Черная богиня - Вронский Константин - Страница 48

Домбоно кивнул.

– Ты все правильно решила, о богиня…

В пещере сидел в нескольких шагах от треножника старый человек. Время от времени он бросал на горячие угли щепотки белого порошка. Тогда вспыхивало большое пламя, освещая своим бледным светом лицо Тааба. Он ждал «человека Лунных гор», ушедшего в Мерое за вестями о Раненсете. За несколько дней, проведенных в горах, Тааб-Горус страшно осунулся. На лице старика, казалось, навек застыло выражение гнева и тоски. Всякий раз, когда пламя с треском вспыхивало, Тааб наклонялся и изучал видоизменение огня, страшно извивавшегося на черном фоне угольев. Не выдержав, он пробормотал:

– Смерть! Все время смерть…

Уныло отошел старик от треножника и, опустив голову, присел на львиную шкуру.

Около часа прошло в томительном ожидании, как вдруг послышался отдаленный шум. В пещеру вполз «человек Лунных гор», закутанный в темный плащ.

– Ну что? – встрепенулся Тааб-Горус. – Какие новости?

– Плохие, очень плохие, но вполне закономерные. Раненсет будет казнен. Было бы безумием пытаться спасти его.

Угловатое лицо старика исказила боль.

– Но отомстить-то я могу! Чужеземцы нарушили все наши планы, но чужеземцы же и помогут нам. Пусть не сейчас, но обязательно помогут, – выкрикнул Тааб. – Человек гор, ты сможешь подсунуть маленькому, ничтожному чужаку, от которого отворачиваются даже товарищи, так он неприятен им, вот эту шкатулку. В ней наша месть. Золото, которое заговорено и которое обязательно приведет его в Мерое со страшной смертью.

– А подумал ли ты об опасности? – вздохнул хозяин пещеры. – Только чудом ты спасался до сегодняшнего дня от преследований твоих врагов.

– Месть сладка, колдун, – улыбнулся Тааб-Горус.

…На столе в каморке Шелученко стояла странная шкатулка. Алик уже полчаса кругами ходил вокруг нее. Наконец, московский бактериолог осмелился подойти к ней и открыть. Чтобы тут же с восторженным воплем захлопнуть и начать торопливо прятать в скудных пожитках…

…Раненсет метался по тесной камере в подземелье храма. «Она не посмеет, она не посмеет убить меня, своего брата», – билось в голове принца.

Где-то в глубине дворца прозвучал гонг, и бронзовые двери его темницы распахнулись. В самом роскошном своем одеянии, с короной на голове и бичом правосудия в руке на верхней ступени подземной камеры появилась царица-богиня. Два огромных слуги сопровождали ее. Скрестив руки на груди, они встали по обе стороны дверей.

Раненсет рухнул на колени.

– Позволишь ли… Сестра…

Сикиника не сказала ни слова, а только подала знак рукой кому-то незримому.

– Прости же меня… Сестра…

И тут произошло нечто неслыханное: стены на противоположной стороне камеры разверзлись и в подземелье хлынул поток воды, сметающий все на своем пути. То был разгневанный бог дождя…

Неподвижная, в тяжелых одеяниях, Сикиника стояла на вершине каменной лестницы, пытаясь услышать сквозь рев бурлящей, весело пенящейся воды вопли захлебывающегося Раненсета. Вода быстро дошла до дверного порога. Сикиника вновь взмахнула рукой, вновь прозвучал удар гонга и так же бесшумно закрылся проем в стене, остановив доступ воды.

Совсем рядом с царицей-богиней внезапно всплыло мертвое тело. Раненсет… На его лице навсегда отпечаталось бесконечное изумление. Сикиника рассмеялась, затем отступила назад, и двери водяной усыпальницы закрылись за ней.

В тот день Холодов попросил Домбоно сообщить богине, что принц Мин-Ра попробует выйти на свою первую прогулку. День был просто чудесный, солнечный, что ж зря время терять. Как и во время операции, во всей Мерое загрохотали гонги. Народ принарядился ради такого случая и высыпал на улицы, в сады, на поля, на крыши домов. Все смотрели на храм, на эту святая святых, на пирамиду. Там к небесам вздымался белый дымок. Отныне все знали, что сын Солнца спасен.

