он им показал.

На облаву выехали утром на двух санях. Народу набралось порядком, двенадцать человек – Семён со своими, Егор с председателем, да пятеро загонщиков. Лошади ели тянули, а когда свернули с дороги на целину, и вовсе стали, снег был по брюхо. Тогда все слезли с саней, оставили в них ружья с лыжами и гурьбой пошли впереди лошадей – торили дорогу. Так и добрались до места.

Волки вроде не должны были уйти сквозь флажки, однако Егор на всякий случай обошёл их – нет ли выходного следа. Его не было, волки сидели внутри оклада, и теперь можно было бы плюнуть на остальное и уйти домой, но Егор решил посмотреть всё до конца. Жила в душе тайная надежда, что, может быть, волчица и выкрутится. Это сейчас флажки пугают её, а начнётся стрельба – может перемахнуть через них, и такое бывает. Когда до шкуры добираются, какие уж тут флажки. Ни о чём не думают, только б спастись.

И когда Семён развёл своих по номерам, Егор встал за толстую ёлку неподалеку от одного из охотников. Со спины его прикрывали кусты, и он, утоптав снег под ёлкой, приготовился ждать.

День опять выдался морозный, красный круг солнца просвечивал сквозь деревья, золотил заиндевелые ветки. Тишина стояла в лесу, казалось, нет в нём ни волков, ни людей, а только эти мохнатые ели и сосны да узорные, все в изморози берёзы, что будто и не растут вовсе, а нарисованы. Сверху, чуть не задев, упала шишка, и Егор, задрав голову, увидел на ветке двух клестов. Словно и не замечая Егора, птицы шелушили своими кривыми клювами гроздь красноватых шишек. Да и сами клесты были красноватыми, а значит, самцами, и Егор подумал, что самки, наверное, уже сидят на яйцах. Птички-то всего ничего, а никаких морозов не боятся, в январе уже выводят птенцов. И как только не замерзают такие крохи?

Но вот в глубине леса стукнули, и Егор сразу забыл о клестах. Как ни слаб был донёсшийся звук, Егор отличил его от обычных звуков леса и понял, что это пошли загонщики. Он представил, как они, рассыпавшись цепью, идут на своих широких лыжах и легонько постукивают палками по деревьям, приближаясь к тому месту, где стоят на номерах охотники. И, угадывая движение загонщиков, Егор вспомнил свой спор накануне облавы. Семён и остальные внушали загонщикам кричать сильнее и даже бить в тазы, чтобы согнать волков с лежки. Как будто для этого надо из пушки стрелять! Да волк тебя за километр услышит, только кашляни. А напугаешь всякими тазами, он и перемахнёт через флажки. У того же Семёна случалось. Егор мог бы и не вмешиваться в его распоряжения, пусть бы грохотали, а потом остались бы ни с чем, да злила глупость, и он сказал, что, если хотят разделаться с волками, так пусть слушают его, и наказал загонщикам гнать, как велит. И теперь они старались.

И другое представил Егор: как услышав постукивания, сначала насторожились, а потом стронулись с места волки и пошли след в след за волчицей. А куда идти-то? Сзади загонщики, справа и слева флажки, а впереди охотники ждут не дождутся. Конечно, до выстрелов волчица попробует найти какую-нибудь лазейку, а как начнётся пальба, волки кинутся врассыпную. Тут уж каждый за себя будет, и Егор напряжённо поглядывал по сторонам, стараясь угадать, в какой конец оклада попадутся волки. И когда справа бабахнул первый выстрел, он понял: началось!

Там же, справа, снова выстрелили, и тотчас закричал, заголосил раненый волк. Но бухнуло в третий раз, и крик оборвался. А выстрелы зачастили, как по цепочке приближаясь к тому месту, где стоял Егор. Стая шла справа, вдоль линии стрелков, которые, уже было ясно, не промахнулись, но уцелевшие волки должны были вот-вот появиться и здесь, на левой стороне оклада.

Егор посмотрел на ближайшего к нему охотника. Тот, выставив вперёд левую ногу, держал двустволку перед собой, готовый выстрелить в любую секунду. Но, как и Егор, он ждал, что зверь появится справа, и смотрел только туда, а волк выскочил из кустов левее его, ближе к Егору. Весь как пружина, он на мгновенье остановился, повернув голову туда, где трещали выстрелы, и Егор чуть не выбежал из-за ёлки: он узнал волчицу. Густой зимний мех изменил её, но никакой мех не мог скрыть раскосость её глаз и выражение взгляда, в котором, казалось, сквозила усмешка.

«Беги, глупая, чего стала!» – хотелось крикнуть Егору. Эта секундная задержка могла стоить волчице жизни. Егор увидел, как, резко вскинув к плечу ружьё, повернулся за деревом охотник, ловя волчицу на мушку. Миг, краткий миг решал всё. И тогда, думая только о том, что надо спугнуть волчицу и тем спасти её, Егор хлопнул в ладоши. Но этот хлопок заглушил грохот выстрела. Волчица с визгом покатилась по снегу, но тут же вскочила и кинулась в кусты. Вдогонку ударил ещё один выстрел, уже бесполезный. Но первая пуля попала в цель: на том месте, где только что каталась волчица, снег был покрыт красными пятнами.

Охота, внезапно начавшись, так же внезапно и кончилась. Выстрелы утихли, послышались людские голоса, и тут же Егор увидел идущего к нему Семёна.

– Ну, Егор, всё! Шестерых уложили! Ты-то в кого тут бахал? – спросил Семён охотника, который всё ещё стоял на своём месте.

– Так, кажись, в саму, – неуверенно ответил тот.

– В кого «в саму»?

Охотник опасливо посмотрел на Егора.

– Ну в эту самую, в волчиху.

– Так где ж она?

– Ушла, кажись. Ранетая. Вон, кровь-то.

– Эх ты, тёпа! Ранил-то хоть куда?

– А я знаю? В башку целил.

Все втроём они подошли к кустам, куда после выстрела метнулась волчица. Везде была кровь – на снегу, на ветках, и Егор сразу понял, что волчица ранена тяжело.

– Ладно, – сказал Семён, – опосля разберёмся, сначала тех в кучу стащим.

Егор не стал помогать охотникам. Стоял безучастно в стороне и смотрел, как со всех сторон волокут за хвосты убитых волков. И только когда всех уложили в ряд, подошёл. И жалость стиснула сердце при виде мёртвых зверей, которых всех знал при жизни. Матёрый сразу бросался в глаза своим ростом, молодые были помельче, и, хотя Егор не видел их с раннего лета, ему казалось, что он узнаёт их. Вот этот вывалился в тот раз из конуры, когда он привёл к волчатам дочку. А этот любил вцепиться зубками в сапог и, урча, грызть его. А вот тот был самый маленький, но самый настырный… Все тут, в одном ряду, и он видит их раны. И это кто-то из них кричал, когда в него попала пуля…