Гонконг - Задорнов Николай Павлович - Страница 88

– Когда вы едете в Кантон?

– Предполагали ехать сегодня. Сайлес сказал, что ему было бы неприлично покинуть праздничный город. Получилась бы демонстрация. И так в газетах метрополии пишут про враждебность американцев.

– Едемте ко мне! Уйдем сегодня в море на моей маленькой яхте. Я прошу вас, не растравляйте себя ненавистью. Разве человечеству нужна ненависть? Разве ее еще мало?

«Точно так же празднуют сейчас в городах Индии, в халифатах и эмиратах на Востоке, в Стамбуле, в Вест-Индии, на Капском мысу, повсюду льется победный звук труб и внушается всем подвластным народам понятие о поражении России, о падении ее твердынь. Весь мир увидит нас побежденными и поверженными. Ликуют или будут ликовать в княжествах и ханствах, где наших пленников садят для медленной казни в клоповники... И они за цивилизацию! Все же есть, была и будет благородная цель у нашего оружия, есть смысл движения народов».

Он вспомнил про Энн. И сказал:

– Я так благодарен вам!..

Присутствие ее побуждало к трезвым мыслям. Немного наивна со своим идеализмом и борьбой за права человека. Из ее честных намерений, верно, так просто сделается другими спекуляция.

– Алексей, что с вами? – спросила Энн, когда китаец открыл подъезд и они вошли в маленький коттедж при школе. – Не придавайте значения параду. Глупость – все такие празднования!

Сегодня солнце еще жаркое. А уже скоро дождливый месяц, как уверяют.

– Алексей! Не думайте, что женщины, которые проповедуют или борются за свою эмансипацию, лишены человеческих чувств, – сказала Энн, когда Алексей, подняв еще один косой парус, миновал сторожевые корабли и скалы пролива и пошел в открытое море. – Они стремятся преодолеть... неравноправное положение... Я говорю очень быстро? Вам не трудно понимать?

– Я понимаю вас, Энн!

– А теперь расскажите мне про Японию, Алексей... Вы встречались там с японскими женщинами?

– Да.

– Часто?

– Ежедневно. Мы жили среди японцев. И сами стали почти как японцы.

– Чем же это характеризуется? – насторожилась она. – Вы переняли от них что-то?

– Мы привыкли к их обществу. Они горды, но дружелюбны.

– Да? – изумилась Энн – Какие же японки? Маленькие, в цветах и с веерами?

– Есть и рослые. Они – прекрасны!

Энн слегка зарозовела. Сильный солнечный свет резал ей глаза и оживлял лицо, привыкшее к занятиям в закрытом помещении.

– У вас была любовь в Японии, вы помните о ней?

– Да...

Энн на миг растерялась.

– Она желтая? Маленькая?

– Она тонкая, элегантная... С прекрасными ресницами.

– Она красивая?

– Очень.

– Как же вы оставили ее?

Алексей отвязал конец и привел парус к ветру.

– Какой же плод любви?

– Я не знаю.

– Так ли? Да или нет?

– Все закрылось с нашим отплытием. Я, может быть, не узнаю никогда... Японец, уехавший с нами, сказал, что... она постыдилась рассказать мне... но якобы он узнал...

– Постыдилась сказать вам? Скажите мне ее имя! А в Азии для меня нет невозможного! Где она живет, кто ее отец? Рано или поздно я найду ее, и я, Алексей, все узнаю для вас, я сообщу вам...

– Ее отец стал известным человеком, он богат и содержит князя, которому принадлежит. Она высокого роста, с нежной розовой кожей, с гибкими длинными пальцами.

– Вы так помните ее?

– Да.

– Губернатор говорит, что Япония станет нам доступной, что мы опередим янки, опираясь на Гонконг, пользуясь нашим флотом, установим прочные коммерческие связи... Я никогда не забуду вас, Алексей! Но вы ее любите?

– Не знаю.

– Что? – почти закричала Энн. – Как вы осмелились не любя? А если у вас будет сын? Или дочь? Только потому, что она японка?

Алексей не стал говорить, что все еще хуже, чем она предполагает...

– Вы могли бы жениться на мне? – спросила Энн, когда в сумерках яхта приближалась ко входу в пролив.

– Да! – Алексей почувствовал, что теперь нельзя иначе ответить. То, что произошло между ними, обязывало быть честным и прямым. Но неужели лишь играть в честность?

– Но я никогда бы не согласилась! Никогда я не уеду из Азии. Я отдаю здесь все свои силы и отдам им всю свою жизнь! – торжественно и с радостью говорила Энн. – Я никогда не сложу оружия. Но я не японка. Я буду вам писать, Алексей! С первой же миссией я буду в Японии. Я все узнаю. Я буду бороться, я найду вашего сына. Я буду писать вам, когда окончится война. Оставьте мне ваши адреса в Петербурге и в деревне... А вы не могли бы после войны приехать в Гонконг?

«Бог знает, что будет у нас после войны. Что тут ответишь? Клясться, что вернусь? Приеду в Гонконг?

В таких случаях все принято сваливать на наш деспотизм. И на царя. Вообще-то удобный предлог! Во всем у нас, мол, виновато единовластие и строгость правительства, тирания! Поэтому и с нас, офицеров, взятки гладки. Мол, все запрещено! Подло?»

Чувство горячего протеста, жажда подвига и готовность к самоотверженности зарождались в душе после этого необыкновенного дня, такого несчастного и счастливого одновременно.