Принцесса из рода Борджиа - Зевако Мишель - Страница 19

— Наконец-то, милый, отчего же так поздно?..

Гиз почувствовал, что теряет рассудок… От ярости он не мог пошевелиться. На мгновение герцог представил себе то, что намеревался сделать: кинуться на этих мужчин и женщин, сорвать с них маски и заколоть несколькими ударами своего кинжала… Он хотел было оттолкнуть женщину, но та лишь теснее прижалась к нему и обняла, лишив возможности двинуться… Одной рукой она зажала ему рот, из которого готов был вырваться истошный крик, а другой указала на не замеченный им прежде предмет.

Это были большие часы, сопровождавшие оргию ироническим тиканьем, их стрелки изображали саламандр с бьющими из пасти языками пламени. Гиз бросил на часы нерешительный взгляд и увидел, что уже почти десять!

— Десять часов! — прошептала женщина. — Час, когда упадут маски… Подождите, дорогой!.. Смотрите!

Герцог рухнул в кресло и почувствовал, что его лицо под маской покрылось холодным потом. Служанка протянула ему кубок, который он осушил одним глотком…

Прочие участники оргии сидели обнявшись и шептали друг другу бесстыдные слова… Вдруг начали бить часы… Десять ударов зловеще прозвучали в полной неги тишине…

Любовники вздрогнули, словно пробудившись… Раздался смех, и в этом смехе слышалось сомнение — а стоит ли им разоблачать свое инкогнито?..

— Что ж! — воскликнула вдруг одна из женщин. — Надо выполнять обещание! Я начинаю!..

И она сорвала маску с себя и с мужчины, которого обнимала за шею.

— Королева Марго! — прошептал Гиз. Его гнев на мгновение сменился удивлением.

— Раз уж мы договорились… — продолжила, засмеявшись, другая дама, и еще более дерзким жестом последовала примеру Марго.

— Клодина де Бовилье! — изумился Гиз. У него закружилась голова.

Человек, сопровождавший Клодину, был ему неизвестен. Но вот и третья женщина сбросила маску. Она смеялась шаловливее и звонче прочих… Гиз чуть не вскрикнул. В этой женщине он узнал свою сестру герцогиню де Монпансье!

Хохоча и краснея, она пыталась снять маску со своего спутника, но мужчина сопротивлялся, ибо хмель уже сошел с него… Однако герцогиня достигла цели, и лицо ее любовника открылось… Смех немедленно прекратился… Взорам присутствующих явилось мрачное и роковое лицо…

Любовник герцогини де Монпансье внезапно поднялся, его взгляд блуждал, щеки пылали…

Это был молодой человек, который переживал, казалось, какое-то страшное горе. Он провел по лицу худой рукой и хрипло сказал:

— Что я наделал? Зачем я пришел сюда? О! Я умру от стыда!..

Пока герцогиня де Монпансье продолжала хохотать, он бросился к двери, желая убежать из залы, спастись… Гиз, следивший горящими глазами за этой шумной сценой, прошептал:

— Жак Клеман! Монах Жак Клеман, любовник Марии!

— Мой черед! — решительно прокричала четвертая женщина. С этими словами она нарочито резким движением сорвала маску с себя и со своего возлюбленного… Гиз почувствовал, что у него кружится голова и темнеет в глазах. Этот мужчина… Это был граф де Луань, его смертельный враг! А эта бесстыдная развратница с вызывающей улыбкой и насмешливым сияющим взглядом была Екатерина Клевская, герцогиня де Гиз, его жена!

Минутная слабость герцога де Гиза сменилась сложным чувством, в котором преобладал стыд. Он медленно поднялся с кресла и замер. Герцогиня де Гиз взглянула на этого человека, вид которого вызывал в ней безотчетный ужас… Однако же она улыбнулась и дерзко спросила:

— А вы, сударь, не сдержите слово? Сбросьте маску, незнакомец, чтобы мы увидели вас!

Она запнулась, голос изменил ей: Гиз сбросил шелковый плащ, скрывавший его платье. Герцогиня побледнела.

— Сударь! — воскликнул граф де Луань. — Снимите же вашу маску, если дама вас просит.

Гиз сорвал маску. Граф де Луань пробормотал какое-то ругательство; двое других мужчин метнулись к двери; за ними бросилась герцогиня де Монпансье; Клодина де Бовилье упала в обморок; герцогиня де Гиз, несмотря на всю свою отвагу, издала слабый стон.

