Хрустальный башмачок - Ясуока Сётаро - Страница 4

Грустно бродил я по магазину. Теперь, сколько ни жди, ничего нс дождешься. Насыпанные горкой пустые гильзы, шарики фейерверка, которые пускают на спортивных праздниках, утиные чучела. Мой взгляд задумчиво блуждал поверх всего этого.

Около одиннадцати раздался пронзительный звонок. Усмехаясь, я побежал к телефону. Наш ритуал, существовавший до позапрошлого вечера, не забыт – сердце бешено заколотилось… Но секунду спустя дело приняло совершенно другой оборот. Звонил не телефон. Сквозь неплотно прикрытую штору за стеклянной дверью виднелась человеческая фигура, освещенная уличным фонарем. Эцуко. Я стал отпирать дверь, но ключ не слушался, никак не входил в замочную скважину. Увидев меня, девушка улыбнулась через стекло. Хотя и залитое оранжевым светом, лицо ее казалось страшно бледным. Открыв дверь и увидев, что она тут, рядом со мной, я все равно не мог в это поверить. Идя по вытянувшимся на полу теням от ружей, составленных в пирамиду, Эцуко сказала:

– Точно три года не виделись.

Ее слова пришли ко мне словно из другого мира.

Подполковник Крейг и его жена вчера неожиданно вернулись, а сегодня снова уехали. Устали от своего путешествия и отправились в Никко, немного отдохнуть…

– Удивлен? – Эцуко заглянула мне в глаза. – Сказали, что приедут послезавтра, так что наши каникулы продлеваются на два дня.

Я был не в силах отвечать. Эцуко спросила, удивлен ли я, а я не знал, как объяснить свое удивление. Действительно, жизнь, которую я считал конченой, возвращалась ко мне… Мне чудилось, будто я держу в руках хрустальный башмачок. Подаренные два дня представлялись мне этим башмачком, оброненным в спешке во время стремительно пролетевших каникул… Неужели вместе с башмачком вернется все, что я потерял?

– Вчера ты так быстро убежал. Я тебе сразу же стала звонить, но почему-то никто не отвечал.

Звонить днем было, разумеется, бесполезно. В это время меня не бывает в магазине. Эцуко следовало бы это знать. Когда я сказал ей об этом, она, широко раскрыв глаза, простодушно воскликнула:

– А-а, вот оно что!

Тут я вспомнил, какой она бывала обычно.

– Знаешь, как мне тебя пришлось разыскивать?

Я ей действительно не давал адреса магазина. Она нашла его в старом рекламном листке, в который были завернуты патроны, принесенные мной первый раз в Харадзюку.

– Спросила бы у кого-нибудь на станции, тебе бы сразу показали.

– Нет, спрашивать ни у кого не хотелось.

Говоря это, Эцуко прижалась плечом к моей груди. Я обнял ее. Сердце девушки колотилось о мою грудь. Потом она попросила, чтобы я вынул из нагрудного кармана рубахи трубку. Я резко вытащил ее оттуда и швырнул в сторону. Она раскололась, стукнувшись об пол из искусственного мрамора, – это было понятно по звуку. Я повел Эцуко к кожаному дивану, стоявшему в глубине магазина. Пробираясь между витрин с выставленными товарами, я несколько раз чуть было не упал -крепко прижавшись ко мне, девушка лишала меня свободы движений. А если бы упал, то свалились бы вдвоем, в обнимку, и нам бы ни за что не подняться.

Я принял твердое решение. Больше никогда не расстанусь с ней. Пришло время, когда мы должны слиться в одно целое. Не отдавая себе отчета в том, что доводы моего воспаленного мозга вздорны, я проникся этой мыслью, утопив свое разгоряченное лицо в мягких волосах Эцуко. И поэтому был поражен, когда моя рука, скользнувшая по ее юбке, была вдруг отброшена. Какая-то ошибка, подумал я.

– Перестань, не смей.

С этими словами она снова отбросила мою руку. В тот миг я испытал лишь стыд. На какое-то мгновение на моем покрасневшем лице появилась странная ухмылка. Но она тут же превратилась в злобную гримасу.

– Ну что ты дурочку из себя строишь? – Я с силой отвел назад ее руку. – Зачем тогда пришла! – закричал я. Мне хотелось задушить ее. Но это продолжалось недолго. От охватившего меня возбуждения я вдруг обессилел. Эцуко дважды отбросила мою руку, но потом перестала сопротивляться. Это было еще хуже. Она лежала на боку, с широко открытыми глазами, точно брошенная на диван сломанная кукла. Из-под юбки безжизненно торчали худые ноги… Я пришел в замешательство – ну точь-в-точь как эскадра, вынужденная в ходе сражения перестраивать боевой порядок. Впервые у меня закралось подозрение еще в то время, когда в начале "летних каникул" Эцуко назвала цикаду птицей. Теперь, как мне казалось, я понял свое заблуждение, понял, что она просто еще совсем ребенок. В моих руках, охвативших Эцуко, тело ее вдруг налилось тяжестью и отвердело, точно каменное, диван показался неимоверно узким. Глядя на потолок, подобный черной дыре, я прижался горячей щекой к спине Эцуко. Ощущение чуть шероховатой кожи было приятным.

Но вот Эцуко встала с дивана. Глядясь в стекло витрины, она поправила волосы.

– Если тебе нужно зеркало, там есть большое.

Я сказал это, утопая в кресле, и сам удивился своим словам. Выходит, я тороплю ее уход. Но ведь тогда все будет потеряно.

Я встал, проводил ее туда, где висело зеркало, и включил яркую лампу. Моя предупредительность привела к обратному – отдалила от нее. В ослепительном свете складка на платье между торчащих лопаток худенькой Эцуко выглядела непереносимо жалкой.

– … – открыл я было рот, но так ничего и не сказал. Я хотел что-то сказать, но никак не мог подобрать слов. Любое слово сделало бы еще более явным мое притворное безразличие… И тогда она уйдет от меня в недостижимую даль. Значит, заговорить равносильно тому, чтобы собственными руками разорвать связывающую нас нить.

Эцуко отвернулась от зеркала. Она беззаботно улыбалась:

– Проводишь до станции?

Я был не в силах сдержать себя.

– Нет… Нет, ни за что.

В охотничьем магазине N. все осталось по-прежнему. Меня это удивляло. На своей работе я теперь почти все время сплю. Делать ничего не хочется.

Открыв сонные глаза, я вдруг вижу на столе телефон. Я разом выпрямляюсь и хватаю телефонную трубку

.

В ней ничего не слышно. Но я не выпускаю ее из рук. И еще сильнее прижав к уху, жду. И ухо начинает наконец улавливать тонкое потрескивание – видимо, от ветра трутся между собой телефонные провода. Это, конечно, не слова. Но постепенно звук становится все тоньше и начинает напоминать человеческий голос. Что же он мне шепчет?…

Я долго не кладу трубку. Меня подстегивает желание быть обманутым.