Невезуха на все сто - Яковлева Елена Викторовна - Страница 21

Юрис был «голубым»? Что за чушь он несет? Просто морочит голову. На кой бы черт прибалтийский красавчик понадобился Инге, не будь у него все в порядке ниже пояса?

— Ты никак расстроилась? — участливо спросил бородатый, которого я впредь для краткости и простоты буду именовать Бородой. — Зря. Не последний же мужик он на белом свете остался, захочешь — другого найдешь. А вот нам нужен только он, и мы не успокоимся, пока его не отыщем. Усекла?

— Усекла… Только я, знаете ли, все больше убеждаюсь, что наши с вами Юрисы разные. — Я мысленно проклинала себя за идиотскую вылазку в «Пеликан», с помощью которой собиралась выпутаться из одной истории, а угодила в другую. И на что я, спрашивается, рассчитывала, с моей-то родословной! С моими-то корнями, глубоко уходящими в бесплодную землю забытого богом Виллабаджо!

— Ну, хватит шуточек, поговорим серьезно. — Борода резко сменил тон. — Я жду ответа: где наш золотой мальчик? Считаю до трех. Раз…

Глава 13

— Да не знаю я, не знаю! Зачем бы я его искала, если б знала?

— Логично, — согласился Борода. — Одна загвоздка: он мне так нужен, и я так давно его ищу, что логикой меня не прошибешь. Ставлю вопрос иначе: когда ты его видела в последний раз и при каких обстоятельствах? Да, кстати, мы, кажется, еще не познакомились. Как тебя зовут, милая?

— Ка… Катя, — сказала я. Сама не знаю, почему я выбрала это имя, а не какое-нибудь другое. Да если б я и Таней представилась, что изменилось бы? Потому что, если ему вдруг вздумается, скажем, прогладить меня раскаленным утюгом, вопрос о конспирации отпадет сам собой.

— Ну вот, Катенька, когда ты видела Юриса в последний раз и при каких обстоятельствах?

— Сейчас… Попробую вспомнить, — пообещала я. — Только… Куда мы все время едем? У меня голова кружится, с детства в машине укачивает… — Я тянула время, необходимое, чтобы придумать правдоподобную историю про то, когда мы с Юрисом виделись в последний раз. Задача мне предстояла не из легких, потому что даже при наличии очень богатого воображения трудно вот так сразу наплести хоть чего-нибудь про того, кого ты и в первый, и в последний раз в жизни видела мертвецки мертвым.

— Укачивает, говоришь? — переспросил Борода и распорядился:

— Лонг, притормози. Машина остановилась.

— Что, получше стало?

— Что-то мне нехорошо, тошнит. — Для пущей убедительности я свесила голову на плечо, выждала полминуты и объявила торжественно:

— Ой, сейчас меня вырвет!

— Машину заблюет, потом не отмоешь, — это сказал не Борода, а тот, что за рулем, Лонг, кажется.

— Беляш, проводи, — не без брезгливости в голосе приказал Борода. — Оклемается — тащи назад.

Беляш, значит, это тот, что со зловонным дыханием. Что ж, в чувстве юмора им не откажешь.

Этот самый Беляш открыл дверцу и молча выволок меня из машины. Я потребовала, чтобы он снял с моей головы трикотажную кишку, что и было сделано после предварительного одобрения со стороны Бороды.

Я исподтишка огляделась: местечко, в которое меня завезли, выглядело форменными трущобами. Двухэтажные деревянные дома барачного типа, редкие огни. Ну, на этот раз я точно очутилась за Кольцевой дорогой, причем очень даже сильно. Судя по навозной свежести воздуха, я попала в самый настоящий медвежий угол. Отсюда небось до Москвы неделю на перекладных добираться, прикинула я мысленно, и то если мне представится такая возможность, что само по себе сомнительно. Скорее всего, они вытрясут из меня все, что можно, а потом стукнут чем-нибудь по голове и бросят в кусты, где меня и найдет какой-нибудь местный пастух. Дня через два. Остается радоваться, что на дворе жаркое лето, а не студеная зима, когда очень велика вероятность заваляться до весны в ожидании дружного таяния снегов.

Что-то меня на черный юмор потянуло, это дурной знак. К черту упаднические настроения, тем паче что помереть я всегда успею, дело-то нехитрое. Нужно срочно что-нибудь придумать, срочно. Удалось же мне заставить их остановиться и выпустить меня из машины, осталось только улизнуть. Ага, попробуй тут, бандюга по прозвищу Беляш крепко держит меня за шиворот, как котенка!

