Приключения Питера Джойса - Ярмагаев Емельян - Страница 36

— Ну-с, — весело сказал агент, — теперь сообщу вам, друзья, приятную весть: судно входит в Массачусетский залив!

Он знал, этот продувной малый, с чем идет на спардек. Все так истомились по твердой земле, что рассудили, должно быть, как и я: ну что ж, оковы на людях — это всего лишь до берега, а берег — вот он!

Одна м-с Гэмидж осталась недовольна. По крайней мере, когда я веселыми прыжками продемонстрировал свое настроение, она закатила мне такую затрещину…

А я-то при чем?

Стоял Месяц Падающих Листьев. На широте 43° нас встретило холодное течение, почти пресное, и, когда мы огибали мыс Код, в лица наши пахнуло осенней сыростью, схожей с запахом прелого брусничного листа, к которому примешан горьковатый дым костров. Прямо по носу корабля маячил узкий Кейп-Код, напоминающий согнутую в локте руку; в это время судно шло сквозь полосу туманов, которые плыли низко над водой. На всем пространстве океан как бы дымился, но мыс выступал весь, с белыми песчаными дюнами, зеленой, уже побуревшей травой и дремучим лесом в глубине.

Мыс по бакборту разворачивался своей северной стороной и отходил на юг. Мы были в Массачусетском заливе, и ветер, словно предчувствуя конец пути, до краев забил наши паруса. Реи мачт, похожие на твердо простертые руки, держали вздутую белоснежную массу с таким напряжением, точно вот-вот она унесет нас ввысь. Вода лепетала под форштевнем и, вздымаясь, мягко падала, расчесанная на две правильные пряди; в ее бульканье и шорохе явственно звенело: «Конец пути!».

Навстречу нам по пустынной океанской дороге высыпали бесчисленные острова. Их было так много, что, спеша к нам, они толпились, заходили один за другой, и не было видно из-за них континента, а только проблески, просветы — и новые острова. Потом над ними вознеслась мягко голубеющая волнистая гряда холмов, похожих на низкие облака. Теперь были видны и лодки, черневшие на светлом заливе, который как бы сдвигался, теснимый холмами. Пора было сбросить часть парусов и взять лоцмана, но никакого лоцмана не было видно — одни рыбачьи лодки. Капитан велел ударить из пушки. После этого мы убрали оба марселя, грот — и корабль замедлил ход. Одна из лодок подошла к нам, и человек в обычной просмоленной куртке моряка помахал веслом. Мы спустили ему трап. Он поднялся, рыжебородый и длинный, не здороваясь, независимой походкой прошелся по шкафуту и буркнул:

— Смерть здесь короче молитвы. Вон поплавки. Это наши сети. Оборвите их — и в Бостоне сделают гробы на вас всех!

— Брат мой, — поучительно заметил Том Бланкет, — мы приплыли распространять свет христова учения…

— Чего распространять? — удивился бостонец. — А я думал — ловить рыбу!

И, бесцеремонно оттолкнув рулевого, бостонский грубиян благополучно привел наш корабль к пристани.

Так приятно было снова услышать удары английского колокола, возвещавшего время обеда! Из города доносились и другие домашние звуки: мычание коров, визг водяной лесопилки, веселый крик бостонской детворы, отпущенной из школы на перерыв, — совсем как у нас в Стонхилле. Когда же мы сошли с корабля на бревенчатую пристань, когда нас окружили зеваки и мы своими привычными к валкой палубе ногами, пошатываясь, побрели по широкой улице, когда нас обступила своими запахами и звуками обычная английская деревня, ее крепко сложенные из сосен и дуба усадьбы, изгороди, фруктовые сады, кучи навоза, сараи, пристройки, — то, ей-богу, показалось, что мы просто вернулись домой в Стонхилл после полуторамесячного блуждания по водяным пустыням!

