Капитан - Зевако Мишель - Страница 21

– Потому что, – добавил молодой маркиз со вздохом, – я должен обвенчаться… таков приказ отца, и этого требуют некоторые политические обстоятельства. Говорят, моя невеста очень красива, но я ее не видел, да, признаться, и не жажду увидеть.

К двум часам дня будущие противники уже явно симпатизировали друг другу.

«Он – сторонник герцога Ангулемского, – думал Капестан, – значит, враг Кончини. Я никому не уступлю честь предупредить герцога о том, что узнал в кабинете подлого маршала… но, пожалуй, можно рассказать маркизу о схватке с наемными убийцами…»

«Какая жалость, – размышлял в свою очередь Сен-Мар, – что этому благородному человеку вздумалось поухаживать за единственной девушкой, которая мне дороже жизни… О Марион, дорогая моя Марион!»

– Знаете, друг мой, – сказал шевалье, – я вполне мог опоздать на нашу встречу или даже вовсе не прийти. От смерти меня спасло лишь чудо!

И Капестан начал изображать в лицах беседу с Кончини, битву с разъяренными головорезами маршала, свое отчаяние в коридоре с наглухо замурованной дверью и необыкновенное вмешательство Провидения, которому шевалье был обязан жизнью. Сен-Мар слушал с горящими глазами, не скрывая восторга и изумления.

– Это великолепно! – вскричал он наконец. – Непостижимо!

– Правда? – простодушно спросил Капестан.

– Ах, шевалье, отчего мы с вами стали врагами? – с горечью проговорил Сен-Мар.

– Действительно, маркиз, не могу понять, зачем нам драться? – пожал плечами Капестан.

Сен-Мар, пристально поглядев на своего противника, медленно произнес:

– Должен сказать, мне сегодня совсем не с руки биться с вами, потому что вечером у меня свидание… и если вдруг мне придется пропустить его из-за раны, я буду в отчаянии. Я должен увидеться с мадемуазель Марион Делорм.

Сен-Мар лгал: у него не было свидания с Марион, но маркиз хотел узнать, как отреагирует на его слова Капестан. Шевалье благодушно осведомился:

– Это та красивая девушка, с которой я познакомился в Лонжюмо?

– Именно! – угрожающим тоном подтвердил Сен-Мар.

– Есть превосходный способ все уладить: отправляйтесь сегодня вечером на свидание, а драться мы будем завтра, – любезно предложил Капестан.

– Как? – вскричал Сен-Мар. – Вас совершенно не волнует, что у меня свидание с Марион и что она меня любит?

– А с чего бы мне из-за этого волноваться? – изумился шевалье.

– Ах, милый друг, вы сняли камень с моей души! – облегченно вздохнул маркиз. – Отныне я счастливейший человек на свете. Располагайте мной: моя шпага, мой кошелек, мои связи – все к вашим услугам!

– Но уже три часа, – в замешательстве пробормотал Капестан, – и…

– К дьяволу дуэль! – завопил Сен-Мар. – Лан-терн! Живо, подавай еще вина! Хереса! Кипрского! Разве ты не видишь, олух, что друг мой изнывает от жажды? Нас ждет схватка с бутылками: победит тот, кто выпьет больше!

– Ах, маркиз, – воскликнул, смеясь, шевалье. – Я чую западню: вы предлагаете мне дуэль на испанских и островных винах, тогда как я силен только во французских!

– Лантерн! – крикнул Сен-Мар лакею. – Анжуйское сюда! Бордо! Бургундское! Шампанское! Всю Францию выставляй на стол!

Спесивый и чванный слуга маркиза со всех ног кинулся исполнять приказание своего господина и вскоре появился, сгибаясь под тяжестью целой батареи бутылок; еще столько же тащил Коголен.

Бывшие соперники, ставшие лучшими друзьями, осушили несметное количество бокалов и расстались в пять часов, поклявшись встретиться в самое ближайшее время.

Капестан в сопровождении Коголена, послушно следовавшего за ним в шести шагах, направился на улицу Дофин и на углу набережной, о которой говорил Кончини, действительно увидел особняк – похоже, тот самый, что был ему нужен. Но от этого роскошного дворца почему-то веяло неизбывной грустью. Дом был словно погружен в траур: шевалье, посмотрев на него, невольно вздрогнул, но все же взял в руку молоток, изображавший льва, в пасти которого была зажата пластинка с надписью: «Jecharme tout»[7] . Удар отозвался долгим эхом, прокатившимся по пустым комнатам дворца.

– «Чарую все»! – прошептал Капестан. – Знаменитый девиз Мари Туше, любовницы Карла IX, матери Карла Ангулемского…

Именно в ту минуту шевалье вдруг осознал, какая громадная дистанция отделяет его от внучки Карла IX, короля Франции. Таким жалким, бедным, ничтожным показался юноша самому себе, что губы его искривились в горькой усмешке. Он встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и, понурившись, повернул в сторону улицы Вожирар.

К «Генриху Великому» Капестан с Коголеном подошли, когда уже стемнело. Коголен отвел лошадей на конюшню, обтер их тряпкой, напоил, засыпал им в ясли овса. Закончив работу, слуга обменялся какими-то таинственными знаками с тенью, проскользнувшей во двор гостиницы.

Затем Коголен поднялся в комнату, где сидел в глубокой тоске Капестан. У шевалье гудело в голове от выпитого вина, но еще больше, чем боль в висках, терзали его горькие мысли. Капестан чувствовал себя глубоко несчастным.

– Кто позволил тебе входить без разрешения? – рявкнул он, заметив Коголена. – Ты видишь эту плетку? Вон она висит на гвозде!

– Вижу, сударь, вижу, – пролепетал слуга, дрожа всем телом.

– Сними ее и вдарь себя хорошенько, – распорядился молодой человек.

– Как, сударь, вы хотите, чтобы я сам… – захлопал глазами Коголен.

Вздохнув, он направился за плеткой с гримасой, рассмешившей Капестана.

– Стой! – скомандовал шевалье. – На этот раз я тебя прощаю. А теперь убирайся. Подожди-ка! У тебя космы встали дыбом?

– Да нет же, сударь! – вскричал Коголен, примяв свою шевелюру ударом ладони. – Я хотел вам рассказать, какие странные вещи здесь происходят… но раз вы не хотите слушать, я ухожу.

– Что же здесь происходит? – спросил Капестан.

– Здесь… то есть, в вашем кошельке, сударь, – пояснил слуга. – Только что в нем было девять пистолей, а потом вдруг стало девятнадцать. Вот, посмотрите! Девять первых я положил слева… а десять их детишек появились справа.

– Откуда ты взял эти десять пистолей? – с тревогой воскликнул шевалье. – Признавайся, бездельник!

7

Je charme tout (франц.) – Чарую все – анаграмма имени Marie Touchet (Мари Туше).