Джим с Пиккадилли - Вудхаус Пэлем Грэнвил - Страница 63

ГЛАВА XX

Крепость заговора зависит от крепости всех его звеньев. Блистательнейшие замыслы расползаются, если хоть одно из звеньев страдает умственной отсталостью, а среди заговорщиков — человек вроде Джерри Митчелла.

Селестина, урожденная Мэгги О'Тул, которую Джерри любил до одури, лишаясь и той скромной доли интеллекта, которая была ему отпущена природой, вошла в комнату экономки около десяти вечера. Вся прислуга ушла в кино, сидела тут только новенькая горничная, читавшая томик Шопенгауэра.

Лицо у Селестины разрумянилось, темные волосы растрепались, глаза сияли. Дышала она учащенно, левую руку прятала за спину. Новенькая ей не понравилась. Такая внешность не располагает к откровенности, но Селестине не терпелось поделиться секретом, а массовый исход выбора ей не оставил. Приходилось либо запереть секрет в трепещущей груди, либо выложить его этой слушательнице. В подобных обстоятельствах не заколебалась бы ни одна чувствительная девушка.

— Знаете… — приступила Селестина.

От Шопенгауэра нехотя поднялось лицо. Сверкающий глаз встретил взгляд Селестины. Второй глаз, не менее блестящий, уперся в потолок.

— Знаете, а я сейчас на свиданье была. С моим парнем, на улице… — с лукавой усмешечкой продолжила Селестина. — Ой, он такой шикарный!

Тонкогубый рот неодобрительно фыркнул. Но Селестину распирали новости, фырканье ее не испугало.

— Ну и что? — вопросила последовательница Шопенгауэра.

— Это Джерри Митчелл. Вы ведь его не видели? Ой, какой парень!

Теперь Селестина-Мэгги добилась безраздельного внимания. Новая горничная отложила книгу на стол.

— Да-да? — подбодрила она.

Утаивать сюрприз Селестина больше не могла. Спрятанная рука вынырнула на свет. На пальчике поблескивало колечко.

— Красивенькое правда? — спросила Мэгги, в благоговейном восторге глядя на него, и еще с минутку посозерцала искрящееся великолепие.

— Ой, я не могу! — продолжала она. — Звонит мне, значит, и просит чтоб я вышла к черному входу. Хочет мне кое-что сказать. Войти-то он не может, его ведь уволили. Ну, я выскакиваю, а он уже ждет! «Привет», — говорит, а я отвечаю: «Нахал какой!» А он: «Слышь-ка, у меня тут кое-что есть. Имею полное право нахальничать». Лезет в карман и достает колечко! Это самое. Я спрашиваю: «А чего это?» А он говорит: «Обручальное кольцо. Для тебя, если носить пожелаешь». Я прям ослабла вся, чуть наземь не грохнулась. А он, глядь, уже надевает мне его на палец…

Селестина скромно умолкла. — Нет, правда, красота! — она полюбовалась снова. «Повезло — говорит — мне». Я спрашиваю: «Работу, что ли нашел?» А он: «Нет, не нашел. Сегодня вечером проделаю одну штуку, и мне отвалят столько, что смогу завести этот самый санаторий». Знаете, он всегда мечтал о такой ферме на Лонг-Айленде. Он все знает про тренировки и про здоровье, боксером ведь был. Я спрашиваю, что за штука, но он не говорит. Обещался рассказать, когда поженимся. Прям завтра пойдет покупать лицензию.

Селестина ждала поздравлений, с надеждой глядя на слушательницу.

— Пхе! — коротко бросила та и снова уткнулась в Шопенгауэра. Она была явно не из приятных.

— Нет, правда — красота? — спросила обескураженная Селестина. Новенькая издала непонятный горловой звук, саркастически хмыкнула и добавила потише, Селестина едва расслышала, да и то вряд ли правильно:

— Всъх пръпеку!