Игра в «дурочку» - Беляева Лилия Ивановна - Страница 49

— Немедленно высасывайте кровь! Сосите, сосите! Грязь чтоб вышла! Теперь подавите. Теперь вот вам йод. Теперь идем попросим горячей воды с мылом, содой…

— Ах, да ерунда все это! Хватит йода!

— Нисколько не ерунда, мой генерал, — был ответ. — Есть такая зараза, по-народному костоеда, а по-ученому стафилококки противные. Если вцепятся — палец съедят, не подавятся, до кости, а то и с костью. Это случается с хирургами, мясниками довольно часто. Они сейчас же пораненное место под горячую воду и моют, моют мылом. Если же поленишься, пренебрежешь — вот результат, — и он вытянул руку. От одного пальца, среднего, торчал обрубок. Утешил:

— Красиво, не правда ли? Молодой был, беспечный. Напоролся на ржавый гвоздь, обтер кровь лопухом… Вот и результат…

В нем было что-то от моего отца. Тот тоже, когда рассказывал, как его болото чуть не засосало, как медведица на него стоймя пошла, как со скалы летел вместе с камнепадом, как трепала его желтая лихорадка, — тоже словно бы все это повод для насмешки над собой, над собственной забавной неудачливостью.

— Вы военный? — спросила я его.

— В недавнем прошлом, мой генерал.

— Летчик? — почему-то попросилось на язык.

— В известной степени… Летал, много летал… с места на место.

Мне показалось, что я догадалась, кто он. А он догадался, что я догадалась. И мы немножко посмеялись, глядя друг на друга. И он мне протянул визитку. Я же не имела оной.

— В случае чего… Танечка… Мало ли! — сказал. — Вдруг ещё пригожусь.

— Спасибо, Николай Федорович.

И потеряла визитку. И забыла то, что было. Дела же, проблемы… Мало ли теряем мы всяких случайных знакомцев, когда несемся опрометью к счастью?

И вот вам номер! Вот вам ещё один «урок»: «Не плюй, не плюй в колодец!» Михаил, выходит, знает его хорошо… И целиком доверяет. Может, Николай Федорович и есть генерал?

Я его спросила об этом сходу, едва забралась в его машину.

— Да нет, полковник, Танечка. Сойдет… мой генерал? Полковник в отставке, консультирующий некие серьезные службы, призванные бороться с организованной преступностью.

— А Михаила откуда знаете?

— Оттуда же, Танечка. Все не очень плохие люди рано или поздно встречаются, чтобы давать отпор мрази.

Машину он вел, не торопясь, по пустынной улице, так же плавно завернул её в сторону и остановил, приладив к последней «ракушке», белевшей ребристым металлом в конце череды себе подобных.

— Слушаю вас, мой генерал! — он повернул ко мне свое худощавое седобровое лицо. — Прошу учесть, чистосердечное признание значительно облегчит вашу судьбу. — Он смотрел на меня, положив свой подбородок себе на плечо. — Если можно, с самого начала.

— Кто мне по телефону ответил у вас? — ни с того, ни с сего спросила я. — Жена?

— Дочь. Жена крепко спит… пять лет уже.

— Какая вежливая у вас дочь… Если бы мне кто посторонний позвонил глухой ночью, я бы…

— Привыкла. Работа у меня такая. Весь внимание.

— Я влезла не в свое дело. Сначала думала, что все будет просто, если прикинусь Наташей из Воркуты, и в Доме ветеранов меня ею и будут считать. Наверное, играла эту Наташу неплохо, ну такую провинциальную, вяловатую на сообразительность девицу. Мне хотелось добрать сведений, узнать, как живет этот Дом, почему в нем вдруг пожар, погибает старая актриса Мордвинова, но никакие правовые органы не раскручивают дело… Следователь вообще сказал: «Свидетелей нет. Если сами найдете…» Ну не дикость ли? Нет, нет, не так… Пойду с самого начала, чтобы вам стало все понятней.

И я принялась ворошить факты месячной давности, быстро, почти взахлеб, пользуясь благожелательным терпением Николая Федоровича, рассказывала ему, как мы сидели с моим хирургом, мечтающим о мировой славе, и выясняли отношения, когда раздался телефонный звонок от Маринки, и Маринка сказала, что получила наследство Мордвиновой. И как мы с нею обрадовались, потому что живет она, если прямо сказать, в нищете. А тут ей и дачу в подарок. И как мы ходили с ней в Госпожнадзор, в прокуратуру, милицию, в РУВД и всюду то нас спешили отделаться. Словно бы гибель старой женщины от кем-то включенного всухую кипятильника — ерунда. И как мы втроем, я в обличии экстравагантной девицы в чудовищной шляпе и таких же очках, Маринка и её муж Павел понесли в антикварный магазин вазу-конфетницу с клеймом Фаберже, потому что других ценных вещей у покойной не оказалось. И как Шахерезада-нотариус намекнула, что эта ваза, возможно, очень дорогая. И как во дворе антикварного магазина «Люпина» Павла убили. Кто? Неизвестно. Следователи даже не звонят Маринке.

И о том рассказала в стремительном темпе человека, наконец-то дорвавшегося до возможности выговориться подчистую, как вслед за Мордвиновой умирает актриса, её давняя знакомая Обнорская, как по фальшивой телеграмме уезжает на своей машине в Петербург актер Козинцов, но где-то в дороге сгорает вместе с машиной…

И о том, о том, что волоокая кондитерша Виктория делает торты «Триумф» к юбилейным датам стариков. И что-то с этими тортами явно не то, потому что когда погибла Мордвинова — у неё на тумбочке продолжал лежать треугольный кусочек этого торта с отщипанным кончиком. И перед смертью Обнорской ей медсестричка Аллочка принесла такой же. Еще радостно так сообщила, когда вышла из комнаты Обнорской в коридор: «Попробовала! Розочку слизала!»

И о том, что самое достоверное, что узнала, что увидела своими глазами, — умерших старух тотчас грабят бабы из обслуги: и сестра-хозяйка, и красавица «отдел кадров», похожая на Быстрицкую, и секретарша директора Валентина Алексеевна, и главврач участвует…

И о Сливкине Борисе Васильевиче, конечно, у которого фирма «Альфа-кофе» и который спонсирует Дом, не сильно, что что-то дает. Зачем-то он получил всего два месяца назад от Мордвиновой дарственную на дачу. И сейчас же передарил её шоферу Володе, беженцу из не знаю откуда. Он там живет с кондитершей Викторией и с её полусумасшедшей бабушкой. Виктория его жена, но нерасписанная, как говорят.

— Зачем Сливкину было связываться с этой дачей? Я-то думала… мы с Маринкой думали сначала, что это какое-то роскошное дорогое строение, но совсем нет — полуразвалюха. Можно чепуху скажу, которая мне вскочила в голову в связи с просмотром одного американского фильма про наркомафию?

— Преобязательно.

— Я видела, что Володя, шофер, приезжает на эту дачу и отливает из фляги в бидон молоко. Он ездит за молоком в совхоз. Видимо, этот совхоз где-то недалеко от этой дачи. Я не видела, как он отливает, он копошился с бидоном и флягой в глубине пикапа. Он вынес бидон из дому. Мне показалось, в нем было что-то… Чувствовалось — тяжелый бидон. А когда отдавал старухе уже с молоком — легкий стал. И еще…. Рядом с дачей гудит междугородное шоссе, а в нескольких километрах аэродром. В американском фильме наркоторговцы тоже пользовались убогой виллой, тоже неподалеку шло шоссе и находился аэродром. Правда, там ещё была граница… Я подумала, но вы не смейтесь, а ведь это очень удобно — серенький такой пикапчик от Дома ветеранов, который ездит то туда, то сюда, везет фляги с молоком, а их никто никогда на дороге не проверяет. Зачем проверять, если накладные на молоко и во флягах оно же? Но ведь в молоко можно опустить что угодно… Когда была компания по борьбе с алкоголизмом, в одном колхозе, мне рассказывали, шоферы в такие фляги клали бутылки с водкой, чтоб милиция не придиралась. Или полную чушь горожу?

— Дальше, дальше, мой генерал!

И я опять говорила, вспоминала, спохватывалась и возвращалась к только что рассказанному, чтобы дополнить его новыми деталями и своими догадками.

— Между прочим, директор предпочитает держать в штате иногородних. Наверное, потому, что они зависимые от него с головы до пят. Между прочим, медсестра Алла по-своему несчастная, она колется… Я так и не знаю, она ли донесла Виктору Петровичу на меня… ну, про золотую цепочку… И Георгий Степанович, ученый старик с бородой, говорил, что сам слышал, как Серафима Андреевна обещала убить Мордвинову. Но это вранье! Тут вранье на вранье! Что еще? Старик один, весь в орденах, может, намекал, а может, просто так сказал, что я на актрису похожа… Может, он догадался, кто я?