Спартак Superstar - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 27

– Да, правильно, – Спартак сморщил лоб. – Он так и повторил: «всех ГЛАДИАТОРОВ».

– И под эту категорию, лейтенант, попали, ты знаешь, ВСЕ, кто ЕСТЬ, и кто БЫЛ гладиатором, ты понял?.. Петька, фу! Сидеть, я сказал! Место!.. Бить ему рожу я не позволю! Во-первых, это не так и просто, я его сам, ты понимаешь, тренировал. Во-вторых, перед депортацией хреновы гуманисты шантажировали меня будущим остающегося без присмотра Джульбарса и вынудили дать КЛЯТВУ, дескать, я не буду чинить над ним, над «героем» этим, расправу с преследованиями.

– Иваныч, дык ты и меня тренируешь седьмой день! Мне ж, Иваныч, мозги-то не облучали! Я ж его...

– Цыц, я сказал! Уволю!.. Саша, и ты цыц! Остынь! Ишь, раскраснелся весь, хоть прикуривай!

– Я понял-понял, уважаемый! Я лишь выскажусь, ладно? Выскажу, чего накипело, знаете ли,.. Спартак, придурок, я ж вам рассказывал, что есть такая целая наука: «Клятвоведение». Я, знаете ли, числил вас умным, а вы оказались дураком легкомысленным. Произнесенную второпях и под нажимом КЛЯТВУ подсознание президента истолковало, как того и следовало ожидать, весьма, знаете ли, причудливо. И оно, подсознание, не виновато. Обстоятельства, вами созданные, знаете ли, виноваты. В результате вашего терроризма, чтоб вы знали, пострадали ни в чем не повинные мы, на чаяния которых вы, уважаемый вершитель судеб, начихали с высот собственного эгоцентризма. Лично у меня, для примера, на этой планете вообще не было подменыша. Кабы не встретил нечаянно на вокзале, где бомжевал, Василия Ивановича, то вряд ли сумел пережить и грядущую зиму.

– Били-и-ин! Дурак ты, блин! Кем я там был? Человеком! Кем я здесь стал, на этой...

– Петя, окстись! – Не выдержал, перебил Броненосца хмурый, как туча, Спартак. – Ты был уродом чешуйчатым, Петя!

– Сам ты – ур-р-род! Я реально жил по-человечески, понял? А кем я здесь стал, на этой планете-помойке, когда опустили, сказать? Мусором в натуре! Подменыш, падла, все ценные заморочки порушил и двинул, чмо, в ментуру участковым пахать. Спасибо Иванычу, нашел меня, из грязи поднял. А как нашел, сказать? Мою фамилию там в Космосе все, и Василий Иваныч с ними, все заучили! Я ж тама, на небе, был звездой ринга! Не найди меня Иваныч здесь по фамилии, я б на этой помойке спился реально.

– Эх, ма! – Пехота убрал ладонь с кулака Броненосца, схватился за кружку, осушил ее залпом. – Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. По-живому без всякой жалости! Пробрало меня, братцы кролики. По делу высказываетесь, но по пустякам, а о главном и не догадываетесь... Эх, ма! КЛЯТВУ я давал молчать в тряпочку, а нарушу! И черт с ней, с потенцией! Пострадаю, а выскажусь. Слушай сюда, «герой»! Ты знаешь, я ведь на самом-то деле вовсе не ради материального вознаграждения взялся из тебя чемпиона делать. Там, наверху, есть такая партия... Была, я полагаю. Уже разогнали ее, наверное. Была такая партия политическая в Космическом Союзе, которая боролась за права человеков с планеты Земля. За всю, ты понимаешь, планету она боролась. За то, чтобы с Земли сняли статус планеты-тюрьмы и перевели в ранг отстающих-развивающихся. И, чтоб победить консерваторов, тамошняя прогрессивная партия нуждалась в положительных фактах. Мол, есть и на Земле индивидуумы стойкие да неподкупные, готовые жизнь отдать за свои принципы. Иначе говоря – морально готовые нести бремя КЛЯТВЫ. Тебя, лейтенант, дурья твоя башка, соблазняли благами ментальной реальности, тебя пугали при помощи Александра Сергеича, а ты, обормот, устоял, не поддался ни соблазнам, ни страхам. Стал бы ты достойным гражданином – стало бы еще на один козырь больше в колоде прогрессивной общественности Космоса, что готовила, ты понимаешь, референдум на тему возможности постановки вопроса о смене статуса Земли рангом. Твой рейтинг прогрессорам знаешь бы как помог? Глядишь, и повлиял бы ты лично на изменение к лучшему судьбины горькой родной нашей планеты. Глядишь, и дожили б мы до амнистии всей Земли, ты понимаешь? Теперь железно, ни мы, ни внуки, правнуки наши... Эх, ма. У меня-то, у КЛЯТВОПРЕСТУПНИКА, теперь внуков, правнуков железно больше не будет...