— Ой-ой-ой, как плохо… — запричитала я плаксивым голосом. — А может, я съела чего? Прямо наизнанку выворачивает. — Я сунула в рот сразу всю пятерню, подавилась и закашлялась.

Беляш непроизвольно отдернул руку, и я упала на колени, судя по чавкающему звуку, прямо в грязь, а то и того хуже — в навозную жижу, да так удачно, что брызги во все стороны полетели. Обидно, конечно, и неприятно, зато Беляш сразу отскочил от меня метра на два. Сейчас или никогда, решила я и рванула в ближайшие кусты, царапая руки и лицо.

— Стой, сволочь! — понеслось мне вслед.

Ага, вот сейчас все брошу и остановлюсь! Зачем бы мне было пачкаться в грязи и до крови обдираться…

Я бежала, не разбирая дороги, то и дело попадая в очередную лужу, которых в этой глухомани хватало. Чего нельзя было сказать о фонарях. Впрочем, это было мне только на руку. Поначалу я хотела держаться поближе к домам, но мудро передумала; те, кто в них живет, мне не помогут, а бандюгам проще всего изловить меня в замкнутом пространстве. «Врешь, не возьмешь», — пробормотала я себе под нос и помчалась прочь от светящихся окон, пригибаясь за кустами.

Кусты оборвались внезапно возле какого-то длинного строения, похожего на заброшенный склад. Здесь я без особого труда нашла в стене дыру приличных размеров и без долгих раздумий нырнула в нее, очутившись во внутреннем дворе, заваленном ржавым железом. Стараясь поменьше грохотать, я медленно обогнула развалины и вышла то ли к лесу, то ли к саду. Забрела в гущу деревьев и позволила себе наконец немного отдышаться, а заодно и прислушаться. Может, это было и обманчивое впечатление, но никаких признаков преследования я не заметила. Только где-то вдали, по всей видимости, у деревянных домов-бараков тоскливо выла собака.

Я расслабилась до такой степени, что присела на ближайший пенек и попыталась подсчитать понесенные мною потери. Физические, потому что моральные были поистине беспрецедентными и не поддавались скоропалительной оценке. Так вот, к физическим потерям я отнесла расцарапанную левую щеку, два сломанных ногтя на правой руке и порядком изорванные Ингины штаны. Да, насчет Инги… Что, интересно, она сейчас делает? Хоть немножко беспокоится обо мне или нет? Вещее сердце подсказывало мне, что она уже давно дома и преспокойно дрыхнет под боком у своего денежного мешка, а я маюсь неизвестно где. Между прочим, в прямом смысле неизвестно.

С этой мыслью я посмотрела на небо, памятуя о том, что путешественники ориентируются по звездам. Небо было темное и беспросветное. Ну и дыра, ни звезд тебе и ни луны, только лужи да кусты. Я вздохнула и поплелась неведомо куда — что называется, куда глаза глядят. Примерно через час ходьбы деревья стали редеть, и моему унылому взору открылось большое поле, заросшее жирными сорняками. Я долго тащилась по его кромке, пока не набрела на тележку от трактора, доверху набитую навозом. Это все, что говорило в пользу обитаемости здешних мест.

За тележкой обнаружилось что-то похожее на старую проселочную дорогу, которая привела меня к поросшей камышом речушке. Возле нее на моем тернистом пути и встретилась первая живая душа. Женщина в белом платочке, ведущая велосипед. Уже начинало светать, и я разглядела ее издали. Я дико обрадовалась и заорала, размахивая руками;

— Извините, пожалуйста!.. Позвольте вас спросить!

Но аборигенка в платочке почему-то не выказала признаков радушия, даже наоборот — резво запрыгнула на велосипед и вовсю закрутила педалями. Исключительно дикая пейзанка попалась. А я всего-то хотела узнать, где тут у них ближайший телефон. А заодно неплохо было бы выяснить, куда меня нелегкая занесла и как отсюда выбраться. Как-как, позвонить Инге, пусть срочно приезжает. Раз уж я из-за нее пострадала, то с какой стати должна трястись на перекладных? Есть, правда, риск до нее не дозвониться, как это было накануне. Тогда придется добираться на такси.