Сын шевалье - Зевако Мишель - Страница 74

Обернувшись к Кончини, он очень вежливо добавил:

— Сударь, мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто эти храбрецы здесь для того, чтобы угрожать вам. Я люблю сам делать свои дела и не так стар, чтобы мне требовалась чья-то помощь, когда передо мной всего один человек. Даю вам слово: что бы ни случилось, эти храбрецы не станут вмешиваться.

И, повернувшись к Гренгаю и Эскаргасу, бросил:

— Вы поняли? Что бы вы ни услышали, не двигайтесь.

— Хорошо, монсеньор! — ответили приятели хором.

— Если все сложится так, как я рассчитываю, мы с этим господином выйдем отсюда вместе и в добром согласии, поскольку уладим наши дела наилучшим образом. Если же нет — значит, этот господин убил меня.

Гренгай и Эскаргас оскалились, страшно вращая глазами. Пардальян улыбнулся:

— Нет, друзья. В этом случае вы выйдете из дома, не прикоснувшись к синьору Кончини даже пальцем. Вы слышали?.. Даже пальцем! Поклянитесь, что так и будет.

Храбрецы с сомнением переглянулись.

— Клянитесь, — властно и с нажимом повторил Пардальян.

Эскаргас и Гренгай с сожалением выговорили:

— Клянемся, монсеньор.

— Хорошо, ступайте.

Пардальян закрыл за ними дверь и обратился к Кончини:

— Надеюсь, сударь, вы не будете ко мне несправедливы и не усомнитесь в моих словах. После тех распоряжений, что я отдал в вашем присутствии, вы должны поверить в честность моих намерений.

— Да, — прохрипел Кончини. — Но раз так, умри же, бешеный пес!

И флорентиец, тайком обнаживший свой клинок, ринулся, чтобы сразу покончить со своим противником. Однако Пардальян, несмотря на свой рассеянный и безучастный вид, не спускал с него глаз. Он заметил выпад и ловко уклонился в сторону. В то же мгновение в его руке оказалась шпага, и он отразил удар Кончини. Сражение было яростным, но кратким. Несколько стремительных пассов — и рапира вылетела из рук Кончини. Тогда итальянец выхватил кинжал и прорычал:

— О demonio d'inferno! [30]

И, пригнув голову, занес над Пардальяном, великодушно опустившим шпагу, кинжал. Пардальян предвидел и это, так что уловка не застала его врасплох. Он ловко схватил Кончини за запястье, сжав его сильными пальцами. Потом положил мешавшую ему шпагу и взялся за запястье обеими руками. Дальше все произошло почти мгновенно. Кинжал выпал из побелевших пальцев убийцы, и стон боли слетел с его искривленных губ. Пардальян ногой отбросил кинжал, схватил Кончини за пояс и поднял флорентийца, славно перышко, над головой. Потом повертел из стороны в сторону, будто примериваясь, как побыстрее расправиться с ним, и осторожно поставил на ноги. Ошеломленный Кончини несомненно уже решил, что пришел его последний час…

Пардальян подобрал свою шпагу, вложил ее в ножны и ровным голосом, как будто только что не совершал никакого усилия, произнес:

— Сударь, вы видите, что я во всех отношениях сильнее вас. И только от меня зависело, жить вам или умереть. Ведь я мог бы разбить вам голову о стену! Поверьте мне: лучшее, что вы можете сделать, это вести себя спокойно.

— Но это немыслимо, — в бешенстве вскричал Кончини. — Вы врываетесь ко мне в дом, подслушиваете у дверей, распоряжаетесь, угрожаете!.. Чего вы хотите, в конце концов?

— Очень простой вещи: чтобы вы меня выслушали.

— Будь по-вашему, — согласился Кончини. — Итак, что вы имеете мне сказать?

С изумительным спокойствием Пардальян произнес:

— Соблаговолите присесть.

Яростным движением головы Кончини отказался, бормоча в злобном отчаянии:

— В моем доме! В моем доме!

Пардальян, лукаво улыбнувшись, подвинул кресло так, чтобы помешать Кончини поднять кинжал или шпагу, которые шевалье отшвырнул в другой угол кабинета, и, усевшись, сказал:

— Как вам угодно, сударь. Я же не так молод и не так резв, как вы, так что придется вам смириться с тем, что я буду сидеть.

