Я отворил пред тобою дверь… - Юденич Марина - Страница 40

— Зачем ты здесь? — спрашивает его незнакомец и голос его по-прежнему тих, в нем не слышно злобы и нет угрозы.

— Я пришел взять свое — отвечает мой главный палач и черные — нет и намека на заблудившееся солнце в них — глаза его смотрят куда-то в сторону., словно тяжел и невыносим даже ему взгляд незнакомца.

— Это не принадлежит тебе, потому что получено обманом — говорит человек, чье лицо так и не дано увидеть мне, но уже и звуки его голоса рождают во мне необъяснимую тревогу, и страх, но и радость — светлое, давно забытое мною чувство робкой крохотной пташкой вдруг оживает во мне и слабо бьет крыльями.

— Но это и тебе не может принадлежать — возражает ему тот, кто скрывался в тени колоннады.

— Да, это так, — соглашается незнакомец и я ощущаю как черная тоска поглощает меня и меркнет яркое полуденное солнце, так поглощают сияющие вершины гор черные грозовые тучи, — но всему назначен свой предел и будет предел искуплению, положенному ей.

— Когда же наступит он? — интересуется мой искуситель, но я уже знаю, возражать он не смеет.

— Девяносто девять несчастных пройдут ее дорогой и каждая в страданиях своих и муках наказания воссоединится с ней Сотой же будет дано остановить их путь и повернуть назад, избрав вторую дорогу — в этом и будет искупление.

— Ты говоришь — будет дано Значит, она сможет выбирать?.

— Да, ей будет дан выбор и в нем — их погибель или спасение.

— Что же оставляешь ты мне?.

— Как и себе — ожидание.

— Достойно ли тебя ожидание?.

— Нет недостойного в том. что делаю я и что говорю делать другим Теперь уходи.

Проходит мгновенье и их обоих уже нет на площади и только ветер, горячий полуденный ветер ворошит раскаленный еще пепел моего пепелища и постепенно развеивает его знойном воздухе, лишая меня последнего земного воплощения, но теперь это мало тревожит меня., ибо теперь открылась мне вполне определенная мне кара и как не пугает зияющая пустотой неупокоенности и скитаний вечность — милостив Господь и в холодной тьме, отделенная от меня веками, слабо мерцает все же единственная и последняя моя надежда..

Много лет назад, когда я была совсем маленькой девочкой, меня воспитывала моя бабушка и та пора была самой счастливой порой моей жизни Сегодня, днем нынешним ко мне иногда прилетают мимолетные воспоминания той радостной поры, их пробуждают порой вещи совершенно незначительные — случайно услышанный обрывок мелодии, стихотворной фразы, чье-то имя, или даже запах, или вкус какого-нибудь давно забытого блюда, из тех которыми потчевала меня бабушка и тогда вновь, пусть и совсем ненадолго на меня снисходит ощущение тихого и светлого беспричинного счастья и покоя, которое часто охватывало меня в детстве в момент пробуждения Бесспорно, что нынешний момент менее всего пригоден для подобных ощущений, но что-то происходит со мной и я. чувствую легкой ласковое прикосновение детства и начинаю понимать, почему это происходит.

Бабушка моя очень любила раскладывать пасьянсы и знавала их великое множество, это были сложные многоступенчатые головоломки, требующие нескольких карточных колод и многих часов напряженного внимания и размышления, но когда пасьянс сходился радость бабушки была велика и не знала границ, это было почти настоящее счастье И вот сейчас нечто подобное испытываю я, потому что в несчастной голове моей складывается вдруг из хаотического смешения историй, ситуаций, снов, туманных и неясных воспоминаний, страхов, предположений, мечтаний и еще много, чему так сразу и не подобрать названия, но что беспрестанно роилось и клубилось во мне, порождая смуту в душе и разуме, вдруг совершенно четко и ясно складывается стройная гармоничная картина, последовательная, подчиненная строгой логике, как потертые бабушкины карты вдруг укладывались на кружевной скатерти ее столика в четком, заданном правилами пасьянса порядке И тихая радость вопреки всему что происходит сейчас вокруг снисходит на мою душу.