Пехота упер локти в столешницу, скулы упер в кулаки, закусил губу.

Встал, вытянулся во фронт покрасневший до корней волос Броненосец. Повернулся налево и, шаркая обувью, пошел к барной стойке.

Закрыл глаза побледневший Александр Сергеевич и длинно, вычурно выругался шепотом.

Спартак сидел ни жив ни мертв, не имея понятия, как себя вести, чего сказать, и надо ли вообще чего-то говорить. Спартак тяжело переживал выпавший на его долю катарсис.

– Уважаемый, – тихо и вкрадчиво обратился к Пехоте бледный, как смерть, Александр Сергеевич, – я достаточно долго прожил в Гималаях и немного знаком с тибетской медици...

– Брось, Саша! – отмахнулся Пехота. – Ты же в курсе, что, чем ПОКЛЯЛСЯ, того уже не вылечишь. Я-то как-нибудь. Я-то пожил в этом смысле, дай бог каждому. Мне в другом смысле горестно. Мне, ты понимаешь, за планету нашу, за Землю горько. Обидно мне, что все вышло так по-дурацки.

За спиной у Пехоты возник Броненосец, отягощенный двумя откупоренными бутылками водки. До краев наполнив пустую кружку Пехоты, щедро плеснул себе. Капнул Сергеичу. Велел строго:

– Иваныч, тяпни. Тебе надо.

Броненосец сел на место и тоже выпил. Но только после того, как его старший товарищ опустошил всю кружку.

– Братаны, – вымолвил серьезный, как никогда, Петр Потемкин, обращаясь ко всем участникам застолья, кроме Спартака, которого он, по типу, в упор не видел. – Я вам умную вещь скажу, братаны. Все беды у нас на Земле, блин горелый, от дураков. Пора их, блин, давить в натуре.

– Давно, знаете ли, пора, – кивнул Александр Сергеевич. – Про этот экземпляр, – он повел шеей, указал подбородком на Спартака, – забудем, поелику уважаемый Василий Иванович ПОКЛЯЛСЯ его не трогать. С прочими я предлагаю начать борьбу.

– Дельная мысль, – согласился Пехота, пристально вглядываясь в донышко пивной кружки. – Сразу появится смысл жизни, цель, идеалы. Тайное общество по борьбе с дураками, сокращенно – «ТОПБСД». Звучит?

– Я бы предпочел, знаете ли, называться не «Обществом», а «Орденом».

– Отстой, Сергеич! Иваныч, забодяжим «Чрезвычайной Комиссией», а?!

– Ша! Отставить подробное обсуждение организационных вопросов во весь голос, да еще при постороннем.

Спартак вместе со стулом отодвинулся от стола, поднялся, отвернулся от заговорщиков и пошагал в гардероб. Спартак уходил по-английски, не прощаясь. Его провожали по-русски, шушуканьем за спиной.

Само собой разумеется, я бы смог сочинить увлекательную повесть, а то и целый роман про деятельность рожденного в муках Тайного Общества, или Ордена, или Чрезвычайной Комиссии, но добавлять домыслы к документальной истории Спартака мне не позволяют принципы. Единственное, что я могу себе позволить, так это закончить данный текст многозначительным многоточием...