Хэда - Задорнов Николай Павлович - Страница 96

«Английский флот!» – думает Путятин.

Весь горизонт обложен кораблями. Чем дальше идет «Хэда», тем больше видно судов противника. У Петропавловска собрана большая сила. Камчатка в блокаде.

Можайский возбужденно заходил по юту. Леше Сибирцеву часто приходили в голову совсем не офицерские мысли. Глядя на вражеские суда, он однажды заявил: «Как интересно было бы знать, что это за корабли и что за люди, что у них за жизнь, чем они заняты. Познакомиться с ними!» Да, конечно! Англичане народ дошлый, Леша, а бьются смертным боем. Создали благородное государство, развили промышленную систему, создали колонии, мировую торговлю. Изобрели множество машин и устройств, написали книги и ученые трактаты против нас и друг против друга, и за себя, и против себя, и за и против человечества. Однако, при всем нашем интересе, сейчас они подойдут, хлестнут ядрами по нашим добрым намерениям беглым бортовым огнем... И ко дну пойдут все мои изобретения! А потом наши ответят когда-нибудь таким же огнем. Вот тебе и изобретения и совместные великие идеи, дополняющие друг друга открытия. Леша, Леша! Где ты? Славный, милый Сибирцев! Товарищ мой! Где твои благие замыслы? А поэтому надо бить первыми. Но чем?

– Туман подымается! – доложил Сизов с марса.

Рядом с адмиралом появился Иван Терентьевич. Прислуга стоит наготове у пушек. Впередсмотрящий – на носу. Видно, как ленивая пелена тумана подергивает поверхность воды.

– Стопушечный корабль, – рассмотрел в трубу адмирал. «Пожалуйте к бою!» – сказал он себе.

Ветер засвежел.

– Взять у грота два рифа! – командует Колокольцов.

Открылась Вилючинская сопка. С нее снесло облака. На «Хэду» под парусами идут два трехмачтовых судна.

Опять набегает пелена тумана, и чем ближе, тем выше становится. Туман закрыл совсем корабли. Штиль.

Спасительный туман, которого ждал Евфимий Васильевич.

– На весла!

– Пошел на весла! – срывается с места боцман.

Поставил в борт скобу, а в нее тяжелую гребь, вытесанную из бревна. Матросы ставят весла и становятся у каждого по двое.

Сквозь туман вспыхивает красный огонь. Слышится выстрел. Ядро проносится со свистом над мачтами. Матросы гребут изо всех сил. Теперь у каждого весла четверо.

Туман совсем сгустился. Полный штиль. По всем признакам, и неприятель должен заштилеть. Опять дважды выстрелили в тумане. И еще раз. Теперь огня не видно и гул выстрела глуше. Не слышно ядер. Цепкие матросские руки привыкли к гребле. Работающих сменяют, с матросами становятся на весла офицеры, чтобы не сбавлять хода. Идет сущая гонка.

Еще стреляют, но уж где-то далеко.

Шхуна выходит вдруг из-под тумана, как из-под крыши, и вся освещается солнцем. Перед ней три черных скалы торчат из моря, это Три Брата, известные по картам и описаниям. Вход в гигантскую Авачинскую бухту, окруженную хребтами и вулканами, всю сияющую солнечными просторами вод. Стена тумана теперь за кормой. Она надежно отгораживает «Хэду» от английского флота. За нами не гонятся. Мы дома! Россия!

– Ура, братцы!

Вся Камчатка сияет, залитая солнцем. День на исходе. Но что же это? На мысу, где вход в Ковш, нет никого. Во внутренней гавани ни судна, ни лодки. Кое-где выброшенные льдины дотаивают на берегу. Значит, англичане только что подошли и еще не входили. По их расчетам, тут еще льды и сильная крепость. Они готовы бомбардировать и штурмовать, они тут надеются все взять сразу. Поэтому не погнались за нами на гребных судах...

А в бухте льдов нет. И на берегу, кажется, жарко, хотя еще мало зелени, еще листья на деревьях не распустились.

Путятин глядел на берег в трубу и догадывался, что каким-то чудом Петропавловский порт эвакуирован. «Авроры» нет. Флот ушел. Порт, флот убраны отсюда. Ушли, видно, раньше всех сроков начала навигации, с большим умением кто-то действовал.

Пожалуй, хорошо, что ушли. Но для самого-то Путятина это означает, что он пришел сюда зря, тут ему делать нечего, он забрался сам, вылез врагу на глаза, упущено время, все, что сделано, – напрасно, все, все надо начинать с самого начала. Как теперь отсюда выйти? Опять под носом у англичан? Надежда только одна – на всевышнего... Прости и помилуй! Ведь второй раз англичан не проведешь, особенно если узнают, что Камчатка пуста. С часу на час какое-то их судно сюда войдет. Надо скорей идти в город, выяснить, что тут и как мне быть... Что же, о боже!

Путятин готов был от нетерпения мчаться на вельботе к берегу. Но хранил свое адмиральское величие. Кто-то должен подавать пример. Впрочем, все спокойны: и Колокольцов, и Можайский, и все офицеры, юнкера, матросы. Кажется, только я так волнуюсь. Хорошо, что они на меня надеются.

Шхуна «Хэда» прошла косу, отделяющую маленький внутренний Ковш от гигантской Губы. На Косе, или на «Кошке», как тут называют, рыбный сарай и пустой склад со снятыми дверьми. Шли к причалу, на котором видны несколько человек в папахах. Высокий в офицерской форме. Рядом, видимо, пехотный офицер в фуражке. Двое казаков с причала сошли к вельботу, намереваясь везти своих офицеров навстречу судну, но, видя, что шхуна быстро приближается, поднялись обратно. Давно, давно не видели вас, родные казачки в папахах и лампасах, с нагайками.

А в дальнем углу Ковша стояло небольшое купеческое судно. Его не приметили из-за косы с амбарами.

Казаки при ружьях построились, а один, надев ружье за спину, вышел вперед.

Город пуст, ни человека на улице, идущей вверх на гору и видимой как на плане, ни дыма, ни собаки. Однако здешние казаки без нагаек, пешее казачье войско, наша морская пехота по-муравьевски, гребцы и гонцы, годные в дело и на суше и на море. Казак с ружьем за спиной проворно принял конец и закрепил за порядочный кнехт.

На шхуну поднялись казачий офицер и пехотный поручик.

– С благополучным прибытием, ваше превосходительство! Есаул Мартынов, адъютант генерал-губернатора Муравьева!

Казачий офицер богатырского вида. Хоть в гвардию! Типичный сибиряк без петербургских усов и бакенбард. Брит, стрижен, очень короткие светлые усы, сильно загоревшее лицо. Плотен в плечах, высок.

Евфимий Васильевич взял под козырек и подал руку.

– Очень рад! Много слышал!

– Поручик Губарев, капитан над портом! – представился молоденький офицер. «Какой у него знак на груди? Что-то петербургское, знакомое...» – И полицмейстер! – добавил Губарев.

На мундире пехотного офицера полицейский знак – и готов полицмейстер! Все не по-нашему!

– Милости прошу, господа! – пригласил всех к себе адмирал. – Где же Петропавловский порт?

– Крепость Петропавловск больше не существует, – докладывал Мартынов. – Отсюда все вывезено в Де-Кастри, что является секретом, и никто об этом не знает, как оставшиеся здесь русские, так и торгующие здесь в магазине американцы. В марте я был послан его превосходительством Муравьевым из Иркутска по зимнему сухому пути, через тундру, с приказанием о срочном вывозе порта. Петропавловский порт оставлен по приказанию командующего войсками генерал-лейтенанта Муравьева. Войска, гарнизон крепости и все жители с семействами отбыли пятнадцатого апреля на кораблях нашего флота. Эскадра пошла в Де-Кастри. Капитан Лесовский прибыл благополучно на «Каролине Фут» и предупредил о вашем скором прибытии на шхуне, построенной вами в Японии. Степан Степанович перешел здесь на другое американское судно, «Вильям Пенн», и под американским флагом ушел на виду неприятеля на Амур. У входа в Авачу вот уже четыре недели стоит неприятельский флот без действия. По всем признакам, англичане не знают об эвакуации порта.

Надо быть моряком, чтобы понять, как горько прийти в порт, о котором мечтал после долгой жизни в чужой стране и после опасных плаваний, и вдруг увидеть, что этого порта нет, нет и города, все пусто. А так ждали, что встретятся друзья, с которыми простились три месяца назад... Что же! Идем на Амур. Там укрепляться и дать бой! Надо только не пасть духом, придя с такой горячей надеждой и не найдя никого...