Глаза другого мира [Глаза верхнего мира, Глаза чужого мира] - Вэнс Джек Холбрук - Страница 29

Кьюджел подошёл, коснулся горящей веткой одной из налегающих фигур и вызвал крик боли; просунулась огромная серая рука. Кьюджел отпрыгнул. Баррикада выдержала, звери скоро начали ссориться и ушли.

Вечером третьего дня пилигримы подошли к слиянию Аска с большой медленной рекой, которую Гарстанг назвал Скамандер. Поблизости росли большие бальдамы, сосны и дубы. С помощью местных дровосеков свалили деревья, обрубили ветви и стащили к воде, где соорудили плот. Все пилигримы взошли на него, плот шестами направили в течение, и он спокойно и молча поплыл вниз.

Пять дней плот плыл по широкому Скамандеру, иногда берегов почти не было видно, иногда плот проходил мимо зарослей тростника вблизи берега. Делать было нечего, и пилигримы затевали долгие споры, и различие мнений по любому вопросу было значительным. Часто разговор касался метафизических тайн или тонкостей принципов гилфигизма.

Субукул, наиболее ревностный пилигрим, в подробностях объяснял своё кредо. В основном он разделял ортодоксальную гилфигитскую теософию, в которой Зо Зам, восьмиголовый бог, создав космос, отрубил себе палец на ноге, и из него возник Гилфиг, а из капель крови возникли восемь рас человечества. Родемаунд, скептик, нападал на эту доктрину:

– А кто создал этого твоего предполагаемого «создателя»? Другой «создатель»? Гораздо проще предполагать конечный продукт: в данном случае гаснущее солнце и умирающую землю.

На что Субукул в сокрушительном опровержении цитировал гилфигитский текст.

Некто по имени Бланер стойко проповедовал собственную веру. Он считал, что солнце – это клетка в теле гигантского божества, которое создало космос в процессе, аналогичном росту лишайника на камне.

Субукул считал это положение слишком усложнённым.

– Если солнце клетка, то какова тогда природа земли?

– Крошечное животное, извлекающее пропитание, – ответил Бланер. – Такие взаимоотношения известны повсюду и не должны вызывать удивления.

– Но что тогда нападает на солнце? – презрительно спросил Витц. – Другое маленькое животное?

Бланер начал подробное объяснение своей веры, но вскоре был прерван Праликсусом, высоким худым человеком с пронзительными зелёными глазами.

– Послушайте меня: я все знаю. Моя доктрина – сама простота. Возможно огромное количество условий и ещё больше существует возможностей. Наш космос – это возможное состояние: он существует. Почему? Время бесконечно, и поэтому любое возможное состояние должно осуществиться. Поскольку мы живём в данной возможности и о других ничего не знаем, мы дерзко и высокомерно приписываем себе свойства исключительности. По правде говоря, любая возможная вселенная существует, и не единожды.

– Я склоняюсь к аналогичной доктрине, хотя и являюсь убеждённым гилфигитом, – заявил теоретик Гасмайр. – Моя философия предполагает последовательность создателей, причём каждый абсолютен в пределах своих прав. Перефразируя учёного собрата Праликсуса, если божество возможно, оно должно существовать! Только невозможные божества не существуют! Восьмиголовый Зо Зам, отрубивший Свой Божественный Мизинец, возможен, следовательно, он существует, что и подтверждается гилфигитским текстом!

Субукул замигал, открыл рот, собираясь возразить, но снова закрыл. Скептик Родемаунд отвернулся и стал смотреть на воды Скамандера.

Гарстанг, сидя в стороне, задумчиво улыбнулся.

– А ты, Кьюджел Умник, на этот раз ты молчалив. Какова твоя вера?

– Я новичок, – признался Кьюджел. – Я усвоил множество точек зрения, и каждая по-своему истинна: у жрецов в Храме Теологии, у волшебной птицы, достающей сообщение из ящика, у постящегося отшельника, который выпил бутылку розового эликсира, которую я ему дал в шутку. В результате получились противоречивые версии, но все исключительной глубины. Мой взгляд на мир, таким образом, синкретичен.

– Интересно, – сказал Гарстанг. – Лодермюльх, а ты?

– Ха! – проворчал Лодермюльх. – Видишь дыру в моей одежде? Я не могу объяснить, как она появилась. Ещё меньше я могу объяснить существование вселенной.