Гиз — с дрожащими губами, с кинжалом в руке — стоял с таким лицом, какое она прежде видела у него всего лишь два или три раза. Она хотела пошевелиться, подняться, произнести хоть слово, но замерла словно завороженная, говоря себе, что пришел ее смертный час…

Герцог стоял по одну сторону стола; Луань — по другую. Несколько секунд соперники молчали.

— Сударь, — промолвил наконец граф, — не делайте скоропалительных выводов, ибо…

Гиз не дал ему закончить: улыбнувшись улыбкой одновременно снисходительной и трагической, он сверхъестественным усилием опрокинул тяжелый стол и в следующее мгновение сделал неуловимое движение рукой… Струя крови залила паркет… Луань, даже не вскрикнув, упал как подкошенный. Гиз наклонился и быстро вытащил кинжал, всаженный по самую рукоятку. Он потерял рассудок от ярости: вид крови, совершенное убийство, запах вина и дух разгула, бешенство, таившееся в нем самом, превратили его в дикого зверя… Он, оскалив зубы, повернулся к герцогине, но та, обезумев от ужаса, выбежала в дверь. Гиз кинулся следом за женой, воздев окровавленный кинжал.

Герцогиня пролетела по залам и выскочила на ночную улицу… Гиз, изрыгая проклятия, попытался было догнать ее, но голова у него внезапно закружилась, ноги подкосились, и он, обессилев, опустился на каменные плиты пола.

В комнате, где лежал не подававший признаков жизни граф де Луань, бесшумно отворилась потайная дверца, замаскированная гобеленами… дверца, соединявшая постоялый двор с дворцом. Вошедшая женщина едва взглянула на Луаня и быстро пересекла комнату; оказавшись в вестибюле, она увидела распахнутую входную дверь.

— Екатерина Клевская мертва! — прошептала она. — Генрих де Гиз будет королем Франции, а я — ее королевой!

Грозная улыбка мелькнула на ее лице. Она направилась к выходу, но вдруг споткнулась о герцога де Гиза — измученного, распростертого на плитах пола. Глаза ее расширились… Бесстрастное, мраморное лицо лишь на одно мгновение выдало ее волнение, но почти тотчас же она овладела собой.

— Екатерина Клевская ускользнула! — глухо сказала Фауста. — Жаль. Придется действовать иначе…

Затем Фауста вернулась в комнату. Какой-то человек, стоя на коленях рядом с графом де Луанем, исследовал его рану. Королева Марго и Клодина де Бовилье исчезли. Зала с ее светильниками, резкими ароматами, перевернутым столом, раненым, лежавшим на полу, приобрела мрачный вид. Фауста приблизилась к человеку, изучавшему рану де Луаня, и тронула его за плечо. Тот выпрямился.

— Он мертв? — спросила Фауста.

— Нет, сударыня… более того, он не умрет…

Фауста помолчала, обдумывая, что же ей следует предпринять.

— Мэтр Руджьери, — снова заговорила она, — что нужно сделать, чтобы этот человек умер?

— Вы можете его прикончить, сударыня, — с обезоруживающей откровенностью сказал тот, кого только что назвали Руджьери.

Фауста покачала головой.

— Мэтр, необходимо, чтобы он скончался именно от этой раны.

— Тогда, сударыня, придется перенести раненого ко мне. Достаточно будет поддерживать горячку, которая вскоре у него начнется, а для этого я должен иметь возможность наблюдать за ходом болезни.

Фауста кивком выразила согласие и исчезла за дверью, соединявшей Постоялый двор с загадочным дворцом. Руджьери проводил ее улыбкой, которая могла бы заставить похолодеть эту бесстрашную женщину.

— Будь покойна, Фауста, — проворчал он себе под нос, — я разгадал твои мысли!.. Ступай, ты ведь доверяешь моим познаниям!..

Он перевел взгляд на раненого.

— Я тоже доверяю своим познаниям! — продолжал он. — Луань будет жить!.. Гиз и ты сочтете его мертвым, но он встанет на вашем пути… и тогда… кто знает?..

В этот момент шесть человек, по всей вероятности, присланные Фаустой, вошли в зал, положили бесчувственного графа де Луаня на кресло и унесли его туда, куда указал Руджьери.

Екатерина Клевская, герцогиня де Гиз выбежала из «Железного пресса», охваченная безумным ужасом. Она слышала позади тяжелые шаги своего мужа. Волосы у нее на затылке шевелились: ей мнилось, что холодная сталь кинжала уже совсем рядом, и она молила: