Гонконг - Задорнов Николай Павлович - Страница 67

Глава 23

ЛАТЫШИ И ТАТАРИН

На другой день десять матросов к обеду вернулись невеселые.

– Помолились? – спросил их старший унтер-офицер Маслов.

– Да-а, – невесело ответил Берзинь.

– Не пон-ра-ви-лось! – отчеканил Мартыньш, снял ремень и бросил. Стал снимать и новую рубаху.

– Ребята очень печальные, – рассказывал за обедом товарищам Ванька Пухов. – Они пришли в церковь, а там, мол, все как в костеле и поп – китаец.

– Слова не может как следует выговорить, – подтвердил услыхавший этот разговор Лиспа.

– А ты бы его спросил: «Сольти ё?» – посоветовал из глубины палубы кто-то из матросов. Все захохотали.

– Служба походит на вашу? – серьезно спросил Маслов.

– Нет, совсем не так. Служат не так и молятся не так. Да что об этом говорить! – недовольно молвил Берзинь.

Латыши явно были разочарованы. После обеда разговорились по-своему и немного повеселели.

...В церкви все заметили высокую и тонкую девушку в опрятном платочке, белокурую и голубоглазую, со скорбным бледным лицом, острым и нежным, напоминавшим такие же родные лица сестер и их подруг. Походила на печальную девушку-крестьянку с хутора. Стыдно сказать, но как на обманутую бароном... У многих матросов при виде ее дрогнуло сердце. Откуда здесь такой ангел, в этом гнезде воров и разбойников?

Когда выходили из церкви, Янка с ней поздоровался вежливо. Она ответила поклоном, но не переменилась. Что-то горькое, трагическое таило ее милое бледное лицо. «Ты откуда ее знаешь?» – спросили Янку товарищи. Но он умолчал. «Вот, очень ловкий и нечестный...» – подумал Мартыньш.

Мотыгин понял, о чем расспрашивают Янку. Все знали, что из-за молока и сакэ Берзинь жил в Японии с экономкой самурая. Матрос рассказал, что на ферме губернатора, куда они с Берзинем ходят работать, эта девушка дойщица коров. Они с Янкой видятся каждый день. Она недавно приехала из Англии, выписал ее сам Боуринг. Казалось, что все успокоились. Только Мартыньш подумал, что Янка не остановится на этом, не смирится.

– Это уж такой человек! – сказал он Мотыгину. – Знаешь, какой это человек? Слова о нем плохого не скажу. Но это просто страшно что за человек!

– Хорошая девушка! – со вздохом сказал по-латышски Лиепа.

– Очень хорошая! – подтвердил Мартыньш. – Не такая, конечно, как у нас...

«Где же теперь помолиться?» – думал Янка.

На «Сибилле» и «Барракуте» служили английские военные пасторы. Не такие, как дома, но пасторы.

Военный пастор строгий, читает молитву, а потом ка-ак глянет на матросов – и все дружно произнесут:

– Амен!

– Ну, а как ты помолился? – спросил Маслов татарина.

Махмутов – здоровенный детина, блондин, все лицо в рыжих веснушках.

– Сегодня не молился. Позавчера был наш праздник. Тогда молился. Пушкин отпускал.

– В мечети был?

– В мечети был.

– Мечеть большая?

– Мечеть большая. Народу много.

– Что за люди?

– Как что за люди? Магометане!

– Магометане разные бывают.

– Есть арабы, торгуют тут бриллиантами. Яванцы, бенгальцы, есть китайцы-магометане. – Махмутов засмеялся. – Я вошел в мечеть, и сразу все распрямились, они думали на меня, что хозяин острова. Я помолился. Задумался. Они удивлялись. Потом служба закончилась, подходили и знакомились. Удивлялись, сказали, первый раз видят, что белый человек магометанин.

– А они сами?

– Они сами разного цвета. Есть бронзовый, есть коричневый, как крынка. Есть черный, как чугун.

– Как же ты с ними говорил?

– По-арабски.

– А ты разве знаешь?

– Учился, хотел быть муллой. Отец отдавал в медресе, в Уфу. Самые богатые здесь – арабы. Я арабский язык могу говорить. Сказали магометане, что пришлют вяленой баранины.

– Может, верблюжины? Или конины?

– Молодой конины хорошо бы! Англичане не велят молодых коней убивать. Не верили мне, что я из России.

– Э-эй! Вон арабы едут... Стой! Смотри... Эй! Давай сюда... Вон и сам араб верхом...

На осле подъезжал к трапу еще не старый человек в чалме, в бороде, выкрашенной хной. Несколько арб, запряженных быками и подпрягшимися к ним китайцами, везли огромные бочки с шандуньской бараниной.

– Хватит на весь экипаж! – обрадовался Махмутов и пошел встречать гостя.

Араб слез с осла и низко поклонился белому человеку-единоверцу, видно признавая его теперь настоящим магометанином. Ведь и Магомет, говорят, был белокожий и со светлыми кудрями.