Любовь шевалье - Зевако Мишель - Страница 55

Екатерина Медичи, напряженная и очень серьезная, торжественно проговорила:

— Вот человек, который вас поженит…

Жених и невеста посмотрели на монаха; тот медленно выпрямился, отбросил капюшон и повернулся к ним лицом.

Как описать то, что пережила Алиса возле алтаря?!

Она узнала Панигаролу. Ее губы посинели, тело конвульсивно задергалось. Инок увидел в глазах молодой женщины панический ужас. Лишь теперь ей стало ясно, в какую страшную ловушку заманила ее королева. Наконец Алиса сумела отвести взгляд от Панигаролы; она устремила взор, полный безумного отчаяния на Екатерину, и та, не выдержав, отпрянула. Потом Алиса посмотрела на Марийяка, и граф, ощутив ее безмерную муку, отшатнулся и затрепетал.

Деодату почудилось, что небо обрушилось на землю. Ему ничего не было известно о связи Алисы и Панигаролы. но он все понял… Потрясенный до глубины души, юноша осознал, что перед ним откроется сейчас страшная правда. Он уже не сомневался, что в следующий миг ему расскажут о чем-то неправдоподобно мерзком…

А инок пожирал глазами Алису, лишь ее одну…

Эта сцена продолжалась не больше двух секунд. Но и двух секунд хватило, чтобы все надежды Панигаролы растаяли, как дым. Алиса смотрела на Марийяка с таким пылким обожанием… Огромная, искренняя, жертвенная любовь озаряла лицо молодой женщины внутренним светом…

А потом взор ее больших карих глаз устремился на Панигаролу! Эти прекрасные очи молили о милосердии…

«Истязай меня, — заклинали они, — пытай до смерти, но сжалься над ним! Ведь ты же не убийца! Не причиняй ему боли!»

Немая мольба любящей женщины, высшее воплощение нежности и муки, потрясла монаха. Он едва устоял на ногах и с удивлением понял, что злоба уходит из его души, уступая место сочувствию и состраданию.

Панигарола воздел руки к тонувшим во мраке сводам храма, словно призывая Бога в свидетели своего покаяния, и с ласковой грустью посмотрел на Алису. Она вздохнула с радостным облегчением, чуть не расплакавшись от благодарности. В душе красавицы вновь возродилась надежда, но тут монах зашатался и без чувств упал на каменные плиты. Принесенная жертва лишила Панигаролу последних сил.

Растерянный и потрясенный Деодат выскользнул из объятий Алисы и повернулся к Екатерине.

— Ваше Величество, что здесь происходит? — решительно осведомился он. — Кто этот мужчина? Он не служитель Господа: под рясой у него костюм дворянина.

И в самом деле, монашеское одеяние распростертого на полу Панигаролы распахнулось, открыв взорам присутствующих великолепный наряд. Рука монаха судорожно сжимала лист бумаги.

— Деодат, уйдем отсюда! Быстрее! — тихо проговорила Алиса.

— Мадам! — настаивал граф. — Кто этот мужчина?

— Мне это неизвестно, — невозмутимо заявила Екатерина. — Он держит в руке какую-то записку. Видимо, нужно взглянуть…

Екатерина нагнулась над недвижным телом и, разыгрывая удивление, вскричала:

— Я узнала его! Это маркиз де Пани-Гарола! Но как он очутился здесь вместо священника, который должен был обвенчать вас?

Марийяк выхватил бумагу из пальцев монаха. Трясущимися руками он расправил смятый листок, осторожно разгладил его… И тут Деодат почувствовал, что тоненькие пальчики Алисы вцепились ему в плечо. Прекрасные очи приблизилась к глазам Марийяка; молодые люди смотрели друг на друга, ощущая, что сейчас случится что-то ужасное.

— Не читай… — прошептала Алиса.

— Тебе известно, что это за записка?

— Не читай… Во имя нашей любви… заклинаю! Я тебя обожаю, ты даже вообразить себе не можешь, как ты дорог мне! Не читай, любимый мой, не читай, мой милый муж!

— Алиса, ты знакома с этим человеком!

Голоса их изменились. Жених и невеста с трудом узнавали друг друга: лицо Алисы исказил безумный страх, а черты Марийяка — бешеная ревность. Красавица в отчаянии попыталась отнять у Деодата бумагу.

Граф твердо, но деликатно отстранил Алису, шагнул к алтарю и положил документ возле дароносицы.

