Пленный лев - Юнг Шарлотта - Страница 21

Руководимый такими мыслями, король рискнул открыть свой план графине де Гено, без согласия которой ничего не могло устроиться. Жакелина громко и долго смеялась, узнав, что ее величественная Эклермонда сделалась предметом страсти маленького бледнолицего кузена. Впрочем, в случае, если девушка изъявит свое согласие, графиня обещала не делать никаких возражений, говоря, что будет даже очень рада, если леди согласится снизойти со своего пьедестала. Во всяком случае, она была готова держать пари, что Эклермонда и не помышляет выходить замуж, – не занята ли она была в настоящее время осмотром благотворительных заведений?

Действительно, в то самое время, как Джемс вел переговоры с графиней де Гено, Эклермонда в сопровождении доктора Беннета и Алисы спускалась в лодке вниз по Темзе, по направлению к Лондонской башне, чистой в то время от всяких злодеяний, которые впоследствии составили ей такую грустную известность. На ступенях, ведущих в богадельню св. Екатерины, их встретили, кроме знакомой уж им миссис Бельт, сэр Ричард Виттингтон со своей почтенной супругой и мистер Уильям Кедбесби, серьезный и уважаемый старец, управляющий богадельней с самого начала царствования Ричарда II. Мистер Уильям с удовольствием принялся рассказывать приезжим о многочисленных посещениях доброй королевы Анны Богемской и об ее снисходительных разговорах со стариками богадельни и детьми, живущими в училище. Когда же он узнал, что Эклермонда принадлежит к княжескому дому Люксембургскому, он совершенно рассыпался перед ней в любезностях.

Осмотрев богадельню, сэр Ричард Виттингтон пригласил молодых девушек в свое великолепное жилище. После роскошного обеда хозяева расстались с путниками, совершенно довольные друг другом.

На обратном пути в Вестминстер Эклермонда сидела на корме лодки и так задумалась, что не обращала никакого внимания ни на прозрачную воду реки, ни на веселые сады, разбросанные по берегу, ни на церкви и замки, видневшиеся вдали.

Алисе наскучило такое молчание, и она, обняв тихонько свою приятельницу, сказала, украдкой глядя ей в лицо:

– Можно узнать твои мысли, моя Клеретта? Ты без сомнения воздвигнешь богадельню вроде той, что мы сейчас видели?

– Без сомнения? Увы, нет! – промолвила Эклермонда со слезами на глазах. – Я постараюсь, но…

– О да, конечно! Ты устроишь, ты устроишь! – вскричала Алиса. – А так как у вас и без того довольно бегинок, то ты вернешься в Англию, и будешь здесь основательницей.

– Здесь, дитя? Да ведь у вас в Лондоне есть сестры из богадельни св. Екатерины.

– Да разве у нас нет других городов, кроме Лондона? Саутгемптон, например? Ах, сколько туда приезжает несчастных странников, нуждающихся в различном попечении… Эклермонда – свет мира – не даром же тебе дали это красивое имя, и заведение, устроенное тобой будет названо в честь тебя.

– Тише, тише, маленькая сорока! Оно не должно быть названо в честь меня.

– Но народ назовет его так, а святой отец наш тебя, конечно, причислит к лику святых. Жаль только, что мне не удается услышать, как все будут говорить о тебе, как о святой Эклермонде, ведь в таком случае придется мне пережить тебя, чего бы я никак не желала.

– Молчи, молчи, дитя! С подобными мыслями не принимаются за такие дела. Льстюшка! Счастливо для меня, что судьба должна нас скоро разлучить, и что только изредка мне придется слышать твой любящий и безумный говор.

– А если, – вскричала Алиса, увлеченная постройкой не воздушных замков, но воздушных монастырей, – вдруг этот заморский рыцарь явится сюда и не пожелает жениться на такой маленькой и ничтожной девчонке, как я? Тогда я от всей души поблагодарю его и упрошу отца передать ему все мои земли и замки, и оставить мне столько денег, чтобы я могла поступить под начальство моей милой Эклермонды, которая тогда будет мне матерью-игуменьей.