Кончини понял, что он в руках этого таинственного человека и что следует снести все причуды, которые тот себе позволяет. С яростью бросившись в кресло, он откинулся на спинку, придав своему лицу скучающее и наглое выражение.

— Сударь, — не спеша начал Пардальян, — вы хотели организовать убийство короля, но вам это не удалось. В этом самом кабинете я слышал, как вы говорили о каком-то глупом предсказании шарлатанов-астрологов и обсуждали с вашей почтенной супругой, что предпринять, чтобы довершить то, что не удалось сегодня. Убийство короля, похоже, становится вашей навязчивой идеей. Быть по сему. Это касается только двоих — короля и вас. Я не стану вас разоблачать, как пригрозил мой спутник. Я говорю вам это сразу, и вы можете положиться на мое слово. Я никогда не давал себе труда лгать. Итак, вы можете успокоиться на сей счет.

Несмотря на свой равнодушный и скучающий вид, Кончини слушал шевалье, можно не сомневаться, с живейшим интересом. Странное дело, он не усомнился в словах необыкновенного незнакомца, чье лицо светилось честностью; совершенных же им поступков было достаточно, чтобы понять: это не проходимец, и на его обещание можно положиться.

Кончини, почувствовав огромное облегчение, дышал уже свободнее. А что касается безразличия, выказанного незнакомцем по отношению к королю, то естественно было заключить, что перед ним сидит враг Беарнца, иными словами, человек, который в крайнем случае может стать и союзником. Тем временем Пардальян продолжал:

— Однако я должен вас честно предупредить, что во всех ваших предприятиях против короля вы найдете во мне врага.

— Почему? — невольно вырвалось у Кончини.

— Потому, — холодно сказал Пардальян, — что вы хотите убить короля с целью ограбления королевства. А мне не нравится, что моя страна может оказаться в загребущих лапах такого мошенника, как вы.

— Сударь!.. — проскрежетал Кончини.

— Да? — произнес Пардальян с невинным видом. — Мошенник звучит слабовато, не так ли? Что вы хотите, я не хотел сразу называть вещи своими именами. С этим вопросом покончено, перейдем к следующему.

Кончини скорчил недовольную гримасу, чтобы показать, насколько ему докучает беседа. Пардальян усмехнулся и подкрутил усы.

— Мадам Кончини передала вам бумагу, в которой содержатся точные сведения о сокровище, принадлежащем некоей принцессе Фаусте.

— И что же? — насторожился Кончини.

— А то, сударь, что я желаю видеть эту бумагу.

Кончини расхохотался.

— Ах! Per Bacco! Забавная история!.. Так этот рыцарь всего лишь разбойник, который требует свою часть. Черт возьми! Подумать только, вы едва не обманули меня, господин честный человек! Можно умереть со смеху!

Пардальян не рассердился. Казалось, он согласился с этими словами, ибо дружелюбно покачивал головой.

— Заметьте, — заговорил он с прежним миролюбием, — я не прошу отдать мне эту бумагу. Я прошу только показать ее, дабы я мог прочитать текст.

— Это восхитительно! — от души веселился Кончини. — Судя по всему, у вас великолепная память, сударь, если прочитать подробные указания вам достаточно. И вы рассчитываете, конечно же, добраться до клада первым?

Пардальян встал с таким выражением на лице, что Кончини мгновенно вскочил, отодвинув кресло, чтобы было куда бежать. Пардальян же, вытянув руку, упер указательный палец в грудь Кончини и сказал голосом, страшным по силе и спокойствию:

— Вы меня спросили, кто я такой, и я сказал, что я товарищ того юноши, которого вы вероломно и предательски заключили в темницу. Я вам сказал это, потому что это правда. Но теперь я добавлю: я человек, одолевший силы, которые могли бы уничтожить любого. Я отец наследника принцессы Фаусты, отец того, кому принадлежат эти миллионы… того, кого вы хладнокровно решили убить, чтобы удобнее было его ограбить. Мой долг велит мне завладеть украденной бумагой, которая принадлежит моему сыну… Итак, мерзавец, давай сюда этот документ.

Это неожиданное признание оглушило Кончини. Он ни минуты не сомневался в словах Пардальяна, однако предпринял все же попытку сопротивляться.

30

O demonio d'inferno (итал.) — Демон ада.