Заговорщица - Зевако Мишель - Страница 104

Мне остается добавить очень немного… Я уеду, но, уезжая, я желал бы увериться, что мы расстаемся друзьями… Может, моя прямота вновь возродит в вашей душе ненависть, какую вы прежде питали ко мне, но за себя я скажу: не считайте меня своим врагом! Я готов забыть все, готов забыть и вашу железную вершу, и ищеек Гиза, которых вы натравили на меня, и все остальное, Я сохраню в памяти лишь образ той женщины, с какой говорил тогда на берегу Луары…

Пардальян с облегчением вздохнул и вытер пот со лба.

«Слава Богу! Объяснился… — подумал он. — Легче пережить десяток дуэлей, чем один такой разговор!»

Фауста слушала Пардальяна, закрыв глаза. Ничто не омрачало ее чистое, мраморное чело. Она оставалась совершенно спокойна, словно слушала не гордую отповедь, а льстивые комплименты. Когда Пардальян кончил говорить, она, не обращая на него внимания, ударила молоточком в гонг. Явилась Мирти.

— Делай, что я приказала! — холодно произнесла Фауста.

Пардальян заметил, как побледнела служанка. Она хотела что-то возразить, но Фауста взглядом велела ей молчать. Мирти как-то странно взглянула на шевалье и вышла.

Пардальян проверил, на месте ли кинжал и шпага, и приготовился к неприятным сюрпризам. Он был уверен, что Фауста задумала убить его. Сейчас в зал ворвется дюжина вооруженных людей и…

Но Фауста молчала и словно прислушивалась.

— Сударыня, — тихо, но с угрозой в голосе спросил шевалье, — что должна сделать ваша служанка?

Фауста будто очнулась, повернулась к шевалье — и он не узнал ее лица! Перед ним была восхитительная женщина, обезумевшая от страсти. Глаза ее горели пламенем, на ярких губах сияла улыбка. Неприступная девственница, высокомерная, горделивая царица, всегда спокойная и холодная, словно мраморная статуя, исчезла бесследно. Пардальян видел подле себя грешную земную женщину, которую пожирал огонь любви. Одним движением она сбросила с плеч белое льняное одеяние — и восхищенный Пардальян залюбовался прекрасной наготой ее тела, могущего сравниться с изваяниями великого Микельанджело.

Фауста заговорила горячо и нежно. Голос ее прерывался от бушевавших в сердце чувств:

— Я люблю тебя, люблю, а ты меня отвергаешь… Я люблю тебя, а ты отталкиваешь меня… Я всю жизнь презирала мужчин, но тебе я отдаюсь… возьми меня, я твоя! Клянусь, этот час наш и только наш… Я принадлежу тебе, а ты мне…

Фауста медленно приблизилась; ее точеные руки обняли Пардальяна за шею, обольстительное тело прильнуло к нему.

— Фауста! Фауста! — теряя голову, прошептал шевалье.

Он тоже обезумел от страсти, она пьянила его, как вино, проникала, словно смертельный яд, в каждую клеточку тела…

Фауста коснулась своими губами его губ. Пардальян попытался стряхнуть наваждение, смутно чувствуя, что ему угрожает опасность. Но объятия Фаусты становились все более страстными, и он забыл обо всем на свете. Любовь овладела всем его существом, всеми его мыслями, его душой и телом… Его чувство к этой женщине расцвело мгновенно, подобно чудовищному цветку, который быстро распускается под жаркими лучами коварного тропического солнца…

— Ты победил, — шептала Фауста, — победил… но я счастлива… А ты знаешь, что я делала, чтобы завладеть тобой?

— Перестань, — откликнулся шевалье, — какое это имеет значение… Дай мне любоваться тобой…

— Ты должен знать… должен… Я хотела убить тебя! Да… Мы умрем, умрем вместе… Вчера я велела принести во дворец дрова и хворост. Сейчас Мирти подожжет дом. Мы уже горим… Палаццо-Риденте горит… Мы одни, и под нами уже занимается огромный костер.

— Я люблю тебя! — шептал обезумевший Пардальян. — Смерть? Костер? Пусть так! Я готов умереть вместе с тобой!.. Я словно во сне… И смерть для меня будет просто сном!..

Прошло какое-то время, может, час, а, может, и больше… Пардальян не чувствовал, как бежали минуты…

Когда миновали первые восторги и шевалье очнулся, он заметил, что едкий дым проникает в зал сквозь щели в полу. Он поискал взглядом Фаусту, но не нашел ее. Пардальян вскочил и замер, прислушиваясь. Откуда-то издалека до него донесся странный, зловещий смех. Потом все заглушил шум пожара, завывание огня, треск дерева, грохот рушащихся балок. Однако голосов шевалье не услышал…

И тут, наконец, шевалье понял страшную правду. Фауста приказала запереть их в Палаццо-Риденте! Пожар объял весь дворец, и они неминуемо погибнут! Пардальян уже задыхался, но мысль о Фаусте не оставляла его. Теперь он готов был простить ей все…

— Фауста! Фауста! — закричал шевалье.

Надо спасти ее, спасти обязательно! И снова Пардальян услышал адский смех, а потом увидел принцессу… Фауста стояла в клубах черного дыма, вокруг извивались языки пламени. Она была словно призрак, словно сказочная фея…

Пардальян бросился к ней: ноги не слушались его, дым застилал глаза.

— Фауста! Сюда! Ко мне! Я спасу тебя! — кричал он.

Но из клубов дыма раздался ее голос — равнодушный, холодный, суровый голос властительницы:

— Я буду жить! Да, Пардальян, я буду жить, а ты умрешь! Ты неуязвим для клинка, но любовь Фаусты убила тебя! Прощай, Пардальян!

И она исчезла.

Пардальян понял, что обречен на смерть. Дым душил его. Пламя пробивалось через пол, все пути к спасению были отрезаны. Наконец обрушилась та обитая железом дверь, через которую они вошли сюда. За ней открылось настоящее пекло: лестница была вся охвачена огнем. Пардальян отступил.

Секунд через десять раздался страшный грохот. Это обрушился лестничный пролет… Пардальян понял, что погиб! Голова его кружилась… Смерть приближалась к нему, приближалась неотвратимо…

Вдруг он почувствовал, что откуда-то в комнату проникает чистый воздух; сквозняк немного разогнал дым. Он увидал на противоположной стене окно (прежде оно пропускало свет на лестничную площадку). Рамы уже выгорели, а стекла лопнули от жара.

Пардальян взглянул внимательней, оценивая расстояние, отделявшее его от окна, и решительно сбросил камзол. Затем он отцепил шпагу, отступил как можно дальше, разбежался и прыгнул…

Именно в эту минуту пожар охватил весь зал, языки пламени ярко-оранжевыми вихрями взлетели к потолку. Но Пардальян уже висел на стене, уцепившись за край окна.

Он победил огненный смерч! Он перелетел через пропасть!. Еще одно усилие, и вот он уже на подоконнике. С наружной стороны дворца под окнами располагался широкий каменный выступ. Пардальян выбрался на него и оказался над улицей. Внизу толпились люди, привлеченные пожаром. Глазам шевалье предстала величественная панорама Рима: холмы, колокольни, купола, дворцы… А за его спиной, внутри Палаццо-Риденте, бушевало пламя и клубился черный едкий дым. Палаццо-Риденте, дворец Лукреции Борджиа, обращался в руины.

Стоя на карнизе, Пардальян дышал полной грудью и никак не мог надышаться. Наконец, прижавшись спиной к стене и стараясь не смотреть вниз, он начал медленно передвигаться по каменному выступу. Мало-помалу к нему возвращалось обычное хладнокровие. Он дошел по карнизу до угла, обойдя очаг пожара. Оказавшись у боковой стены Палаццо-Риденте, он глянул вниз и убедился, что этой стороной дворец обращен к Тибру. Шевалье не раздумывая кинулся в реку…

Через несколько минут он выбрался на набережную, а спустя еще полчаса был уже в гостинице «У доброго парижанина». Все обитатели гостиницы и сам хозяин убежали поглазеть на пожар, так что возвращения шевалье никто не заметил. А он добрался до своей комнаты и упал на постель. Скоро Пардальян спал тяжелым сном.

Рано утром хозяин, выполняя уговор, разбудил Пардальяна и с улыбкой представил ему счет. Шевалье попросил любезного трактирщика купить ему камзол, перевязь, шляпу и шпагу. Он объяснил хозяину, что вчера вечером, отбиваясь от банды грабителей, потерял значительную часть гардероба. Парижанин поцокал языком в знак сочувствия и тут же сбегал и купил все необходимое.

— А пожар вы видели? — поинтересовался хозяин, пока шевалье одевался.

— Нет, — ответил Пардальян. — Итак, вот вам десять экю и три ливра по счету. А вот золотой за ваш подробный рассказ о пожаре. Вы такой изумительный рассказчик!