Дар Юпитера - Зан Тимоти - Страница 15

Обсуждению, казалось, не будет конца, и все же настал момент, когда рокот стих.

— Хорошо, — снова вполне понятно для Рейми заявил Латранесто. — Начиная с этого дня и до тех пор, когда Глубина поглотит тебя, ты будешь называться Мантой.

Пока Глубина поглотит тебя. Звучит зловеще. Что это, вариант джанска «пока смерть не разлучит нас»?

— Теперь мне пора уходить, — продолжал Латранесто. — Еще раз от имени Советников, Лидеров и Мудрых приветствую тебя в нашем доме. Используй свое время и способности с мужеством, силой и мудростью.

— Постараюсь, — ответил Рейми. — Надеюсь, мы еще встретимся.

— Возможно, — сказал Латранесто. — А до тех пор желаю тебе плавать в мире и благополучии.

Советник сделал волнообразное движение грудными плавниками, что послужило долгожданным сигналом поддерживающим его джанска. Они дружно вынырнули из-под него и поплыли кто куда. Латранесто упал вниз точно камень и быстро исчез из вида, утонув в бурлящей атмосфере.

— Пошли.

Голос исходил откуда-то из-за спины. Рейми с усилием развернулся и увидел Тигралло, ритмично взбивающего воздух сильными, но плавными движениями грудных плавников.

— Твоя первая задача — научиться находить еду, — сказал Защитник. — Ты ведь хочешь есть, надо полагать?

Внезапно Рейми осознал, что желудок его нового тела совершенно пуст.

— Еще бы! — ответил он. — Идем.

Фарадей отключил микрофон и подвигал затекшими пальцами. Вроде бы все под контролем, по крайней мере на данный момент.

— Ну? — сказал он, обращаясь ко всем присутствующим. — Ваши оценки?

— Если так осуществляются все проекты, запросто можно схлопотать сердечный приступ, — проворчал Гессе.

— Позвольте напомнить, что это была ваша идея — увеличить подачу кислорода, — заметил Миллиган с оттенком презрения в голосе. — Если бы мы не сделали этого, он бы не привлек к себе внимание вууки.

— Прошу прошения, мистер Миллиган, но я всего лишь хотел, чтобы он не задохнулся, едва появившись на свет, — покраснев, огрызнулся Гессе. — И уж поскольку мы заговорили о всяких «если», — он перевел взгляд на Макколлам, — то если бы наш хваленый ксенобиолог объяснил мне, что атрофия пуповины — нормальное…

— Не пытайтесь переложить вину на меня, — перебила его Макколлам. — Нам пришлось двадцать лет тянуть джанска за язык, чтобы узнать хоть что-то об их физиологии. Они никогда ни словом не упоминали об этом.

— Все, все, хватит, — прервал эту перепалку Фарадей, придав голосу некоторую толику властности «живой легенды». — Это относится ко всем. Я знаю — это были напряженные дни, и все мы устали. Но давайте останемся профессионалами. Предоставим бюрократам искать виноватых. — Макколлам состроила гримасу, но возражать не стала. Гессе тоже не сказал ничего. Фарадей обвел всех взглядом. — Итак, ваши оценки?

— Он хорошо осваивается в новой для него обстановке, — заметил Спренкл. — Я бы сказал, даже слишком хорошо.

— В каком смысле?

— Это трудно точно выразить словами, — ответил Спренкл, задумчиво поглаживая усы. — Вы заметили, что каждый раз, переключаясь на английский, он как будто запинался?

— Это происходит с большинством людей, когда они переходят с одного языка на другой, — заметил Бич.

— Верно, — согласился Спренкл. — Но он к тому же явно был недоволен, когда мы прерывали его разговор. Иногда фактически на грани враждебности.

— Может, потому, что мы едва не убили его, — пробормотал Миллиган. Гессе сердито посмотрел на него. — Нет, я ничего такого на самом деле не думаю… Помните это замечание насчет того, что мы только воображаем, будто много знаем о физиологии джанска?

— Не смешно, — пробормотала Макколлам.

— Суть в том, что он уже, похоже, перестраивает способ мышления с нашего на их, — продолжал Спренкл. — Идентифицирует себя с новым телом и новым окружением.

— Но разве не этого мы и хотели? — спросил Фарадей.

— Конечно. По крайней мере, до некоторой степени, — ответил Спренкл. — Если он не сумеет стать органичной частью общества джанска, его ожидает жалкая жизнь. Моя мысль сводится к тому, что мы никак не ожидали, что это произойдет так скоро.

— Может, тут замешано что-то еще, — сказал Гессе. — Я просмотрел файл Рейми. Этого человека все еще гложут негодование и злость из-за несчастного случая, который с ним произошел. Может, его теперешнее поведение все еще несет в себе следы этой злости.

— На кого конкретно он злится? — спросил Бич.

— На вселенную в целом, — ответил Спренкл, — и на человечество в частности. Рейми относится к тому типу людей, которые всячески холят и лелеют свои обиды.

— Значит, он лелеет свою обиду на вселенную, — нахмурился Бич. — Но при чем тут человечество? Никто специально не сажал на трассе дерево с той целью, чтобы он на него наткнулся.

— Нет, но ему хотелось порисоваться перед своей подружкой, — сказал Спренкл. — Для человека вроде Рейми это достаточный повод, чтобы винить всех и вся.

Макколлам фыркнула.

— Похоже, этот парень и до несчастного случая был не подарок?

— Давайте не будем зацикливаться на его психологических недостатках, — мягко сказал Фарадей. — Не сомневаюсь, доктор Спренкл может написать не менее лестную характеристику и на каждого из нас. Кроме того, если бы Рейми не был достаточно зол на человечество, чтобы повернуться к нему спиной, он, возможно, не плавал бы сейчас под нами.

— Мне просто припомнился комикс, который я видел когда-то, — медленно заговорил Миллиган. — Старый Запад, ковбои, первые переселенцы и все такое прочее. Командир форта вызывает к себе разведчика для доклада. Разведчик говорит: «Я выполнил ваше приказание, полковник. Подружился с туземцами, вник в их представление о мире, изучил их культуру». Полковник спрашивает: «И что ты мне посоветуешь?» — «Уйти из нашей страны».

— С нами этот номер не пройдет, — пробормотал Бич. — Если он полностью станет туземцем и скажет нам уходить, мы найдем, что ответить.

— Не думаю, что это случится, — сказал Спренкл. — Джен, ты сказала, клеточное замещение уже началось?

— Почти сразу же, как только хирурги закончили, — ответила Макколлам. — По правде говоря, тоже чуть-чуть быстрее, чем предполагалось.

— Понятно, — сказал Спренкл. — И тем не менее пока он, по-видимому, все тот же миляга Матвей Рейми, каким был всегда, со всеми обидами, злостью и жалостью к себе. Не думаю, что у него возникнет желание оборвать все связи с человечеством.

— Нужно подождать, пока трансформация достигнет коры головного мозга, — сказал Миллиган. — Нас может ожидать неприятный сюрприз.

— Никаких сюрпризов, — твердо заявил Фарадей. — Нужно просто не спускать с него глаз. Что-нибудь еще? — Остальные переглянулись, но никто не произнес ни слова. — Ну и отлично. Когда закончите дежурство, изложите, пожалуйста, свои впечатления и результаты наблюдений.

— А тем временем, — Гессе взглянул на часы, — Совет Пятисот ожидает сообщения о благословенном событии.

— Вы хотите, чтобы я разговаривал с ними? — спросил Бич.

— Нет, это мы с мистером Гессе должны сделать сами. — Фарадей встал. — Исторический момент и все такое прочее. Мы будем на пункте связи. Не теряйте бдительности, и, если возникнут какие-то проблемы, немедленно сообщите нам.

— С ним все будет в порядке. — Макколлам сделала жест в сторону дисплея внешнего обзора. — Никто не решится подступиться к нему теперь, когда у него есть личный Защитник.

— По крайней мере в течение тех десяти минут, которые понадобятся вам, чтобы отправить сообщение на Землю, — сухо заметил Бич. — Можете не торопиться.

— Спасибо.

Фарадей изо всех сил постарался, чтобы его собственные опасения остались незамеченными. Его беспокоили не предстоящие десять минут, и не десять дней, и даже не следующие десять месяцев.

Дело в том, что Спренкл прав: Рейми действительно относится к тому типу людей, которые лелеют свои обиды. Интересно: какой будет его реакция, когда в конце концов он узнает, что никого на Земле ничуть не волнует, обретет ли он новую жизнь и даже займет ли свое место в истории?