Холодов и Вероника подошли к Мин-Ра. Принц сидел на кровати и болтал ногами. После нескольких недель радости и надежды вновь настали минуты нового, еще не изведанного страха. Глазенки мальчика кричали о помощи. А красивый ротик нервно подрагивал.

– Я смогу бегать?

– Думай о том, что я тебе говорил. Тебе будет казаться, что ты стоишь на подпорках из песка. А еще помни о том, что там за дверью нас дожидается Домбоно. И если ты сам откроешь дверь и промаршируешь мимо верховного жреца, ты одержишь не просто победу. Ты навсегда покоришь его!

И Холодов кивнул Веронике. Она помогла мальчику подняться с кровати, поддерживая его за плечи. Мин-Ра просто обвисал у нее в руках… он боялся сделать первый шаг, пойти…

«Иэх, сейчас бы рентген сюда, – привычно подумал Холодов. – Как бы просто все было тогда! Тогда мы сразу бы увидели, что там с его костяшками. А так нам остается только верить… только надеяться…»

– А ну, встань как следует! – прикрикнул он на принца. – Что это такое? Не сметь бояться, дружище! Ты же смелый парень! Ты же хочешь стать великим царем! И празднуешь труса перед собственной ногой…

Мин-Ра кивнул головой, закусил дрожащую губу. Напрягся и… выпрямился. Хотя ножонки предательски дрожали.

– Браво! – улыбнулся Холодов и бросил на Веронику успокаивающий взгляд. – Сейчас, сейчас дрожь прекратится. Помни, мой мальчик: за дверью стоит Домбоно и ждет! Как же он обрадуется, если ты шлепнешься на пол у него на глазах! Так что давай – вперед, шагом марш!

Мальчик чуть-чуть приподнял ногу. А потом сделал первый шаг и замер на месте. Холодов кивнул Нике, и она отпустила принца. Теперь только Алексей держал его за руку.

– Сделав только один шаг, царем не станешь, до трона ой как долго идти, – решительно произнес он. – Иди! Ничего страшного с тобой не произойдет. Верь мне…

И убрал руки от Мин-Ра. Холодный пот выступил у него на висках: мальчик один шел вперед на подкашивающихся ногах, вперед, шаг за шагом. Вот он дошел до дверей, вот схватился нервными пальчиками за дверную ручку, вот толкнул двери плечом. В коридоре в золотых праздничных одеждах стоял Домбоно и с улыбкой смотрел на принца.

– Я смог! – крикнул Мин-Ра в восторге. – Видишь… я смог! Я иду… И мне не больно! Мне больше ничуточки не больно! – а потом мальчик бросился к Домбоно. – Видишь, видишь, я могу ходить! Я могу бегать! Я дойду до трона! – он оттолкнул жреца в сторону и торопливо пошел к выходу.

Вытянув руки к яркому солнцу, купаясь в его лучах, запутавшихся в его золотых волосах, он кричал:

– Видишь, Отец! Я сам пришел к тебе! Сын Солнца.

Над городом плыл звон гонгов. На верхушке пирамиды тоненький дымок рвался в голубое небо.

В тот вечер в «гостевой» комнате устроили пир. Впервые они все вместе собрались за столом. И только Савельева почему-то не было. Брет Филиппс молча пожал Холодову руку, с силой хлопнул его по плечу, а Алик Шелученко расплакался, как малый ребенок.

От Сикиники не было никаких известий. Ни тебе спасибо, ни знака, ничего. Холодов не ожидал такого… Он-то думал, что понимает, что творится сейчас в душе этой прекрасной женщины, вынужденной играть роль Золотой Богини и мечтающей быть только человеком, живым существом из плоти и крови.

– Когда мы вернемся домой? – спросил Филиппс, смакуя красное вино с видом знатока. – Домой жуть как охота!

Холодов грустно усмехнулся.

– Чего-то нашего Архимеда не видно… И куда только «академик» подевался?

Все только руками развели в недоумении.

Они безумно устали. Устали бояться, устали надеяться, устали ожидать страшного финала. И эта усталость сейчас просто парализовала их тела, накатила, накрыла с головой. Глаза закрывались…

«Вино, – с ужасом понял Холодов, погружаясь в небытие, в черную, черную бездну, – они отравили вино. Нас обманули! Сикиника, ну почему ты это сделала? Было ли это необходимо? Уничтожить то, чем ты не владеешь… Эх, я считал тебя более великодушной… »