Сын шевалье - Зевако Мишель - Страница 77

Благодаря изобилию изысканных вин и роскошных яств Жеан, так сказать, воскрес, и шевалье, оставив Гренгая и Карканя мирно переваривать великолепный ужин, предложил Жеану (который, разумеется, не заставил себя упрашивать) нанести визит Бертиль.

По пути Пардальян, деликатный, как женщина, сделал все возможное, чтобы подготовить своего спутника к тяжкому удару.

В резиденции герцога д'Андильи они узнали от мажордома, что Бертиль еще утром покинула дом. Уловив выразительный взгляд Пардальяна, достойный слуга поторопился прибавить:

— Монсеньор и вы сами, господин шевалье, приказали нам приглядывать за этой девушкой, однако же не велели удерживать ее здесь против воли.

— Значит, девушка покинула дом добровольно?

— Да, господин шевалье. Поэтому мы и не волновались. На мои почтительные вопросы она мне ответила, что ей надо отлучиться. Непременно надо — таковы были ее собственные слова. Более того, ее не будет всего несколько часов, сказала она, так что тревожиться не стоит. Не имея никаких предписаний на этот счет, я должен был склониться перед столь ясно выраженной волей.

Оставим Пардальяна и Жеана расспрашивать людей герцога, в чьих лучших намерениях нельзя было усомниться, и объясним читателю, что же здесь произошло.

Утром, почти в тот же час, когда епископ Люсонский пришел к Кончини, в Бычий дворец постучалась некая старуха, заявив, что хотела бы поговорить с мадемуазель де Сожи. Мажордом довольно грубо ответил, что не знает такой особы, и стал выпроваживать назойливую посетительницу.

Случаю было угодно, чтобы Бертиль из своей комнаты услышала имя «Сожи»; старуха выкрикивала его во все горло, словно предвидя, что за этим последует. Фамилию эту — так по крайней мере считала девушка — знали только пять человек: король, Жеан, Пардальян (который был ей известен как граф де Маржанси) и, наконец, герцог и герцогиня д'Андильи. Однако никого из этих пяти в тот момент не было в доме. Бертиль поэтому решила, что старуха имеет поручение от кого-то из пятерых. Король наверняка полагал, что она на улице Арбр-Сек. Стало быть, это была не его посланница. Кроме того, король прислал бы свитского дворянина или кого-нибудь из своих офицеров. Это не могли быть и герцог с герцогиней, ибо они накануне уехали в свое имение и собирались вернуться в Париж на следующий же день. Итак, весть исходила от Жеана или графа де Маржанси. Разумеется, она в первую очередь подумала о Жеане, и сердце ее тревожно забилось. А старуха вопила именно то, что не могло не взволновать Бертиль:

— Если вы меня не допустите к благородной даме, случится большое несчастье, за которое вы будете отвечать.

И тут же прибавляла слезливым голосом:

— Мой добрый господин, взгляните на меня. Скажите, чего вы боитесь? Ведь я одной ногой стою в могиле!

Беспокойство Бертиль удвоилось, и она без дальнейших колебаний велела впустить старуху. Мажордом счел свой долг выполненным. Он получил приказ и не отвечал за его последствия. Кроме того, старуха была права: какое зло могла причинить дряхлая женщина с трясущейся головой и опирающаяся на клюку? Вдобавок никто не давал мажордому распоряжения обращаться с девушкой как с пленницей, что он и подчеркнул позже, давая объяснения Пардальяну.

Итак, посланница вошла в комнату Бертиль, и та смерила ее быстрым, оценивающим взглядом. Это была очень старая женщина, маленького роста, толстая, в крестьянском платье — изношенном и заплатанном, но безупречно чистом. Лицо у нее было добродушное, улыбчивое, располагающее к себе. Человек более искушенный, чем юная девушка, быть может, различил бы притаившееся в глазах нежданной гостьи коварство, но Бертиль видела лишь то, что сразу бросалось в глаза, а во внешности старухи не было ничего настораживающего.

— Кто вас прислал, голубушка? — спросила она живо.

— Дворянин, с которым случилось несчастье. Речь идет о его жизни, — ответила старуха.

— Жеан Храбрый? — вскричала Бертиль, встревожившись и страшно побледнев.

— Мне такого имени не называли, — сказала старуха, потупясь. — Мне говорили о шевалье де Пар… давай… деван… дальян… Пардальян, вот как.

