Остров Буян - Злобин Степан Павлович - Страница 39

– Вот так рыбина! Экой во сне не видал! – поворачивая налима, весело похваливал грамотей. – Эка рыба – кит-рыба!..

В Мирожском монастыре хрипло ударил колокол. Счастливчик хлопотливо сложил свои листы, сунул за пазуху, надел колпак и стал сматывать удочку.

Что-то в новом знакомце привлекало Иванку, и он даже почти не жалел, что чудак-рыбак выловил на его месте самого лучшего налима, какого уж не поймать тут второй раз.

– Ишь, удача тебе! Знать, легка рука, – дружелюбно, хоть и не без зависти, сказал Иванка. – Валяй, приходи опять…

Но грамотей вдруг сказал, указав на налима:

– Ты бери его, твой.

– Пошто мне? Твое счастье! Тебе он попался! – от радости покраснев, громко воскликнул Иванка.

Но летописец весело засмеялся:

– Бери, бери! Он небось твоей каши горшок сожрал!

Подхватив низанку мелкой рыбешки, чудак вскинул свою единственную удочку, кивнул и торопливо легкой походкой направился в город, не дожидаясь, когда соберется Иванка.

Не помня себя от счастья, Иванка спешил на торг с драгоценной добычей. Дорога вела мимо дома, надо было закинуть домой ведерко с мелкой рыбешкой, но это значило заходить, задержаться, оттянуть, может, на целый час свое торжество и радость домашних.

«Кабы Федюнька по улице бегал, дал бы ему ведерко, а сам бы и мимо, прямо на Рыбницку площадь», – думал Иванка.

Он шагал вдоль окраинных огородов. Важно тащился за ним тяжелый и длинный налимий хвост. Он вошел уже в улицу, гордо неся добычу, как вдруг на углу задумался, остановился перед знакомым высоким домом с зелеными ставнями. Это был дом кузнеца Михаилы.

Иванка выбрал окно Аленкиной светлички, в которую никогда не посмел заглянуть, живя более года у кузнеца…

Он открыл потихоньку ставню, как делал это не раз по просьбе самой Аленки, и чуть потряс раму. Она неожиданно легко распахнулась…

– Кто там, кто там? – спросонья забормотала Аленка.

Иванка присел и высунул вверх покрытую кровью налимью расплющенную башку.

Он услыхал отчаянный девичий визг. Испуганный сам этим криком не меньше Аленки, он с силой толкнул громадную рыбу в окно и бросился прочь… Он услышал второй, еще более страшный крик уже на бегу…

Так он отдарил Аленку за все – нескладно, да здорово!

4

Золото псковских церковных крестов расплавилось в облаках над городом и пролилось в Великую. Иванка сидел на берегу, вдыхая легкий смолистый дымок, следя за удочками и слушая мерный вечерний звон колоколов…

Поплавок вздрогнул раз, второй – сильнее и вдруг резко нырнул в воду. По ухватке клева Иванка узнал окуня. Крепко сжал удилище, «подсек» рыбу влево и вскинул над берегом… Красные трепещущие перья плавников еще ярче вспыхнули под огнем заката. Увлеченный Иванка не заметил, как стемнело. В последний раз перед ночью надо было вытянуть сеть из воды. Иванка скакнул на плот и привычно прошел по зыбким, тонущим бревнам к краю плота. Он взялся за сеть, как вдруг за спиной забултыхали бревна плота, кто-то грузно скакнул на них… Иванка взрогнул и выронил сеть… Оглянулся. С берега, с разных сторон соскочив на плоты, мчались к нему два человека.

– Попался! – крикнул один.

– Держи! – взревел второй, кинувшись на Иванку.

Иванка стреканул на соседний плот… Навстречу, нелепо размахивая руками, огромный, нескладный, по скользким плотам тяжело бежал третий…

Иванка узнал грозу рыбаков-воришек, устиновского приказчика Леху. Он хотел прыгнуть мимо Лехи, но тот вдруг споткнулся и рухнул ему прямо под ноги… Иванка перелетел через него и плюхнулся в воду… Нырнул с головой и поплыл прочь от злополучных плотов.

– Потонешь! Эй, воротись! – крикнул Леха.

– Воротись, эй, малый! – кричали ему вдогонку с плотов. – Не губи души!..

На Иванке были штаны да рубаха. Набрав полную грудь воздуха, он нырнул, насколько хватило сил, проплыл вдоль длинной череды бревен. «Только б не вынырнуть под плотами» – подумал он и выплыл на поверхность в тени толстых бревен. Ухватившись рукой за мочальный канат, он затаился в воде. Река была уже холодной. На илоту возле его сети слышались голоса преследователей. Иванка знал, что, если его поймают, самое меньшее, что его ждет, – полсотни батогов, а не то – и кнут…

– Ге-ей, ма-лый!.. – кричали ему.

Иванка молчал.

– Неуж потонул, нечистый? – заметил один.

Он слышал, как вынули сеть, как один закричал другому:

– У костра ведерко!

Иванка видел, как после все трое сошлись у костра. По воде до него явственно доносилось каждое сказанное слово.

– Не видали, не слыхали – как утоп.

– Может, сеть вынал, да с плота и свалился! – подсказал второй.

– Утоп, так туды ему, татю, дорога и царство небесно! – заключил Леха.

Дрожа от холода, Иванка тихонько взобрался на плот и прилег у края… Забрав его сеть, ведерко и удочки, все трое ушли от реки, и Иванке приходилось радоваться, что он потерял только сеть и рыбу, сам оставшись непойманным.

«Когда, господи, гнев твой на сильных пойдет?! Когда боярски напасти скончаются?! И есть ли в том грех, чтоб богатого гостя добро покрасть?..» – в злобе шептал продрогший Иванка, щелкая зубами, вспоминая слова странного своего знакомца, писавшего над рекой…

Предутренний ветер пронизывал тело ознобом.

Когда стихли вдали голоса устиновских людей, Иванка встал и пустился по берегу домой. Бег согрел его. Перед первыми домишками Завеличья он замедлил шаги. Только сейчас он осмыслил несчастье: где было взять новую сеть, чем было кормить семью?! Вот даже сейчас, сегодня, его ждут, а с чем он придет домой?

Он проходил вдоль окраинных огородов земского старосты, богатого посадского Ивана Подреза. Уже рассвело. Сквозь щель в заборе Иванка увидел капусту, свеклу и тыквы. Он не успел ни о чем подумать, когда широкая доска забора сдвинулась в сторону и возле Иванки вылез из огорода знакомый малый, один из ватаги «халдеев», с мешком, набитым краденой огородной снедью. Испуганный, он отшатнулся было от щели.

– Миша! – окликнул Иванка.

– Иван! Тьфу ты, напугал! – прошептал тот. – Верно, рыбка-то плохо клюет? Ну, лезь, я тут постою, скараулю, – гостеприимно предложил он, откинув доску.