Алиса упала на колени и воскликнула:

— Любимый мой! Мой свет, моя жизнь! Прощай… Ты никогда не поймешь, кем был для меня…

Алиса поднесла ко рту перстень, который никогда не снимала с пальца, повернула камень и проглотила хранившийся в кольце яд. Потом она с безграничной нежностью посмотрела на Марийяка и стала ждать конца.

При слабом свете свечи, укрепленной около дароносицы, Марийяк прочитал:

«Я, Алиса де Люс, признаюсь, что младенец, рожденный мной от маркиза де Пани-Гаролы, умер от моей руки. Если тело ребенка будет обнаружено…»

На этом месте бумага разорвалась; остатки письма по-прежнему сжимал недвижный монах. Граф медленно обернулся: черты его страшно исказились. Даже Екатерина не узнавала своего сына. Королева замерла в двух шагах от Марийяка; положив ладонь на рукоять кинжала, она наслаждалась трагедией, которая разыгрывалась перед ней.

Алиса простерла руки к Деодату и тихо промолвила:

— Я люблю тебя!

В голосе ее звучала ангельская кротость; близкая смерть преобразила Алису, точно открыв миру ее исстрадавшуюся душу.

Однако граф, похоже, не замечал, что творится с его невестой. Он не понимал, как ему удается пережить ужасное потрясение и почему он еще не умер, хотя острая боль и пронзила его сердце. Мозг его неожиданно заработал с нечеловеческой четкостью, и юноша подумал:

«Я сейчас погибну. Интересно, как?»

Деодату казалось, что все вокруг утонуло во мраке. Граф ощутил непреодолимое отвращение к жизни. Он осознал, что не в силах больше оставаться в этом мире ни часа, ни минуты. Остекленевшим взглядом Деодат обвел храм. На мгновение взор его задержался на Алисе, которая по-прежнему стояла на коленях, протягивая к нему руки, и повторяла:

— Я люблю тебя!

Но Деодат будто не видел ее, а глядел теперь на королеву. На непослушных ногах отошел он от алтаря и медленным, тяжелым шагом приблизился к Екатерине.

Королева не двигалась: ужас происходящего словно пригвоздил ее к полу. Когда Марийяк был уже совсем близко, Екатерина улыбнулась сыну. Но что это была за улыбка!..

— Матушка, вы рады? — промолвил юноша. — Я понимаю: вы мечтаете избавиться от меня… но зачем же убивать так жестоко?

Екатерине стало ясно, что Марийяк проник в ее замыслы. Она сбросила с себя оцепенение, выпрямилась и резко подняла вверх руку с зажатым в ней крестом — рукоятью кинжала.

— Не я убиваю тебя, — вскричала королева, — а Всевышний именем креста! Такова воля Божья!

Голос Екатерины зазвенел под сводами храма:

— Такова воля Божья!

Собор наполнился грозным гулом; будто бушевавшая на улице буря выбила двери и ворвалась в храм. Топот ног, шуршание юбок, грохот опрокидывающихся табуретов, невнятный ропот — все эти звуки внезапно донеслись из темноты. Но их заглушил устрашающий крик пятидесяти юных женщин:

— Такова воля Божья!

Словно в кошмарном сне замелькали перед Марийяком девичьи лица, перекошенные от ужаса и злобы. Из мрака выступили острия кинжалов…

Граф посмотрел на Алису; теперь он видел лишь свою суженую, слышал лишь ее голос:

— Я люблю тебя!

Марийяк почувствовал, что его голова вот-вот разлетится на куски; мозг юноши пылал, каждая частичка тела страдала от нестерпимой боли. Но вдруг огненное кольцо, вращавшееся у него перед глазами, исчезло, муки прекратились, на устах несчастного заиграла ласковая улыбка. Сознание графа помутилось: Деодат лишился рассудка и обрел покой.

— Я люблю тебя! — продолжала повторять Алиса.

Безумный Марийяк шагнул к ней, заключил невесту в объятия и нежно прошептал:

— И я тебя люблю! Подожди меня! Мы уйдем отсюда вместе!

— О Боже! — простонала Алиса. — Он простил меня!

Но десяток клинков уже вонзился в спину Марийяка, и он медленно осел на пол.

— Что? Что это? — дико вскричала Алиса. — Кто они? Я не позволю!

Она хотела поднять тело Марийяка, но ей не удалось это сделать. Взбешенные девицы набросились на нее; Алису колотили, щипали, разодрали на ней платье. Обливаясь кровью, полуголая женщина приникла к Деодату и, задыхаясь, повторяла: