Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 93

– Были случаи.

– А вы?

– Мы старались объяснить. К тому же пекарня у нас и мука завезена для большой партии еще в том году. А нынче весной должны были подойти рабочие. Но Бердышов зимой не вернулся из путешествия, и люди не подошли. Либо шли и разбежались по приискам.

– Так вы мукой на них действовали! А они ведь могли всех перебить и забрать муку?

– У всех у нас есть среди них родственники и знакомые. Да у них и смелости нет такой. Это только вид, оттого что ружей накупили! Пока свежий хлеб, посылайте людей, а я поеду отдам распоряжение пекарю.

– Да, пожалуйста! Мы еще побываем у вас. Покажете нам все свои планы и постройки.

– Планов никаких нет. В этом году была вода высокая, и на перекате все погибло, как я уже говорил. Действуем по своему усмотрению.

– И как? – поднося лицо к его лицу, грозно спросил Телятев.

Василий улыбнулся.

– Промывку ведем второй год.

«В самом деле, из молодых, да ранний! – подумал Телятев. – Могли быть непредвиденные неприятности. Неужели бердышовский выкормыш?»

– Вы тут на холостом положении? Тут девицы, впрочем, есть?

– Нет, я с женой, – ответил Василий.

– Вася, я тебя хвалю! – сказал Советник, встречая молодого Кузнецова на переправе. – Что ты им сказал? С каким уважением тебя проводили! Никита, здорово! И ты?

– Да, пойду в свою артель, – ответил Жеребцов.

Он последнее время недолюбливал Очкастого и решил, что встречи с ним не к добру.

Старатели обступили Жеребцова.

– Кто же выдал? – спросил Кораблев. – Ты?

– Нет. Это скотские доктора! Видишь, стала, говорят, попадать рыба, брюхо ей взрежут – все хорошо, а голову начнут чистить и в жабрах находят золотой песок. Говорят, мол, мелочь, как пыль. Это мне полицейский объяснял. Ну, здорово, Тимофей! – сказал Никита, видя среди своих слушателей Силина.

– Привел себе подмогу? Силы у тебя не хватило? – спросил Тимошка.

Жеребцов остолбенел, и пена выступила у него в углах рта, но от волнения он не мог вымолвить слова.

– А были еще приятели… Я еще тебя так угощал. Речку тебе открыл… Гулял как со своим.

– Это ты предатель! Ты весь прииск погубил! – закричал Жеребцов. – Ах ты ирод! Погубил такое дело, людей перессорил, спирт в реку выливал! Сволочь ты! Из-за тебя порядка не было. Погубил, все погубил. Меня унизил, опозорил, изгнал. Меня поймали, пришлось мне на старости лет прийти врагом на свой прииск. И-и… – взревел Никита, и слезы вышли у него из глаз. – Родная! – протянул он руки, как бы желая обнять и всю артель, и прииск, и тайгу. – Гибнем!

Он шагнул к Тимохе и вдруг ударил его зло, но несильно кулаком по шее.

– Ты че?

– Какое дело ты мне погубил! – кричал Жеребцов, не в силах удержаться и чувствуя, что еще больше позорит себя, что его слушают с неодобрением, что он не вовремя сводит счеты. Но обиды Жеребцова были слишком велики. – Ты мои столбы вырвал! – со слезами на глазах орал он. – Тварь! Ты думаешь, я не понял, когда ты меня с прииска выгонял, про какие столбы ты намекал? Мои они, мои! Какое дело ты погубил! Локомобиль-то мне куда теперь? Он стоит, народ смешит на берегу, вот, мол, Никита, че хотел сотворить, а Силин-то ему дело все испортил… Да я тебя, заразу… Удавить тебя!

Медведь подошел к Никите сзади и обнюхивал его штаны. Никита почувствовал, что кто-то ткнул его под ноги. Медведь тронул мужика лапой за зад.

– О-ох! – осел Никита.

У лица его ощерилась пасть, черные, узко поставленные глаза уставились лукаво. Подбежал Илья, ударил медведя по морде. Васька стал гнать его пинками.

– Уже вырос! – молвил Гуран.

– Р-разойдись! – раздался крик, и полицейские стали расталкивать толпу.

Жеребцова подняли. Штаны у него были изодраны. Телятев икал от удовольствия.

– Р-разойдись! – кричал урядник Попов.

– Силин, ты пойдешь с нами! – сказал Телятев.

– Так говорите, он мужичка за гузно? – расхохотался Оломов, услыхав о том, как арестовывали Силина. – За гузно? Мужичка? Ха-ха-ха…

День прошел сегодня благополучно, и старатели успокоились. Оломов велел пригласить к себе и осторожно арестовать президента, чтобы не скрылся ночью. Телятев не сказал старателям, зачем он приглашает их атамана.

Узнав о драке с Никитой, Оломов приказал:

– Жеребцова тоже арестуйте! Пусть он не лезет, куда не надо. И держите их порознь. Никиту на голодном пайке, на хлеб и на воду. А Силину пусть все подают, как и нам! Отдадим долг демократии!

– Они еще милостивы. Могли бы в два счета тут все расшибить. А на сборы время дали, говорили обстоятельно! – расходясь, толковали старатели.

– Как же! Сколько мы им переплатили на своем веку… Приготовишь калугу или осетрины лучшей – и к рождеству. А китайцы их одевали. Он прежде в Софийске был и ездил налог с нас собирать.

– Как бы атамана выручить!

– Я сам думаю, его били и его же посадили.

– Кузнецов, поди, не дурак, смягчал их все эти годы, – сказал Сапогов.

– Ты думаешь?

– Конечно. Он же совету отвечал, куда рез шел. Держали же мы посла в городе. Нет, тут кто-то еще по злобе затесался.

– Вот тебе и вольные старатели!

– Атамана били. А мы? Дураки русские, за себя не можем постоять без приказа!

– Всех побьют! – ответил старик старовер.

Утром старатели поднялись до рассвета. Женщины стирали белье. Кое-где начали промывку. Бывшие товарищи Никиты собирались кучками, рассуждали, что же будет.

С Кузнецовской стороны в артель Жеребцова приехал от Василия Кузнецова посланный Микеха.

– Живо, ребята, складывайте добычу и мешочки покрепче, перевяжите потуже, бирку свою каждый приладьте, значок ли какой. Мы это вывезем отсюдова. Очкастый тут ходит пьяный. Очкастому не говорите.

– Куда же вы? Когда получим!

– На рождество в церкви на Мылках раздадено будет. Коли довезем. А то, говорят, при осмотре станут металл отымать.

Поздно вечером пьяный Очкастый бродил по берегу. Ему сегодня не спалось. «Выдал, и все!» Он любил доносы. Вся его жизнь здесь была не только накоплением золота, но и накоплением сведений для составления огромного доноса. Он наконец решился, составил такой донос и отослал с Дядей.