Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 85

Жеребцов не ждал к себе раннего гостя. У Никиты была полна голова забот. Ночь его прошла в тревоге.

В прошлом году он ездил в Николаевск и заказал гамбургскому купцу локомобиль для своей артели. Задаток дал. Скоро должны были этот локомобиль привезти на Утес. «Такой контрабандой еще никто не занимался», – думал Никита, и эта мысль радовала его.

Для локомобиля нужна, как он полагал, большая площадь песков. Поэтому Никита хотел согнать китайскую артель и занять ее место. Сначала он тихо враждовал с китайцами. Потом пробовал уговорить их добром, просил уйти, объяснял, что придет машина и будет тут работать.

– Твоя сама машинка! – отвечали соседи.

– Нет, я не мошенник. Я правду говорю.

Дело кончилось дракой в день казни сахалинца, когда весь прииск перепился. С той поры Никита чувствует себя не в своей тарелке. После покушения на Егора он сразу сообразил, что станут подозревать его. Он больше всех ссорился с Егором открыто. Жеребцов перепугался, приехал тогда к Кузнецову, пытался хоть как-нибудь пособить.

– Ты знаешь, что тебя хотят повесить? – спросил Спирька. – Нет? Имей в виду! Ты почему налог не платишь?

Он словно ударил Жеребцова обухом по голове.

– Я? Да ты… Это ты…

– Твоя артель выработку не уменьшает, а десятина у вас усохла. Китайца помиловали, который золото на сторону продавал. А теперь все кивают на тебя. Ты знаешь, что по прииску ходят шпионы, они ищут виноватых и найдут. И еще на тебя есть доносы… Сашка устроил все, как в образованном государстве, и все узнает. Я сам ухожу, тут нет уважения личности… А ты всех кормишь баснями, что какую-то машину привезут, но это поняли все… Я ухожу сегодня же… Но ты смотри, отплывай осторожно. Велено тебя схватить, если побежишь ночью, все отнять и внести обратно на общество. Лучше иди и расплатись честно.

Никита уже слыхал, что по прииску ходят шпионы.

– Кто приуменьшал? Ну и что?

– Вот ты себя и выдал! Дурак! – ответил Спирька. – Я с тобой не хочу больше разговаривать. Ты смотри не разнеси, дырявое решето, что я тут был у тебя и открыл…

Не говоря больше ни слова, Шишкин ушел на берег. Лодка у него всегда была наготове. Мешки он давно сложил. Спирька сходил попрощаться с Родионом и отплыл.

Взъерошенный Никита явился к Силину.

– Послушай…

– Погоди! Видишь, я занят…

У Тимохи сидели гости. Они поднесли ему шелковую рубаху и бочонок меда.

– Слыхал и хвалю. Так вы и хотите мыть? – говорил Силии.

– А ведь хищничать – грех! – со злостью сказал Никита.

– Это не хищничество, а вольный промысел… – отвечал старовер. – Хорошее, угодное богу дело… Мы не хищники, а вольные старатели.

– Слово в слово, как наш батюшка православный нас учил, – сказал Силин.

– Пожалуйте, ваше степенство, нам участок! – просили Тимоху приехавшие.

– Где не занято – берите! У нас теперь строго. Где нашел – мой. Не шляйся с места на место. Есть святые и революционеры, они моют артелью, их называют коммуна. Весь вечер считают, чтобы была справедливость, точно. А вы как желаете, но чтобы с места на место не шляться и чужих участков не отымать. Где есть зарубки – десять дней хозяина нету – можно занимать участок.

Пришел и сел китаец в пышном халате. Это младший племянник Гао. Он пригнал лодку с товаром для китайцев, раскинул палатку. Сидя с поджатыми ногами, обмахиваясь веером, он вешал на аптекарских весах золото.

Курский мужик Тонкой, явившийся в прошлом году на прииск в лаптях и свитке, пришел в рубашке с крахмальным воротничком, в пиджаке, шляпе и с тросточкой.

Никите было очень обидно уходить с прииска. Но и оставаться тут он не решался. Ему уже не раз намекали, что его подозревают, считают причастным к убийству Егора. Никита еще ночью сегодня проснулся и подумал, что его ведь могут в любой момент схватить и повесить или прикончить каким-то другим способом. Он похолодел, и кровь отлила у него от головы. Он долго лежал во тьме без движения, помертвевший от страха.

Никита подождал, пока Силин останется один, и сбивчиво стал жаловаться ему.

Силину неясны были его речи. Никита заикался и порол какую-то чушь. Жаль стало этого здоровенного мужика. Тимоха вспомнил, как на гулянке в Утесе Никита, радуясь, что выкачал золото у гостя, прыгал под гармонь. Он казался тогда драконом со своей черной мохнатой бородой и с такими же волосами.

«А золото у меня ты все же забрал…»

Однако обижать его, мстить Тимоха не желал. Он подумал, что у Никиты семья какая-то бестолковая. А у Котяя еще хуже…

– Знаешь, мотай-ка ты отсюда, пока живой и здоровый, – добродушно посоветовал Тимоха.

Жеребцов обмер.

«Ах, и ты туда же!» – со злом подумал он.

– Ладно, я уйду! – сказал Никита. – Но тут локомобиль должен прийти. Люди его доставят, однако, на плоту.

– Ладно, это ты не беспокойся. Мы эти сказки слыхали.

«Вот когда он со мной рассчитался!» – решил Никита, зловеще поглядывая на Силина. Большая артель и хорошо слаженное дело должны были теперь остаться на произвол судьбы, а самому Никите приходилось убираться восвояси…

– А ты знаешь, что Голованов исчез? – спросил Тимоха. – Пропал куда-то… И Мастер уехал. И кто-то столбы поставил в тайге и выжег твое фамилие? Че перепугался? Да, Голованова след простыл, и никто его не видел, как и куда он уехал. Мне донесла полиция, что тайно отлучался с прииска Советник и опять вернулся. Как ты думаешь, что все это означает? А ты такую чушь мне порешь, какой-то еще локомобиль… Машина паровая? Конечно, мысль эта, может, и есть у тебя! Но это не ты первый, а Ванька Бердышов стал покупать паровые машины для приисков. Она, знаешь, как паровоз, я еще в детстве видел, только не бежит, а стоит на месте… И прыгает от своей силы, дрожит, вернее, трясется. Выпей со мной на дорогу… Я ведь помню твое угощение… Нынче пришел один ко мне и говорит, что, мол, президент, у тебя в зимовьишке полы грязные, я тебе пришлю бабенку, она приберет… И я вспомнил, как вы меня принимали на Утесе… Да… Знаешь, Егор упустил много. Он жалел людей… А мы с Сашкой сами простые и не хотим, чтобы нас убили, как его.

– Нет, я пить не буду, я не могу! – не выдержал Никита. – Но попомни!