Появилась процессия алебардщиков и низенькая повозка, обитая красным сукном с медными гвоздиками. Из нее вышел седовласый джентльмен лет пятидесяти — здешний губернатор, сэр Джон Уинтроп. Сразу было видно — это человек ученый, не от мира сего: у него были какие-то нездешние глаза. Он ласково улыбнулся, воздел руки кверху и промолвил: «Добро пожаловать в Новый Свет, усталые дети мои!» Наш проповедник Том Бланкет только того и ждал. С криком: «Отец мой! Учитель!» — коршуном набросился он на джентльмена, сгреб его в охапку и, несмотря на слабое сопротивление, страстно облобызал. Старичок был ошарашен, однако, мирно беседуя с Бланкетом, пошел впереди. Джон Блэнд юлил сбоку; что касается Питера и меня, то мы шагали сзади, в обществе Кристофора Холкомба, грубияна-лоцмана. С первых же слов он потребовал, чтобы мы его звали просто Крис, а нас он тоже запросто «тыкал» Бэком и Питером.

— Кто всем заправляет тут? Попы. Самое поповское царство, и первый из них поп — губернатор, сэр Джон. Ничего, почтенный старичок… только не любит, когда ему алебардщики чести не отдают или, положим, в церкви на ногу наступят.

О промысле Крис отозвался очень одобрительно: здесь зимует сельдь — наживка для трески, есть и угри, и устрицы; «омаров тебе любой малыш наловит за полчаса», треской же все держится, и залив недаром Тресковым зовется. Первый сорт трески потребляют на месте, второй солят и отправляют в Англию, третий посылают в Вест-Индию, на острова, для пропитания рабов: его обменивают там на мелассу — вещество, которое идет на изготовление рома, — и везут эту мелассу сюда. Крис посоветовал нам никаких разрешений на поселение не спрашивать.

— Плюньте на Главную палату — мало ли что они постановят! В Род-Айленд, в Нью-Гемпшир, в Коннектикут отсюда переселились — никого не спрашивались: земля здесь божья, а судьи — ружья!

Мы узнали от него о недавно заселенных провинциях — места там дикие, угодья богатые, но с индейцами коннектикутцы не ладят, и быть войне.

— А у вас?

— А у нас благодать. Повымерли дикие года два назад от чумы. Теперь на их землях поселки Чарлстон, Сейлем, Дорчестер…

Губернатор повел нас к дому посолиднее прочих. Над крыльцом его висела надпись: «Главная Массачусетская палата Гражданских, Законодательных и иных Общественных дел». Губернатор, наши старшины и Питер вошли внутрь, а меня стражник не пустил. Я ему говорю:

— Я с ними.

А он мне:

— Юноша, увещеваю тебя кротко и с любовью: вали отсюда, а то как двину алебардой!

Тогда я попытался пронять его святым писанием:

— Ты, Джон, забыл, что сказано: аще кто не пустит ко мне малых сих.,.

— Это совсем не про тебя сказано, — возразил начитанный стражник. — Ты не из «малых сих» — вон какой длинный вымахал! Про тебя подойдет вот что: «Простри руку свою и коснись кости его и плоти его…»

Конечно плоть моя от алебарды увернулась, но дух был возмущен. Вот, значит, какие порядки у наших единоверцев, бостонских пуритан: подгнило что-то в Датском королевстве! Через час в дверях Главной палаты показались наши, тоже разочарованные. Приняли их очень сдержанно: таких, как наш корабль, мол, явилось множество и будут еще. Сказали, что по новому закону 1635 года каждой общине с разрешения Главной палаты отводится особый участок в тридцать шесть квадратных миль, но надо подождать общего собрания массачусетских граждан. Первое законодательное собрание в мае 1634 года вынесло ряд постановлений, которые следует изучить… Словом, много чего наговорили. Утешительным было одно: наше вспомогательное судно с провизией, оказывается, цело, оно здесь, и мы обеспечены на первое время питанием.

И тут такие же надменные вельможи с толпами слуг и прихлебателей, как в Англии, — стоило ехать за три тысячи миль! Люди простой породы для них суть черви земные, сосуды праха, обреченные тьме, и только они, видите ли, избранный остаток во Израиле, а посему и уполномочены вершить тут все дела. Губернатор налагает вето на решения диспозеров — депутатов от двухтысячного населения: не смей даже свою церковь открыть, ходи в общую. А какими капиталами ворочает эта тресковая аристократия! Нет, не так представляли мы себе град избранных и царство божие на земле. Лица у наших духовных вождей были унылые, и даже походка выдавала огорчение.

Видя это, Питер бодро предложил:

— Друзья, а что, собственно, держит нас здесь? Земли вокруг никудышные, камень да песок. Еще раз поднимем паруса — и в путь!