Тут Алисе было строго-настрого приказано молчать. Подобные речи были совершенно неуместен в устах покорной девушки и обрученной невесты. Судьба ее была решена, и долг повелевал ей готовиться быть достойной женой и хорошей хозяйкой. А так как слова эти не пришлись по вкусу молодой девушке и она нахмурилась, то Эклермонда принялась красноречиво изображать перед ней умилительную картину того благодетельного влияния, которое может иметь на окружающих владелица замка, воспитывающая своих детей и детей вассалов в религиозных правилах нравственности, помогающая неимущим, покровительствующая Божьим людям, странникам и богомольцам, одним словом, во всех отношениях поступающая так, чтобы расположить к себе сердце мужа и заслужить его доверие. Эклермонда говорила с таким увлечением, что прекрасные глаза молодой девушки наполнились слезами и она, подняв голову, воскликнула:

– Такой образ жизни скорей придется по нраву тебе, – ты так хорошо его описываешь! Ах! Зачем у меня нет брата? Тогда бы ты сделалась графиней де Солсбери, а я бы поступила в монастырь!..

Эклермонда покачала головой.

– Неразумное дитя, – сказала она. – Судьба наша была решена помимо нашей воли. Чепец или вуаль, бархат или саржа, не все ли равно? Лишь бы мы шли по стопам Божьим. Ведь Он не станет разбирать, кто из нас жил в замке, кто в монастыре, но лишь кто исполнил Его Святую волю.

Возвратясь в Вестминстер, Эклермонда была встречена громким возгласом графини де Гено, с пронзительным смехом объявившей ей, что все великое, к которому она готовила себя, ограничивается просто-напросто замужеством с хромым шотландским принцем; затем под видом строгого назидания она принялась объяснять ей все последствия того особенного внимания, с которым она относилась к молодому человеку.

Речи графини не смутили Эклермонду, она в сущности не придавала никакого значения ее словам, и ограничилась ответом, что Малькольм ничем не хуже прежних искателей ее руки. Жакелина захлопала в ладоши, вскричав:

– Вот, чего я не ожидала, Клеретта! Никогда не прощу я тебе, если по твоей милости проиграю пари! По-видимому, принц целил метко! Сердце ее тронуто изяществом его походки!

– Мадам, – вскричала Эклермонда, видимо взволнованная, – вы бы хоть пощадили его убожество!

– Как она расстроена! – вскричала снова графиня. – Ах, что бы я ни дала, чтобы видеть, как эта гордая барышня станет учить диких горцев читать молитвы и носить штаны, а маленький принцик будет ей переводчиком, точь-в-точь, как тот блаженный предок короля Джемса, о котором он рассказывал.

Много насмешек бывало направлено на Малькольма со стороны графини и раньше, но никогда они не были так яростны. Впрочем, Эклермонда не обращала на них никакого внимания до той самой минуты, когда Джемс пришел к ней и сказал, что его очень обрадовала графиня де Гено, передав ему о той доброте, с которой Эклермонда относилась к его юному родственнику, усовершенствованию которого она так много способствовала, за что и приносит ей свою глубокую благодарность.

Эклермонда ответила спокойно, что лорд Гленуски религиозный, любезный и добрый молодой человек.

– Я всегда был убежден в этом, – ответил Джемс, – и вполне счастлив, что вырвал его из когтей наших диких кузенов. Но сударыня, я никак не ожидал тогда, чтобы по вашей доброте я был бы так скоро лишен возможности сам окончить образование этого юноши. Теперь же, если вы позволите сказать, по моему мнению для совершенного окончания вашего дела необходимо ему дать надежду.

– Надежда должна быть в каждом благочестивом сердце, сир.

– Конечно, но нам, смертным, нужна земная надежда, чтобы воодушевить и поддержать нас.

– Я думала, что лорд Гленуски посвящен в монахи.

– Он никогда не был посвящен, разве только своими врагами. Регент д'Альбани и жестокие сыновья его всеми силами старались напугать Малькольма и засадить его в монастырь с целью завладеть его сестрой и всем состоянием. В чем они, конечно, преуспели бы, если бы в то время он не был в Шотландии. Но верьте мне, молодой человек этот никогда в сущности не имел подобного влечения.

– Может быть, – ответила Эклермонда несколько грустно.