Последняя схватка - Зевако Мишель - Страница 77

— Неужели ты думаешь, что я не знаю: без тебя мне не удержаться?.. К чему же эти страшные угрозы?..

— Я не угрожала вам, мадам… — мрачно откликнулась Галигаи. — И не собиралась покидать вас в трудную минуту. Это вам пришла странная охота усомниться в моей беззаветной преданности и совершенном бескорыстии… Ведь это вы бросили мне в лицо чудовищное обвинение… мол, если я, не жалея себя, стремлюсь спасти вас, то лишь потому, что преследую собственные интересы… С болью в сердце я была вынуждена объяснить вам, как жестоко вы заблуждаетесь.

— Я не говорила ничего подобного! Ты сама все это сочинила! — возразила Мария Медичи.

— Не говорили, согласна. Вы ограничились намеком. Но вы так думали, и я это прекрасно поняла, — горько усмехнулась Леонора.

До сих пор Галигаи рассуждала ледяным тоном с налетом холодного презрения. Но внезапно Леонора смягчилась и с волнением, которого словно бы не сумела скрыть, добавила:

— Я почувствовала это, мадам, и мне стало так больно, что и выразить невозможно!

Волнение это — то ли настоящее, то ли притворное — передалось и Марии Медичи. На этот раз королева заговорила совершенно искренне:

— Какая же я все-таки… Сначала унизила тебя и оскорбила… А ведь не хотела… А теперь ты меня жалеешь… Ах, от меня одни огорчения…

— Зачем вы сомневаетесь в нас? — продолжала Леонора с нарастающей горячностью, будто и не слышала слов Марии Медичи. — Ведь вам же известно, что я и Кончини остаемся здесь лишь потому, что любим вас и преданы вам. Если бы мы думали лишь о собственной выгоде, то уже давно уехали бы куда-нибудь подальше… А мы все еще здесь и рискуем жизнью, а опасность с каждым днем нарастает… я уж и не говорю о прямых оскорблениях и страшных унижениях, которые мы вынуждены покорно сносить — ежедневно и ежечасно… Но мы не покидаем вас… почему? Вы прекрасно это знаете… во всяком случае, я так считала. Потому что мы очень к вам привязаны… настолько, что наша верность Вашему Величеству сильнее страха смерти.

Огромным усилием воли Леонора взяла себя в руки и с видом покорной жертвы закончила грустным тоном, в котором сквозило глубокое разочарование:

— Я полагала — и наша испытанная преданность и верность давали мне, смею надеяться, на это право — что у вас не может быть никаких сомнений относительно наших чувств к вам. Похоже, я ошибалась… Но не будем об этом….

Леонора встала, сделала глубокий реверанс и застыла в позе совершенного почтения, как предписывал этикет.

К этому приему Галигаи обычно прибегала в тех случаях, когда хотела склонить королеву к чему-то, от чего та увиливала, и когда добивалась от Марии Медичи какой-нибудь особой милости или крупного подарка. Прием этот пускался в ход довольно часто — и всегда с неизменным успехом. И неудивительно: Леонора уже много лет служила Марии Медичи. И та привыкла непринужденно болтать с ней, по большей части — на родном языке. Откровенные разговоры с Леонорой были необходимы королеве как воздух. Во время этих бесед Мария Медичи отдыхала душой, забывая о невыносимо скучном этикете. Именно поэтому напускная официальность Галигаи всегда действовала безотказно: королева легче переносила плохое настроение и грубость своей наперсницы, чем такие вот церемонные позы. Они были для Марии Медичи настоящим кошмаром. И она быстро уступала.

«Ну вот, опять она будет дуться! Этого еще не хватало! Ах, бедная я, бедная! Теперь из нее слова не вытянешь!» — уныло подумала королева.

По старой привычке она сделала вид, что ничего не заметила. И продолжала говорить, как ни в чем не бывало. Но, как она ни пыталась расшевелить Леонору, та ограничивалась почтительными междометиями и еще более почтительными реверансами.

Королеве это быстро надоело. Она знала, что Галигаи могла вести себя так не один день. Не один день! Мария Медичи содрогнулась. За это время на нее, несчастную монархиню, могли обрушиться неисчислимые беды! Любой ценой решила она помириться с Леонорой. И избрала для этого самый простой и естественный путь.

«Нужно сделать ей подарок… — подумала королева. — Она его заслужила, ничего не скажешь… Что бы такое ей преподнести, чтобы она перестала дуться?»

Надо заметить, что между королевой и ее наперсницей стоял стол на витых ножках, покрытый темно-красным бархатом с золотой тесьмой. На столике было множество безделушек, среди которых выделялся довольно большой футляр. Он был необыкновенно хорош, тонкой работы, из жатой кожи белого цвета, с золотым вензелем королевы, вытисненным на крышке. Белый предмет на красном фоне невольно привлекал к себе внимание.

Тут следует добавить, что положение Леоноры давало ей множество исключительных прав, а еще больше привилегий она присвоила себе сама; в частности, именно Галигаи прятала в специальный сундук драгоценности Ее Величества. Выходит, Леонора недосмотрела, раз этот футляр по-прежнему лежал на столе… Но обычно маркиза д'Анкр была такой аккуратной… А вчера забыла убрать эту вещицу… Или нарочно оставила ее на виду? Мы воздержимся от ответа на этот вопрос. С полной уверенностью можно утверждать лишь одно: войдя в комнату, Леонора сразу увидела футляр. Ей следовало положить его на место, но она этого не сделала… Правда, сей промах легко объяснить и простить, ведь Леонора была так озабочена разными серьезными делами.

Похоже, что и Мария Медичи давно заметила белую вещицу… И вроде бы тоже о ней забыла…

Теперь, думая, что бы такое подарить Леоноре, королева случайно бросила взгляд на стол. Ну, вернее, почти случайно бросила. На самом деле Мария Медичи смотрела на Леонору и пыталась сообразить, чем бы ее порадовать, а та вдруг вздрогнула и с досадой уставилась на футляр. Королева тоже невольно воззрилась на кожаную коробочку, с которой совсем забыла. В общем, как мы уже сказали, все произошло случайно.

«Может, отдать ей это украшение? — подумала Мария Медичи. — Она давно уже на него заглядывается», Быстро прикинув в уме стоимость подарка, королева болезненно сморщилась: «Disgrazia![4] Сто тысяч ливров!.. Дорого же мне обойдется ее обида!..»

4

Горе (итал.).