Дочки-матери - Знаменская Алина - Страница 78

Строительный переулок был недалеко, у рынка. Он отличался особенно темными дворами и сложной конструкцией подъездов. На каждом этаже возле лифтов имелись подсобные помещения. Рожнов не помня себя долетел до ближайшего дома. Торкнулся в первый попавшийся подъезд — кодовый замок. Следующая дверь — домофон.

Сердце бешено стучало, ныряя в живот. Третий подъезд был обычный, с обшарпанной дверью. Рожнов влетел и остановился внизу. Достал спички и трясущимися пальцами стал зажигать их. Наконец пламя вспыхнуло. На миг осветило клочок подъезда. Никого. Рожнов поднялся на второй этаж. Прислушался. Рядом было тихо. Он уже собирался спуститься, когда услышал откуда-то сверху сдавленный крик.

Рожнов похолодел нутром, но не позволил себе раскрыться раньше времени. Он мягко, подобно тигру, пробрался на этаж выше. Теперь из закутка за лифтом явственно слышалась возня. Вновь Рожнов услышал что-то между писком и стоном. Словно кричать пытался человек с плотно зажатым ртом. Он не разобрал, не узнал Леркиного голоса. Он нутром почуял, что это Лерка.

Рожнов вышел на лестничную площадку. Откуда-то сверху, этажа с седьмого, сочился слабый, еле различимый свет. Рожнов встал напротив двери в подсобку. Он отступил два шага, набрал в легкие побольше воздуха и рванул вперед, вложив в силу удара все свое напряжение, нервы и злость. За дверью кто-то вскрикнул, та едва не слетела с петель.

— Лера! — заорал Рожнов, продолжая бить по замку уже ногой. — Лера, я здесь!

Рожнов вышиб ненавистную дверь и в синем свете луны, глазеющей в окно подсобки, сразу увидел перекошенное от ужаса бледно-голубое лицо дочери. Рот ее был заклеен скотчем. Рожнов это тоже успел разглядеть. Он дернул дочь за руку, и она пролетела мимо него на лестничную площадку, где уже кто-то из жильцов осторожно приоткрыл железную дверь. Рожнов тяжело дышал, бросая удары во все стороны. У него работали руки и ноги. Его тоже били, но он не чувствовал боли. В темноте было не разобрать — кто и что, но Рожнов, как разъяренное животное, нутром существа своего различал тепло человеческих тел, вцеплялся всем, чем мог, и бил, топтал, грыз. И даже когда почувствовал острую, пронзившую его боль в левом боку, он не остановился. Хватал ртом воздух, а руками — ноги обидчиков. Его ударили ножом еще и еще. Но Лерка этого уже не видела, она вылетела из подъезда с диким, душераздирающим криком.

— Мама-а! — кричала она. В высокой, как башня, шестнадцатиэтажке разом вспыхнуло несколько десятков окон. — Ма-ма!

Со стороны проспекта к ней бежала Наташа в пальто и без шапки, а сзади прыгала через сугробы расстегнутая лохматая Аня. С другой стороны дома во двор въезжали две милицейские машины.

Выскочившие из них люди в форме слаженно и быстро оцепили дом, и вывалившиеся из подъезда амбалы сразу попали в руки милиции. Наташа трясла дочь, ощупывала ее, заглядывала в лицо. Лерка была как каменная.

— Там отец… — наконец очнулась она и вдруг завизжала истошно: — Там папка! На третьем этаже! Скорее!

Она ринулась назад, в подъезд, за ней Наташа и Аня. За ними — двое в форме. Лестничную клетку осветили фонарями.

— Папка… — Лерка осела по обшарпанной стене. К ее ботинкам подползала тонкая полоска крови, убежавшая из лужицы, в которой лежал Рожнов. Лерку оттаскивали, а она билась и кричала. Вырывалась, стремясь к безжизненному телу Рожнова. Ее отнесли в одну из квартир, Наташу к мужу тоже не подпустили. Они с Аней сидели возле Лерки и держали ее за руки. Лерку колотило. Подъехавшая “скорая” уже ничем не могла помочь Рожнову. Зато Лерке сделали укол, и она перестала биться в истерике. В этот день для нее кончилось детство.