Заговорили другие. Колдун Войонд определил известный космос как тень мира, которым правят призраки, сами в своём существовании зависящие от психической энергии людей. Набожный Субукул отверг эту схему, как противоречащую Протоколам Гилфига.

Спор продолжался бесконечно. Кьюджел и ещё несколько человек, включая Лодермюльха, соскучились и начали играть на деньги, используя кости, карты и фишки. Ставки, вначале номинальные, начали расти. Лодермюльх сначала немного выигрывал, потом проиграл гораздо большую сумму, а Кьюджел между тем выигрывал ставку за ставкой. Вскоре Лодермюльх бросил кости, схватил Кьюджела за руку, потряс её, и из рукава вывалилось несколько аналогичных костей.

– Ну, – взревел Лодермюльх, – что у нас здесь? Я заметил мошенничество, и вот доказательство! Немедленно верни мои деньги!

– Как ты можешь так говорить? – возмутился Кьюджел. – Почему ты ко мне придираешься? Я ношу кости – ну и что? Или мне нужно было бросить свою собственность в Скамандер, прежде чем приниматься за игру? Ты унижаешь мою репутацию.

– Что мне до этого? – возразил Лодермюльх. – Я хочу вернуть свои деньги.

– Невозможно, – ответил Кьюджел. – Несмотря на всю твою болтовню, ты ничего не доказал.

– Доказательства? – взревел Лодермюльх. – А разве нужны ещё доказательства? Посмотрите на эти кости, на одних одинаковые обозначения на трех сторонах, другие катятся с большим усилием, потому что отяжелены с одного конца.

– Всего лишь любопытные редкости, – объяснил Кьюджел. Он указал на колдуна Войонда, который внимательно слушал. – Вот человек с острым глазом и умом; спроси у него, видел ли он какие-нибудь незаконные действия.

– Ничего не видел, – объявил Войонд. – По моему мнению, Лодермюльх поторопился со своими обвинениями.

Гарстанг, слушавший спор, вышел вперёд. Он заговорил голосом, одновременно рассудительным и умиротворяющим:

– В такой группе, как наша, очень важно взаимное доверие, мы ведь все гилфигиты. Не может быть и речи о злобе и обмане. Разумеется, друг Лодермюльх, ты неправильно оценил действия нашего друга Кьюджела.

Лодермюльх хрипло рассмеялся.

– Если такое поведение отличает особо набожных, я рад, что не отношусь к таким! – С этими словами он отошёл в угол плота, сел и с отвращением и злобой посмотрел на Кьюджела.

Гарстанг расстроенно покачал головой.

– Боюсь, Лодермюльх чувствует себя оскорблённым. Вероятно, Кьюджел, чтобы восстановить дружеские отношения между вами, ты вернёшь золото…

Кьюджел резко отказался.

– Это вопрос принципа. Лодермюльх покусился на самое ценное моё достояние – на мою честь.

– Такое отношение похвально, – сказал Гарстанг, – а Лодермюльх повёл себя бестактно. Но ради дружбы… нет? Ну, что ж, не могу спорить. Гм. Всегда возникают неприятности. – Качая головой, он удалился.

Кьюджел собрал свой выигрыш, подобрал кости, которые Лодермюльх вытряс у него из рукава.

– Неприятный инцидент, – сказал он Войонду. – Деревенщина, этот Лодермюльх! Всех оскорбил; все прекратили игру.

– Вероятно, потому, что к тебе перешли все деньги, – предположил Войонд.

Кьюджел с удивлённым видом рассматривал свой выигрыш.

– Никогда не думал, что выиграю так много! Может, примешь часть суммы, чтобы мне было легче нести?

Войонд согласился, и деньги перешли из рук в руки.

Вскоре после этого, когда плот спокойно плыл по реке, солнце тревожно вздрогнуло. Пурпурная плёнка, похожая на тусклое пятно, возникла на его поверхности, потом исчезла. Некоторые пилигримы в тревоге и страхе с криками забегали по плоту.

– Солнце темнеет! Готовьтесь к холоду!

Гарстанг, однако, успокаивающе поднял руки.

– Успокойтесь все! Дрожь прошла, солнце прежнее!

– Подумайте! – с жаром сказал Субукул. – Неужели Гилфиг позволит совершиться катастрофе как раз в то время, как мы плывём на поклонение Чёрному Обелиску?

Все успокоились, хотя каждый по-своему интерпретировал это событие. Смотритель Витц увидел в этом аналогию с временным отказом зрения; проходит, когда несколько раз мигнёшь. Войонд объявил: