Эмигрант с Анзоры - Завацкая Яна - Страница 28

28

– Ничего, – сказал я, – ничего… мы переживем, Арни. Только эту ночь как-нибудь бы пересидеть. А утром мы найдем что-нибудь. Обязательно найдем, вот увидишь. Завтра будем в Баллареге. Она ведь уже рядом. А там – или найдем квиринца этого, или уж нас возьмут. Эту ночь бы только пересидеть.

– Да… да… – выталкивал Арни сквозь хрипы.

А потом он вдруг начал шептать.

– Помнишь, Ланс, я летом еще сочинял… стих… и не закончил… не понял, про что, почему… я сегодня последнюю строфу сочинил… я закончил… прочитать тебе?

– Давай.

И он стал читать мне свое стихотворение. Читал он ужасно, выдавливая слова из глотки, шепотом, глотая окончания. Но я помнил текст, мне оно тогда еще понравилось… у Арни бывает такое, он угадывает в стихотворениях то, что только еще произойдет. А последняя строфа мне просто в память впечаталась.

Я и до сих пор ее помню.

Вот это стихотворение, прочитанное Арни в темной ледяной яме у тусклого огня, осенней страшной ночью.

Мне к державности, доблести, святостиНе дано добавить ни йоты.Мне б в ночное – коней на лугах пасти…Что ты шепчешь, мой милый, что ты?Не вершить нам геройских подвигов,И фанфарный гром поднебесныйНе для нас. И потомки во мгле вековНе помянут эпитетом лестным.Хоть и молодо, да не зелено.Что за осень – лучи да звоны.Что за степь нам с тобой постелена,Что ни ночь, то марш похоронный.Жизнь была коротка, уходить пора.Ни следа, ни дыма, ни весточки.Нынче низко летают ласточки,Здравствуй, смерть, ты моя сестра.Милый брат, прощай, тяжело дышать.Помни, да не плачь обо мне.Как державу ни жаль, смерть не будет ждать.С ней уйду на луга сторожить коней.

Потом мы, кажется, забылись… или это только я забылся – не то сном, не то бредом. Я просыпался, видел измученное лицо Арни, страшный черный взгляд… Угли тлели, и не было сил разжечь костер снова. Холод так сковал меня, что пошевелиться было невозможно. И еще я страшно устал. Я хотел начать двигаться, что-то делать, разжигать огонь, но тут же обнаруживал, что проспал еще какое-то время. Арни навалился на меня, и еще поэтому мне было трудно шевелиться. Каждая его дыхательная потуга отдавалась в раненой моей руке.

К утру, когда начало рассветать, Арни умер.

Я знал, что нужно сжечь его. Или хотя бы закопать, как раньше делали. Я это понимал, разумеется. Так же, как понимал то, что мне никогда, ни за что с этим не справиться. Даже если бы у меня была настоящая лопата.

Я задержался рядом с ним. Забросал тело ветками и листьями, как мог. Просто посидел рядом.

Я чувствовал, что нужно еще что-то сделать. Может быть, как в старые времена, прочитать молитву. Но я никаких молитв не знал. И я прочитал еще раз стихотворение Арни, последнее, которое он закончил вчера.

Как державу ни жаль, смерть не будет ждать.С ней уйду на луга, сторожить коней.

Потом я подумал о Таро. Жаль, что хотя бы вот так не удалось попрощаться с ним. Как это плохо, как неправильно, как ужасно, что он остался лежать там один.

Потом я подумал, что нужно идти. И вдруг ужасающе отчетливо понял, что ведь вот сейчас придется оставить Арни. Худое, длинное тело хорошо было видно под листвой, и даже лицо было видно немного. Он еще здесь… еще здесь. И вот сейчас мне придется оставить его и идти.

А зачем идти? Сесть здесь, рядом с ним… остаться… хватит того, что мы бросили Таро. Мне одному все равно не нужен никакой Квирин, вообще ничего мне не нужно. Теперь как будет – так и ладно. Сдохну – ладно, возьмут – пускай. В самом деле…

Только вот если меня не найдут… это же и следующую ночь так же мучиться. Нет, еще одной такой ночи… да то, что не пережить – ладно. Я и не хочу переживать. Просто это хуже смерти. Не смогу я… не смогу. Прости, Арни, но я не смогу больше с тобой сидеть.

Да и ты ведь далеко уже. Это ведь только кажется, что вот это нескладное, тощее тело – это и есть ты. Ты – где-то в другом месте. В Саду Цхарна или, скорее, в преисподней… или, может, ты теперь увидел Бога, если Он есть, конечно. Может, это просто оправдание моего малодушия, бессердечия, предательства… да, Арни, я предатель, говорил я, выбираясь из ямы. Я предатель, я бросил тебя – пусть мертвого, но оставил одного, хотя четко понимал, что не надо, нельзя оставлять. И предал я тебя только потому, что очень уж боюсь боли. Боюсь следующей ночи. Даже страх одиночества, страх остаться без тебя – слабее этого страха.

Едва я выбрался и зашагал по направлению к Баллареге, одиночество и в самом деле на меня навалилось снежным комом. Пока тело Арни было рядом, я этого не чувствовал. Видимо, совсем у меня крыша поехала – но все время казалось, что пока тело рядом, то и Арни еще здесь. Он просто как бы спит. Если заблокировать в памяти тот простой факт, что Арни не проснется никогда, и что надо учиться теперь жить без него… то как бы и все хорошо.

Господи, как все хорошо было еще вчера!

Да, мы еле передвигались. Да, нам обоим было невыносимо тяжело. Но нас было двое вчера…

Господи, зачем ты отнял его у меня? А Таро?

Великий Цхарн!

Впрочем, какой там Цхарн… мы виноваты перед ним. Цхарн нас отверг. Мы – всего лишь черви, попавшие под колеса повозки.

Мы неправы. Мы отвергли общину. Мы посчитали себя умнее и лучше других. Это гордыня.

Я зажимал больную руку здоровой. В глазах плыло… Мне было плохо, очень плохо. Даже боль в руке ощущалась не остро, как бы сквозь туман. Периодически я кашлял. Вообще стоило вдохнуть поглубже, как кашель одолевал меня, отзываясь острыми рывками в руке. Я старался неглубоко дышать.

Давно я думал об этом. Жизнь человека складывается из каких-то мелочей, из совершенно непринципиальных и неважных моментов.

Ты совершаешь каждый поступок, будучи абсолютно уверенным в его правильности. Ты можешь строить какие-то планы на будущее, можешь совсем о них не задумываться. Так или иначе, в повседневности ты поступаешь так, как кажется правильно, выгодно и справедливо в данную минуту.