Я снова направляюсь в начало салона — к передним сидениям, в которых по-прежнему пребывают наши притихшие стражники Дети испуганно смотрят мне вслед.

Куда вы? — встревожено интересуется Евгений Я не отвечаю ему Мне надо спешить, потому. что ситуация может измениться в любую минуту и я не могу не успеть Старший группы, кажется дремлет, развалясь на переднем сидении, но на коленях у него — короткий десантный, по-моему, автомат и смуглые сильные руки крепко сжимают его корпус Я, как и в прошлый раз, останавливаюсь возле кресла и молчу, ожидая пока он обратит на меня внимание Он делает это почти сразу — круглый глаз под густой рыжеватой бровью медленно открывается и косит в мою сторону.

— Что еще? — снова без раздражения, но и нимало не заботясь о любезности спрашивает он и сладко потягивается всем телом.

— У вас ведь есть мобильный телефон?.

— У меня есть мобильный телефон.

— С него можно позвонить за границу, в Россию?.

— С него можно позвонить за границу, в Россию.

— Вы позволите мне сделать один звонок?.

— Зачем?.

— Там погибает человек, только я могу ему помочь не знаю, что с ним происходит, но он должен погибнуть Я могу его спасти, только я понимаете?.

— Нет.

— Вы все равно не сможете этого понять, я и сама поняла только что и очень долго не понимала Просто поверьте мне Пожалуйста.

— Зачем я должен это делать? Потому что мне тоже кто-нибудь когда-нибудь поверит? — судя по всему, он хорошо помнит наш предыдущий разговор, хотя с его момента прошло уже много времени — несколько часов — сейчас уже наступает утро И он снова усмехается, как и тогда И снова, как и тогда, я надеюсь А что еще мне остается? И я говорю, не выбирая слов, то говорю. о чем сама, быть может впервые за многие дни моих метаний, думаю и еще не постигнув разумом, достигаю сердцем.

— Этот человек очень обидел и унизил меня, он причинил мне страшную боль и я хотела его смерти, а теперь я прощаю его Понимаете, прощаю. Я не хочу ему зла, я могу, может быть, могу еще его спасти Я хочу его спасти И не смейтесь, вас тоже может быть кто-нибудь простит, я думаю есть за что Пожалуйста, дайте мне позвонить.

— Ты наверное сумасшедшая женщина, — говорит он по-прежнему без интонаций и без зла, — ты говоришь как мулла А если я не дам тебе телефон, ты меня простишь? — он смотрит на меня в упор и опять как и прошлый раз я вижу, что в его душе идет сложная работа — он решает, что делать со мной Но и другое вижу я — многое за эти часы он уже решил для себя — сейчас он знает, что делать со всеми нами и он спокоен Мои же просьбы его скорее забавляют, чем беспокоят.

— Прощу, — отвечаю я и, Господь свидетель, говорю правду.

— А если я через несколько минут убью тебя, простишь?.

— Прощу, — повторяю и снова не лукавлю Я понимаю, что таким и будет его решение нашей судьбы и тем более должна спешить.

— Звони, — он смеется и протягивает мне крохотный телефонный аппарат, — и, помни, что ты сейчас сказала.

Пальцы мои безошибочно и скоро находят нужные кнопки — этот номер хранит не только моя память, но и, похоже, мои руки, каждый их мускул, задействованный в наборе этого номера, хранит вверенное ему движение и воспроизводит его теперь с филигранной точностью Я же напряженно размышляю о том. как миновать все многочисленные барьеры, которые возвел он на пути к себе и которые долгое время оставались для меня неприступны Что-то такое сейчас должна я сказать бдительным и суровым хранителям и хранительницам его покоя, его голоса и его внимания, чтобы дрогнули их закаленные ( или запуганные насмерть) сердца и позволили они мне говорить с ним Какие-то слова подскажет мне ожившая моя душа? Но происходит чудо — я говорю всего несколько слов, в трубке звучит знакомая до боли мелодия, совсем недолго звучит, какие-то доли минуты, а потом ее сменяет его голос.

— Это ты? — говорит мне он и в голосе его слышится такая мука, какой никогда не знала я в нем, — Господи, это ты? Где ты?.