Бертиль вздрогнула. За Жеана она перестала беспокоиться, зато имя Пардальяна, для нее неожиданное и произнесенное столь внезапно, заинтриговало ее в высшей степени.

— Так это господин де Пардальян вас прислал? — спросила она удивленно. — Но я его не знаю.

— Ну как же! — сказала старуха уверенно. — Это тот самый дворянин, что привел вас сюда прошлой ночью. По крайней мере, он мне так сказал.

— Как? — воскликнула Бертиль в недоумении. — Но меня привел сюда не господин де Пардальян, а граф де Маржанси.

— Верно! — радостно крикнула старуха, пристукнув клюкой по паркету. — Шевалье де Пардальян — это и есть граф де Маржанси. Он мне это говорил, да только в моей памяти, красавица, все имена путаются.

Некоторое сомнение закралось в душу девушки. Она быстро позвонила в колокольчик, и тут же появилась миловидная горничная.

— Скажите, — небрежно спросила Бертиль, — знают ли в этом доме господина шевалье де Пардальяна?

— Конечно, — ответила горничная. — Это он привел вас сюда, мадемуазель.

— Итак, граф де Маржанси?..

— …и есть шевалье де Пардальян, — с улыбкой закончила горничная. — Это его причуда. Кажется, он предпочитает это имя другим.

Бертиль, поблагодарив горничную улыбкой, отпустила ее.

— Так значит, — произнесла она взволнованно, — вас прислал этот храбрый дворянин? И вы говорите, он ранен? Серьезно ли? Скажите мне скорее. Ничего не скрывайте.

Но теперь уже старуха проявила недоверчивость и осмотрительность.

— Погодите! — сказала она. — Прежде я должна увериться, что вы и есть та самая особа, кого разыскивает этот человек. Я должна вам задать два вопроса… Извините меня, прекрасная госпожа, я поступаю так, как мне приказали.

— Посмотрим, что это за вопросы, — согласилась Бертиль.

— Вы ли дочь женщины, которая некогда была невестой графа де… Проклятая память! Графа де Во… Во… Вобрен! Вспомнила!

— Это я, — сказала Бертиль без колебаний.

— Есть ли у вас бумаги, которые касаются шевалье де Пардальяна и его сына?

— Какие бумаги? — спросила, вновь насторожившись, Бертиль.

— Ах Господи, я не знаю. Мне ничего не объяснили. Сказали только: «Бумаги, которые касаются меня и моего сына». Я просто повторяю…

— В самом деле — да, у меня есть бумаги, которые интересуют господина Пардальяна и его сына.

— Тогда, — сказала старуха с удовлетворением, — вы действительно та, кого я ищу… и я вам расскажу все как на духу. Повторю, как смогу, слова этого благородного дворянина. Кажется, он был другом графа, жениха вашей матери. Вот так. И этот благородный дворянин намеревался расспросить вас о бумагах. Но всего час назад он упал с лошади и проломил себе череп! Очень хорошо. То есть, я хотела сказать: какое несчастье!

Следует отметить, что если у Бертиль и были подозрения, то теперь они окончательно развеялись. Все сказанное посланницей вполне согласовывалось с реальными фактами.

Ведь она не говорила о бумагах ни одной живой душе и поэтому имела право считать, что никто в мире не знает об их существовании. Кроме, разумеется, того человека, которому они предназначались. Очевидно этим человеком был шевалье де Пардальян. Так предположила Бертиль и немедленно уверила себя, что не ошиблась.

Почему шевалье, зная о документах, не явился раньше? Ответ был очевиден: она сама таила свое имя. Как только оно стало известно шевалье, тот последний поторопился увидеться с ней. Это показалось ей вполне естественным: конечно, он должен был поговорить с ней.

Теперь она упрекала себя за то, что так долго хранила инкогнито. Ей давно следовало найти господина де Пардальяна. Допустим, она не могла сама начать поиски, ибо была юна, одинока и неопытна. Но по крайней мере она не должна была мешать шевалье, скрывая свое имя. Теперь у нее не было сомнений, что Пардальян давно уже искал ее.

Бертиль принадлежала к числу тех благородных натур, которые всегда преувеличивают оказываемые им услуги. (Пардальян был таким же. ) Короче говоря, она была глубоко тронута простотой и тактичностью, с которыми граф де Маржанси помог ей.